Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
День мы проводили на море. На удивительно благоустроенном пляже был и пирс, и стоящие рядами под навесами "лежаки" (так сейчас называют шезлонги!). До двенадцати часов я активно плавал, а после полудня, чтобы не сгореть на солнце, отдыхал под навесом.
Развлечений на пляже было немного. До "бананов", парашютов и водных мотоциклов было еще лет двадцать, так что я развлекался игрой в карты и в шахматы. За пару дней мы довольно близко сошлись с нашими соседями по столовой, и время на пляже тоже проводили вместе. Поэтому по разговорам и игре в "подкидного дурака" партнеры у нас были всегда! Степан Захарович и Ирина Петровна людьми оказались очень дружелюбными и общительными. Он работал в Новосибирском главке УВД, а она в горУНО (городском Управлении народного образования).
О себе Степан Захарович распространяться не любил — при всей его общительности, я только и узнал, что он работает в милиции (какая неожиданность!) "кем-то там" в Новосибирском Управлении. Лет ему было за сорок — крепкий, веселый, и совершенно седой мужик — часто улыбается, и знает кучу веселых историй! Недостаток у него, на первый взгляд, один — очень много курит. Но тут приходилось мириться — в санатории курили почти все мужчины... Администрация санатория боролась с этим, как могла. Висели предупреждения и агитационные плакаты о вреде курения, даже делались объявления по громкой связи. Все бесполезно. На Степана Захаровича могла воздействовать только жена. Ирина Петровна ласково говорила: "Степа, иди отсюда со своей вонючкой!" — и супруг, весело улыбаясь, отходил от нас на несколько шагов.
В отличие от мужа, Ирина Петровна была "душа нараспашку" — и вскоре мы с мамой узнали все и про её двух детей, и про годовалую внучку Сонечку. Однако, легко рассказывая про себя и семью, она ни словом не обмолвилась о службе мужа — кроме ожидаемых сетований, что он "пропадает на ней сутками".
С "братьями" и Завадскими мы встретились на второй день отдыха — сходили друг к другу в гости, посмотрели, кто как устроился. А потом за две недели пересекались всего два раза: один раз вечером ходили все вместе в ресторан, и разок я с Лешей и Димоном сходил на аттракционы. Правда, по вечерам созванивались...
Но на эту тему я совершенно не "парился". Парни вырвались "на волю", да еще и с деньгами! Вот у них сейчас, наверное, и идет "охота" на красоток... Мог бы — сам бы поучаствовал! Ну а Коля с семьей — все понятно.
Я наслаждаюсь молодостью... В Ленинграде такого состояния у меня почему-то не было. Наверное, слишком много событий и стресса. А здесь я отдыхал душой! Каждый день, каждяю минута была праздником!
Я обыгрывал на пляже в шахматы взрослых мужиков, многих из которых "в реале" был старше! Я не ленился пробежать полкилометра к торговке за горячей кукурузой, и так же бегом вернуться обратно! Хотя лично мне она в горло, потом, как правило, не лезла... Я не вылезал из моря по три часа, резвясь, как бешеный дельфин. Я выпросил у мамы денег, и купил в спортивном магазине пару пудовых гирь — и теперь тягал их на балконе.
Кстати, "на гири" меня надоумил один из отдыхающих. По утрам на турниках я несколько дней подряд встречал одного и того же здоровенного мужика. По росту он, конечно, уступал "мамонтам", но ширина плеч и проработанность мускулатуры настойчиво наталкивали на мысли о допинге.
Поскольку по утрам на стадионе народу были считанные единицы, то вскоре мы познакомились.
Олег оказался из Москвы, и из нашего же санатория. Разумеется, он тоже служил в милиции, в звании капитана. Мы разговорились, пока оба висели на турнике головой вниз.
Оказывается, никакого допинга — все "натурель", просто гири. Олег оказался мастером спорта по гиревому... спорту! Есть и такой! Он-то мне и написал грамотную "програмку" по нагрузкам с гирями.
Работа с железом быстро показала мне, что пределы выносливости у меня есть, и они уже достигнуты. Я резко сбавил "лишние обороты" — и теперь занимался только бегом, "боем с тенью", плаванием, и самими гирями.
Этим утром я, как обычно, бодро дорысил до стадиона и "встал на дорожку". Народу не было совсем — ночью прошел дождь, он и сейчас накрапывал — и утро выдалось прохладным. Лишь на противоположной стороне стадиона маячила далекая фигура в какой-то бесформенной "толстовке" с накинутым на голову капюшоном, и в мешковатых серых штанах.
Я не стал изменять себе, и бежал в одних спортивных трусах... "от Шпильмана" — красивых, из черного атласа, с заморской надписью "adidas".
В беге главный враг (кроме усталости, пота заливающего глаза, отдышки, боли в мышцах и судорог от усталости) — скука. Я, чтобы не заскучать, придумывал себе различные игровые ситуации. Вот и сейчас вообразил себя марафонцем на Олимпиаде, а бегущего впереди чувака — гадким ниг... афроамериканцем из сборной США.
"Врешь! Не уйдешь..." — прибавив ходу, я пристроился за спиной у "вражины", и повис за ним "хвостом".
"Вражина" мои шаги и дыхание безусловно слышал, но поначалу внимания не обращал — и три круга мы пробежали в прежнем размеренном ритме.
Однако вскоре мое преследование, очевидно, стало его раздражать — что, откровенно говоря, неудивительно! И "вражина", по прежнему не оборачиваясь, ходу ощутимо прибавил.
Я — находясь в хорошей форме, и занимаясь такими пробежками уже почти две недели — вызов с удовольствием принял, и тоже ускорился.
Еще два круга мы прошли очень приличным темпом, и я ни на шаг не отстал. Тогда "вражина" добавил еще...
Для меня это уже был предел, но я, "сцепив зубы", держался. Впрочем, это только такое выражение — пасть у меня была распахнута, "залетай — не хочу", и дыхание уже напоминало скорее хрип загнанной лошади.
Однако в таком темпе наша пара прошла еще три круга. А я до сих пор не слышал его дыхания!
"Не может же он быть железным. Еще чуть, и он остановится... Стой же, падла!"
Но "падла" мало того, что проигнорировала мой призыв — так, словно в насмешку, прибавила еще!
Это был конец моему тщеславию. Я конечно тут же рванул вперед, как только между нами стало увеличиваться расстояние — но вперед рвануло только тело. Ноги уже не могли. Я растянулся на дорожке, уткнувшись носом в одну из многочисленных луж.
Сил подняться не было, легкие не могли накачать необходимый объем кислорода. Я лежал носом вниз, и хрипло пытался отдышаться.
Рядом раздались чавкающие по лужам шаги.
"Ясно, кто... "Вражина и падла" вернулась! Поторжествовать...".
Чужая рука взяла меня за плечо и перевернула лицом вверх.
"Тесен мир..."
— Ну... здравствуй... Вера!..
Девушка отскочила с такой прытью, как будто увидела какую-то опасную гадину.
— Зашибись... — пробормотал я, и снова перевернувшись лицом вниз, попытался подняться. С немалым трудом, но удалось....
Опять стал накрапывать мелкий дождь. Вера как стояла молча с первой минуты, как меня увидела, так и продолжала молчать. Капюшон упал с её головы, когда она отскакивала от меня, и я мог видеть, что этот "забег" для нее тоже не прошел бесследно.
Яркие пятна румянца на щеках, учащенное дыхание, и волосы, прилипшие от пота ко лбу. Как же она красива... "вражина"!
Поймав мой взгляд, "вражина" ожила, и выдала:
— Ты меня выслеживаешь?!
В голосе только враждебность и неприязнь. О как!..
"Ну, я тебе не психиатр, дура закомплексованная". Во мне поднялась волна раздражения. "Все-таки, взрослая девица... Журналист, мать ее! Как можно настолько не дружить с головой?"
Со всей возможной страстью и болью в голосе, я выпалил:
— Вера, я не могу жить без тебя!.. Я убежал из дома, и уехал за тобой... в Москву, а теперь в Сочи! Все это время я живу в чужих подъездах... лишь бы видеть тебя! Хотя бы издали!!! Я знаю даже помойку... на которую ты выносишь мусор!
Дыхание еще не восстановилось — мне приходилось судорожно втягивать в себя воздух, делая паузы в "любовном" монологе. Поэтому получилось "очень даже". На мой взгляд!
Я закрыл лицо руками, и мои плечи вздрогнули.
Молчание. Жаль, не вижу её лица. МХАТовская пауза, едреноть!
Наконец звучит абсолютно потерянный Верин голос:
— У нас мусоропровод...
Опускаю от лица руки, и вежливо интересуюсь:
— Ты что, совсем охренела?! Ты всерьез рассчитывала на такой ответ?!
Стоит, бессмысленно хлопает глазами.
— Я тут живу. В санатории МВД. Щелоков путевку дал. Здоровье поправить. — говорю короткими фразами — дыхание еще не вернулось, — И тут бегаю уже две недели...
Стоит и молчит. Дождь припустил сильнее.
— У тебя все?
Пристально на меня смотрит. Но, как я уже говорил ранее, мне все эти "гляделки" пофиг — не такие на меня свои "зенки пучили". Пожимаю плечами:
— Как ты — так и к тебе...
Она поворачивается спиной, накидывает на голову капюшон, и уходит в пелену уже вовсю разошедшегося дождя.
— Вот так же и я уходил от твоей квартиры, когда милая тетя сказала мне, что "Вера тут больше не живет"!!! — уже не сдерживаясь, ору ей вслед.
Внезапно и оглушительно по ушам бьет раскат грома. Кажется, что эхо от него еще несколько секунд звучит в голове. Как по команде, дождь превращается в южный ливень. Сплошной поток воды обрушивается с небес, стоит гул от разбивающихся о землю струй...
Я ковыляю, припадая на обе ноги, до ближайшей "болельщицкой" лавки, и ложусь ничком. Поток воды лупит по всему телу, как душ Шарко. Долго лежу, не двигаясь. Совсем не холодно — наоборот, как-то животворно, что-ли...
В голове совершенная пустота. Нет ни ненависти, ни злобы, ни разочарования — никаких чувств. Эта вода вымывает из меня даже физическую усталость.
Мне... не хорошо... Мне НИКАК. А никак — это тоже хорошо. Ни боли, ни страдания, ни торжества. Спокойно.
Переворачиваюсь на спину. Теперь дождевые струи лупят уже по голому брюху. Лицо и рот приходится прикрыть ладонями — дождь такой... плотный, что иначе трудно дышать. Как же спокойно! Нет, не так... КАК ЖЕ СПОКОЙНО. Без эмоций. Просто констатация безмятежности.
* * *
Не заболел. Даже рядом не было ничего похожего.
Эмоционально тоже переболело и как-то успокоилось...
Да и другие эмоции подоспели! В нашем "ментовском" санатории, оказывается, проводились "дэскотэки"!
Точнее, я и раньше о них знал, просто с одной стороны — чего мне там делать, а с другой — вечером мы ложились спать довольно рано, так как за день я сильно выматывался. К тому же по вечерам у меня начинали ныть колени, а в лежачем положении и с компрессами все было более-менее терпимо.
Поначалу я конечно испугался, что перенапряг свой детский организм. Да и за гири, видимо, зря взялся — и, втайне от мамы, решил сходить к хирургу.
Когда мы только приехали в "Салют", то как и все заезжающие, пошли оформляться в "регистратуру". Все-таки это был не отель, а медицинское заведение. Там толстая и противная тетка в белом халате стала требовать с нас какие-то справки, и угрожать, что без них она нас не заселит. Мамины объяснения, что ни про какие справки нас не предупредили, и что необходимых врачей мы можем посетить тут, тетке были "глубоко по барабану". В ответ неслось: "Вот кто вас не предупредил, тот пусть сам и заселяет к себе в квартиру — а я принять в санаторий, без медицинских справок с места жительства, не могу. Может вы больные и заразные, может у вас противопоказания к нашему лечению — и нести ответственность за ваши жизни я не собираюсь!".
Мама начала закипать, и "градус беседы" поднялся теперь уже обоюдно.
Я понял, что пора вмешаться — и подойдя к регистратуре, спросил у второй регистраторши, безучастно наблюдавшей за разгорающимся скандалом, откуда можно сделать междугородний звонок.
Мой тихий и спокойный голос — на фоне начавшейся перепалки — привлек внимание обеих сторон противостояния. Мама довольно возбужденно поинтересовалась, куда я собрался звонить.
— Мам, чего ты нервы треплешь? Я сейчас просто позвоню в приемную Щелокова — ведь это он про справки не предупредил — вот пусть там и решают.
Регистраторша, которую я спросил про межгород, подошла к столу, где толстуха разложила наши документы, и мельком на них взглянула. Потом безукоризненно вежливо попросила маму обождать, "потому что сейчас мы все решим".
Минут через пять в её сопровождении чуть ли не бегом появился довольно приятный, круглолицый мужик в синем в полоску костюме. Узел галстука был ослаблен и сбился набок, мужик дожевывал на ходу, и одновременно тихо что-то говорил приведшей его регистраторше.
Мама, не растеряв запала "разборки", энергично встала и попыталась что-то начать ему объяснять. Но тот, галантно захватив мамину руку, представился "Михал Афанасичем", и предложил показать нам наш номер. Затем повернулся в сторону регистратуры, и голосом, не подразумевающим возражений, произнес:
— А Амброзия Рекордовна пока оформит ваши путевки!
Я сдавленно хрюкнул, и не особо-то стараясь сдержаться, заржал...
Чуть попозже я узнал, что Михаил Афанасьевич Киселев — полковник медицинской службы и главный врач санатория, а толстая "Амброзия" — этническая гречанка, поэтому у нее такие непривычные имя и отчество.
Все это рассказал и объяснил сам Киселев, в процессе показа номера и последующего знакомства.
— Поняяяятно... — протянул я, плюхнувшись в кресло и проверяя подпрыгиванием его мягкость, — Но свои извинения я передавать ей не буду — очень противная тетка...
— Вить! — попыталась меня одернуть мама.
— Хотя, откровенно говоря, — это она уже Михаилу Афанасьевичу, — сын прав — очень неприятная дама. Главврач рассмеялся, и затушевывая конфликт, начал рассказывать об оздоровительных процедурах, грязевых ваннах, распорядке дня и развлекательных мероприятиях. Собственно, тогда я в первый раз и услышал о местной дискотеке, хотя Киселев произнес слово "танцы"!
Вот со своими "ноющими" коленями я к главврачу и отправился. Конечно, можно было обратиться и к нашему с мамой лечащему врачу — но я рассудил так: раз был "косяк" со стороны главврача по отношению к "протеже самого министра", то вот пусть теперь и исправляет. Тем более, что Киселев сам предлагал обращаться к нему в случае любой надобности.
В приемной главного врача сидела очень строгая на вид секретарь — худощавая дама средних лет с высокой начесанной прической, которая абсолютно не собиралась меня пускать к своему шефу.
— По всем вопросам, мальчик, пожалуйста обращайся к своему лечащему врачу — а главный врач сейчас очень занят. — сказано это было совершенно непреклонным тоном.
— Непременно так и поступлю. — покладисто согласился я, — Просто если главврач не занят сильно-сильно, так, что прям не продохнуть — то доложите пожалуйста ему, что моя фамилия Селезнев, я из номера четыреста восемнадцать, и хочу попасть к нему буквально на минуточку.
Секретарь главного врача оказалась намного умнее толстой Амброзии из регистратуры: там, похоже, тоже были обо всем предупреждены — иначе вторая регистраторша не ломанулась бы звать главврача, мельком взглянув на документы. Что она там могла увидеть за секунду, кроме фамилии?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |