Волчий Пасынок: Чудовище Каоле

Это было главное оружие четверки — жала мантикор, самых ядовитых и смертельно опасных существ на всем Таннасе. Одного попадания яда на кожу было достаточно, чтобы отправить на тот свет самого сильного человека. Яд мантикор был настолько силен, что разъедал даже дерево и кожу, как кислота, какой кузнецы травят металлы. К слову сказать, и не всякий металл мог ему противостоять достаточно долго. Четверка убедилась в этом на собственном опыте. В Добальтарском мальберате они потеряли слонорога, к спине которого был приточен тогда еще медный ящичек, где хранились похищенные жала. Яд проел дно ящика толщиной в полмизинца и убил громадное животное.

Охота на мантикор считалась одним из самых опаснейших занятий на свете, поединком со смертью. Слишком уж часто охотники становились жертвами.

Ни Черная, ни ее спутники, понятное дело, сами на этих существ никогда не охотились. У них был другой профиль. Более того, они даже не видели мантикор воочию — разве что на гравюрах. Правда, изображения крылатых львов со скорпионьими жалами вместо хвостов мало соответствовали действительности. Впрочем, какая разница? Главное, им удалось добыть эти жала в предприятии ненамного менее опасном, нежели охота. И теперь в распоряжении пестрой компании убийц было убийственное оружие, способное отправить на тот свет любое Чудовище, каким бы огромным и сильным оно не было. Всего одной царапины хватало даже таким большим созданиям, как слоны и слонороги! Навряд ли организм Чудовища сумеет перебороть порцию яда, которую получит, когда мантикоровы копья войдут в его плоть по самое древко!

Тощий осторожно приблизился к подозрительному месту, вытянув вперед свободную руку с развернутой пустой ладонью. Пальцы его подрагивали от сконцентрированной силы, ударом которой колдун должен был отшвырнуть с пути отряда врага, чтобы затем два главных бойца — Черная и Цикса — тут же налетели на него, ошеломленного волшбой, и разделали, словно тушу на бойне.

— Что там? — нетерпеливо спросил великан, жадно вглядываясь во тьму.

Копье и топор в его руках так и просились в дело.

Тощий молчал.

— Ну чего?! — дурманящий голову сок ватго подогревал агрессивность Циксы.

Ему жутко хотелось сразиться с тварью, о которой ходило столько слухов. Хотелось всадить в нее топор — так, чтобы через древко ощутить ладонями как крошатся под сталью кости. Чужая боль отвлекала от боли собственной.

— Тише. — прошипела Орин.

Тощий медленно повернулся. Черная увидела, как опустились напряженно вздернутые плечи колдуна и с разочарованием сплюнула сквозь зубы.

— Пусто.

— Ничего. — натянутым голосом подтвердил ее догадку Тощий. — Просто кладка осыпалась от ветра и времени.

Орин и циклоп расслабили напружиненные мышцы. Черные ножи прекратили вращаться в пальцах Кашля и вернулись в ременные петли на поясе.

— Тьфу ты! — ругнулась Черная. — Чуть не обмочилась. Эти развалины действуют мне на нервы.

Остальные воззрились на нее с удивлением. Орин боится? Представить такое было труднее, чем поверить в ее невинность. В это, к слову сказать, ни Кашель, ни Тощий, ни Цикса не верили, хотя ни одному из них не перепало.

Затянувшуюся было паузу нарушил басовитый голос циклопа. Великан отпустил шутку, настолько сальную, что Тощий даже покраснел.

— ... смотри одноглазый, секану тебе промеж ног мечом, будешь потом над такими шутками плакать... скучая по своим причиндалам! — вызверилась на него Черная. — Ну, че уставились?! Вперед!

Сохраняя достоинство, Цикса еще пробурчал что-то по поводу добродетели Орин, но сделал это достаточно невнятно, чтобы все могли в свою очередь сделать вид, будто не разобрали его слов. Следуя примеру Тощего, он подобрал отброшенный чехол с наконечника-жала — толстенный, сшитый медвежьими жилами конус, обработанный изнутри так, чтобы сопротивляться яду как можно дольше — и начал прилаживать его на копье. Громадный, неуклюжий на вид циклоп, способный своими дубиноподобными пальцами завязать гвоздь в узел, действовал при этом осторожнее, чем гном-ювелир, освобождающий последнюю грань драгоценного камня. Впрочем, с ядом мантикор иначе обращаться было просто невозможно.

* * *

Волчий Пасынок легко и ловко передвигался по каменным завалам. В уголках его губ залегли жесткие складки. Ураниец чувствовал, что Каоле, этот таинственный, мертвый в понимании человека город живет. Живет той страшной, противоестественной, мистической жизнью, какой живут трупы, поднятые из могил некромантами. Даже скорее не жизнью — а ее жутким подобием.

Обычно оставленный людьми город не умирает до конца. В него вторгается иная жизнь — дикая, первозданная. Она душит человеческие строения арканами плющей, дырявит фундаменты тоннелями нор, разрывает каменную кладку корнями деревьев и кустарников, превращает развалины домов, дававших приют людям, в берлоги диких животных. Однако с момента своего проникновения в Каоле Гай Канна не заметил ни одного зверька, не услышал ни одной птицы, или, на худой конец, обязательной для любой развалины летучей мыши. Здесь не было животных и птиц. По крайней мере, обычных. Зато периодически Волчий Пасынок кожей чувствовал интерес, проявляемый к нему из самых темных углов, из самых потаенных и мрачных скопищ теней. Не взгляд, не высверливающее спину меж лопаток горение чужих глаз, но именно интерес. Невнятный. Туманный. Голодный?

Два или три раза за спиной он слышал булькающие звуки и влажное шлепанье, как будто что-то большое и склизкое переваливалось через камни. Один раз ему точно удалось зацепить взглядом смазанное движение в темноте. Одна из четких, контурных теней, прорисованных на фоне черно-синего неба, колыхнулась и расплылась, исчезнув из вида, слившись с зубчатой кромкой осыпавшейся стены.

Гай замер и некоторое время чутко ожидал нападения, водя клинком в воздухе, но ничего не произошло. Потом ему показалось, что он услышал негромкий шум, словно мягкое одеяло проволокли по камням. На всякий случай Канна наклонился и, набрав горсть камушков, принялся посылать их в темноту сильными щелчками пальцев. Эти импровизированные метательные снаряды звонко цокали, ударяясь об остовы мертвых домов. Ни во что подозрительное он не попал.

Волчий Пасынок двинулся прочь, стараясь не выпускать из вида опасное место. Он перемещался, ожидая преследования, полуразвернувшись, боковым зрением наблюдая за тем, что делается позади... И все же его бдительности не достало, для того, чтобы вовремя заметить опасность и увернуться от внезапного нападения. Яростный бросок (темнота выплюнула из своего черного нутра этот беззвучный и упругий, как мяч, сгусток!) и увесистый удар в грудь застали его практически врасплох. Канна успел увернуться ровно настолько, чтобы этот удар не сбил его с ног, но, достав на излете, только отшвырнул в сторону.

Впечатавшись спиной в каменную кладку и ощутимо получив по уху и плечу некстати свалившимся сверху булыжником, Волчий Пасынок не стал тратить время на то, чтобы восстановить сбитое дыхание. Он отчаянно вывернулся и по-кошачьи вспрыгнул на ту же стену, о которую ударился. Благодаря этому маневру Канне досталась секундная передышка — неведомое существо искало, куда делась его жертва. Ее вполне достало на то, чтобы полностью оправиться от внезапной атаки. Тугой узел, возникший в районе солнечного сплетения, распутался, легкие втянули промозглый ночной воздух. Гай даже успел поудобнее перехватить меч. Присев на напруженных ногах и выставив перед собой короткий клинок, он приготовился к новому броску. Стена крошилась, шаталась и рассыпалась прямо под подошвами сапог. Но Гай был Волчьим Пасынком и удержать равновесие для него не представляло сложности. Это даже не отвлекало внимания от темной твари, сгрудившийся в темноте.

Существо снова вынырнуло из мрака. Даже скорее — вылетело. Гай успел разглядеть смазанное в стремительном броске тело твари — белесое, бесформенное, похожее на сугроб. Вот только никто не видел, чтобы сугробы бросались на людей! Да еще так быстро!

Канна подпрыгнул. Стена, едва устоявшая после того, как Волчий Пасынок стукнулся об нее спиной, не выдержала таранного удара твари, и с грохотом осыпалась. Гай приземлился позади существа на падающие, шевелящиеся, гигантскими жуками наползающие друг на друга булыжники. Он чуть было не вывихнул ногу в лодыжке, но, хвала Утре! обошлось. Разворачиваясь, Волчий Пасынок рубанул врага со всего маха и почувствовал упругое сопротивление рассекаемой плоти. Тут же что-то влажно булькнуло. Скорее интенсивно, нежели сознательно Гай шатнулся в сторону, и сгусток ядовитой слизи, выблеванной монстром, пролетел мимо. На этот раз Волчий Пасынок хорошо разглядел своего недруга — крупное, бесформенное слизнеобразное существо. Назвать его просто гигантским слизнем было трудно из-за четырех длинных отвратительно голых, маслянисто блестящих щупальцев. Уранийский меч поразил это ползающее безобразие прямо в основание округлой, почти не угадывающейся по очертаниям головы (была ли у него шея Гай так и не смог понять). Слизь обильно текла из раны и густела прямо на глазах. Канна понял, что еще несколько мгновений, и она просто затянет получившийся разрез, сведя результат его удачной атаки к нулю.

Прикинув длину тяжелых и гладких щупалец, Волчий Пасынок собрался было броситься на слизня и довершить начатое, но монстр опередил его. С удивительной скоростью скользя по камням на своем брюхе, слизень атаковал его, молотя в воздухе щупальцами. Свистя в опасной близи от извивающегося в пируэтах Гая, они со звонким щелканьем разбрасывали в разные стороны булыжники, величиной с голову уранийца. Канна знал, каким опасным оружием может быть кнут в умелых руках, но щупальца отвратительного создания были куда опаснее! Тяжелые, словно залитые расплавленным свинцом шланги, они могли запросто отбить ему все внутренности одним ударом! превратить их в кровавую кашу!

Будь при нем меч из стальгородского булата — тот самый, что велел оставить аль`Растум, Канна расправился бы со слизнем в два счета. Достаточно было просто напрочь ссечь стальной бритвой эти страшные щупальца. Но, увы, меч остался у предводителя шайки, а с такой железной болванкой, как у него сейчас, даже этот монстр представлялся весьма грозным противником. Волчьему Пасынку пришлось пустить в ход всю свою ловкость и все мастерство, чтобы не попасть под удар. При этом Гай не прекращал своих попыток приблизится к существу на расстояние удара мечом. Выгибаясь в отчаянном танце, он вертелся вокруг твари — подвижной, несмотря на свои размеры и слизнеподобность, выжидая момента, чтобы поразить ее одним точным убийственным ударом. Наносить не смертельные раны этому созданию, судя по всему, было бесполезно.

Он дождался. И ни одно щупальце не задело Волчьего Пасынка, когда он бросился вперед, сошелся со слизнем вплотную и практически полностью срубил шишковидный отросток, имитирующий голову. С противным жирным чавканьем меч вырвался из губчатой массы. Когда Волчий Пасынок отскакивал назад, одно из щупалец, молотящих в агонии, все же зацепило его. Гай успел подставить плечо, и удар, который мог бы смять ребра уранийца, точно прутики, обошелся ему в один громадный синяк. Он даже успел сгруппироваться и упал сравнительно удачно, ободрав лишь локоть и колено и, разрезав острым осколком камня кожу на подбородке. Все кости остались целы, а левая рука, хоть и повисла на какое-то время плетью, должна была быстро прийти в норму.

Слизень умирал ужасно долго. Он дергался, хлюпал, оглушительно громко молотил по камням, сгребал их скручивающимися в агонии щупальцами и разбрасывал по сторонам с силой, достаточной, чтобы проломить человеку голову. Лишенное того жалкого подобия мозга, что ссек своим мечом Волчий Пасынок, это огромное тело никак не хотело смириться со смертью. Яростно колотясь в агонии, оно, казалось, могло бы отпугнуть саму Единственно Бессмертную. Какое-то время Гай пристально наблюдал за конвульсиями слизня. Его раны были незначительны, а кровотечение он остановил сразу же. Кровь из мелких порезов и ссадин Волчьи Пасынки могли прекращать одним усилием воли.

"Это и есть Чудовище Каоле?" — думал Канна, мимоходом уклоняясь от летящих во все стороны булыжников. Верилось с трудом. Несмотря на свои устрашающие размеры и грозные щупальца, слизень был недостаточно силен, чтобы расправится с группой из трех-четырех хорошо вооруженных людей. А в Каоле, если верить словам аль`Растума, хаживали целые отряды головорезов. В слизне даже не было ничего сверхъестественного. Обычное живое существо, мутировавшее из-за сильных магических эманаций, источаемых руинами.

Волчий Пасынок на секунду отвлекся от умирающего создания и обтер о штаны липкую от крови руку. Оказывается, щупальце было вооружено чем-то вроде присоски и содрало с плеча — вместе с рукавом колета — клочок кожи. Губы Канны сурово поджались — ураниец испытывал недовольство собой. Противник был не настолько серьезным, чтобы так разукрасить Волчьего Пасынка.

Внезапно ощущение движения где-то сбоку коснулось тонко натянутых нервов Гая. Волчий Пасынок поднял меч, сделал несколько шагов назад и в сторону, отвел руку с клинком назад и затаился, превратившись во взведенный арбалет, вибрирующий от готовности выбросить из себя смерть. Движение повторилось, и на этот раз Канна сумел зафиксировать его взглядом. Он легко разгадал в бесформенной тени, приклеившейся к стене полуразрушенного дома еще одного слизня — вероятно, точную копию того, что колотился в агонии. Гай мягко сместился в сторону, выбирая более удобный и короткий путь для атаки, но тут же остановился. Боковым зрением он зацепил еще одну тень, колыхнувшуюся в темноте.

Слизней тут было несколько! Может быть даже целая колония! И все они сползались, привлеченные агонией своего собрата.

Здраво оценив ситуацию, Волчий Пасынок предпочел избежать боя. Ему очень не хотелось оставлять за спиной живых противников, но слизни слишком хорошо умели скрываться в темноте. Он развернулся и побежал, чутко вслушиваясь в происходящее, готовый мгновенно обернуться и контратаковать. Твари не пытались преследовать человека. Занятые громким шумом, производимым умирающим собратом, они подбирались к нему с откровенно каннибальскими намерениями и просто проигнорировали бегство человека.

Волчий Пасынок успел пробежать почти квартал, когда тело смертельно раненного слизня, наконец, стало содрогаться медленно и слабо. Собравшиеся вокруг существа одной с ним породы, подползли совсем близко, в нетерпении суча щупальцами.

* * *

Четверка прошла еще с полквартала. Вернее сказать — продралась. Данная часть города пострадала сильнее, нежели остальные. Почти не сохранилось целых стен. Улицы были так густо засыпаны обломками камня и сгнившими, рассыпающимися в осклизлый тлен обломками дерева, что не угадывались даже при пристальном изучении окрестностей. До этого команда убийц предпочитала не пользоваться факелами, обходясь одной маленькой масляной лампой, которую нес Тощий. Однако сейчас, опасаясь запутаться в лабиринтах разрушенных улиц и сбиться с пути, они были вынуждены зажечь их. Теперь каждый держал в свободной руке пылающий смолистый факел, и вся четверка, тащившаяся среди камней и древесной трухи, была для обитателей мертвого города (конечно, если такие были) как на ладони.