Известно также, что он с отвращением относился к идее точного измерения времени. В проповеди, посвящённой исламскому календарю, основанному на лунных месяцах и тем самым непригодному к практическому использованию, он восхвалял Аллаха и Пророка за то, что религиозный лунный год не совпадает с солнечным и тем самым стоит 'выше времени мира'. Эти же соображения объясняют загадочную фразу 'часы подобны собаке[9]', сказанную аль-Махди своему соратнику, шейху Рахматулле, который появился перед ним с дорогими часами на руке. Стоит также заметить, что через два месяца шейх Рахматулла умер при неясных обстоятельствах.

Этому не противоречит тот факт, что аль-Махди создал и ввёл собственный календарь. Судя по всему, он ненавидел время по той причине, что оно не подчинялось ему лично (поскольку аль-Махди ненавидел вообще всё, что ему не подчинялось). Календарь, установленный им самим, создавал иллюзию власти над временем. Это подкреплялось тем, что он имел возможность по своему произволу удлинять год, добавляя к нему дополнительные семь дней. Это было нужно чтобы уравновесить слишком короткий 52-недельный год, составлявший 364 дня. Каждый раз, удлиняя год, аль-Махди произносил по этому поводу длинную проповедь, полную обличений 'кафиров и мунафиков'. Вот типичный отрывок из телевизионной проповеди на увеличение 11-го солнечного круга до 53 недель:

'По воле Аллаха я дарую вам ещё одну неделю года, чтобы вы склонились перед Аллахом и были благодарны ему за продление своих дней... Воистину, Аллах снисходителен даже к кафирам и мунафикам! Он дарует им время, чтобы они покаялись и обратились к Исламу. Аллах не хочет их гибели, ибо Он — ибо Аллах — Милостивый, Милосердный! Но сердца их стремятся к гибели, и они не ходят путями Аллаха! Они потратят драгоценные дни на то, чтобы укрепиться в своём неверии...' и т.п.

Итак, можно сделать несколько предварительных выводов. 'Время' аль-Махди понимал прежде всего как систему исчисления времени, практически отождествляя первое и второе. Он в самом деле считал, что, продлевая календарный год, он дарует кому-то 'дополнительное время'. Далее, к системам исчисления времени, которые он не контролировал, аль-Махди относился враждебно. И наконец — аль-Махди неоднократно обещал, что уничтожит 'время кафиров и мунафиков'. Он серьёзно относился к своим словам и обычно подкреплял их делом.

Что касается отношения к радиопередатчикам, передающим сигналы точного времени, то мне удалось выяснить вот что. В приложении к биографии аль-Махди, принадлежащей перу Дж. Омма*, содержится список сочинений, на которые аль-Махди когда-либо ссылался или цитаты из которых прослеживались в его речах. В число последних входит книга пресловутого Александра Дугина 'Суть времени'. Это сборник поздних лекций автора, подготовленных для Московского Университета, но в итоге прочитанных на французском языке в Сорбонне и изданных там же. Как известно, аль-Махди (тогда ещё — Андреас Шульце) учился в Сорбонне и немало времени проводил в библиотеке, изучая в основном труды радикальных мыслителей всех направлений.

Аль-Махди прочёл книгу Дугина весьма внимательно: Дж. Омм выявил в речах и сочинениях аль-Махди 22 прямые или косвенные цитаты из неё (разумеется, без ссылок — аль-Махди ссылался только на исламские источники).

Однако сейчас речь пойдёт о месте, на которое аль-Махди не упоминал ни прямо, ни косвенно, несмотря на то, что, несомненно, прочёл его. Речь идёт о конце шестой лекции — 'Homo demens и экзистенциальная недостаточность'.

Там сказано буквально следующее:

'Подлинным гимном западной цивилизации — цивилизации всепобеждающего расчёта, цивилизации Меры, Веса и Числа — является не 'Ода к радости', а сигналы точного времени. Не живой свет Солнца и звёзд, рождённый синтезом, теперь отмеряет наши годы, а смерть вещества, распад материи в атомных часах. Это подлинный триумф смерти, триумф машины... Духи злобы поднебесной ликуют, когда слышат эти гудки, воспевающие торжество Мамонны и Велиала, торжество дьявольщины... Передаём сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует смерти Бога и Человека.'

Оказали ли эти слова — написанные, в общем-то, скорее ради риторического эффекта — влияние на аль-Махди? Вполне возможно. Разумеется, они послужили скорее поводом, чем причиной: впечатление может вырасти в убеждение лишь в удобренной почве. Отношение исламистского диктатора ко времени определялось системными свойствами его мировоззрения, а не случайными фразами из случайной книги. Скорее наоборот — эти слова нашли отклик, поскольку соответствовали его внутренним интенциям.

Так или иначе, мы можем сделать вывод: атака исламистов на передатчики сигналов точного времени имела не столько прагматические, сколько религиозные причины.

[примечания публикаторов]

* Вероятнее всего, имеется в виду издание: Evolution of the Militant Jihad Doctrine and its Practical Application, vol. I-III — USAA, Port Stanley: National Declassification Center, +Sat+ [2003 Ʉ].— М.Г.

* Имеется в виду книга: J. Omm. Al-Mahdi and his Struggle. — USAA, Port Stanley: Fenix Publisher, +Lib+ [2002 Ʉ]. — М.Г.

VI. Ситуация в Ресурсной Федерации

Рассмотрев положение дел в Халифате, стоит обратить внимание на страну, в которой родились и выросли Малер и Зарифуллин. То есть — уделить внимание дополуденной Ресурсной Федерации.

Здесь читатель, скорее всего, остановится, пытаясь вспомнить, о чём вообще речь. В школьных учебниках об этом политическом образовании не говорится. Вместо этого говорят и пишут о 'Восточной Сибири — колыбели революции', об Урале, о Дальнем Востоке и т.п. Иногда упоминается Нечерноземье, или уничтоженные в Полдень города — Москва, Санкт-Петербург и другие. Известно, что на этих территориях располагался когда-то Советский Союз (социалистический), впоследствии от него отделилась часть территорий, а он сам перешёл в 'буржуазный постсоветский период'. О жизни в этот период существует не очень значительная, но вполне доступная литература. И тем не менее мы обычно не воспринимаем всё перечисленное как нечто целое и даже не считаем нужным помнить имя этого целого.

Это объяснимо. С точки зрения международной политики Ресурсная Федерация была юридической фикцией, за которой не стояло ничего, кроме интересов нескольких враждующих государств, которые не смогли или не захотели разделить между собой данную территорию. С точки зрения правовой и административно-территориальной это пространство было разделено как минимум на два больших анклава с разным политическим и правовым режимом. Можно считать, что эти земли в какой-то мере объединял язык и некоторые элементы общей культуры, но этого явно недостаточно.

Что касается специалистов-историков, здесь ситуация иная. Ресурсная Федерация как политический феномен — своего рода pons asinorum — или, как изящно выразился З. Мокрец в своей известной статье, пробирный камень*— любой исторической теории. Это касается и Теории Исторических Последовательностей в существующем её изводе. Если говорить откровенно, в этом вопросе она ощутимо пробуксовывает.

Сказанное никоим образом не бросает тень на достижения ТИП. Как справедливо отметил теоретик науки Л.Ю. Фаенсон, 'факты не могут опровергнуть теорию, если нет другой теории, которая объяснила бы их лучше... разумная исследовательская стратегия — объяснять объяснимое, используя потенциал имеющейся теории и откладывая необъяснимые ею явления во 'внутренний архив' до того момента, пока теория не разовьётся достаточно, чтобы браться за трудные и спорные задачи'. Солидаризуясь в целом с этой точкой зрения, я могу лишь добавить, что и слишком долгое пребывание фактов во 'внутреннем архиве' тоже не может быть терпимо. Я убеждена, что будущее — за синтезом разных направлений, который радикально обновит ТИП и приведёт к решительному пересмотру многих устоявшихся представлений.

Однако сейчас мы не ставим перед собой подобных целей. Ограничимся кратким обзором тех фактов и обобщений, которые можно считать адекватными предмету. Иными словами: мы хотим показать читателю тот мир, в котором родились и прожили жизнь Малер и Зарифуллин[10].

В дополуденную эпоху 'Ресурсная Федерация' представляла собой квазигосударство, две части которого — 'европейская до Урала' и 'азиатская за Уралом' — контролировались Кавказом и Китаем под патронажем Британии[11] и глобального Запада в целом. Третьим компонентом была транспортная сеть, осью которой была высокоскоростная грузопассажирская трасса Владивосток — Мадрид и её ответвления. Фактически трасса была экстерриториальна и подчинялась консорциуму, за которым, видимо, стояли западные правительства и крупные транспортно-логистические корпорации.

Подобная конфигурация власти возникла благодаря решениям Второй Рейкьявикской конференции по Северной Евразии. В силу ряда причин формальный раздел территорий был признан нецелесообразным[12], поэтому было принято решение о формальном сохранении единого государства (после передачи наиболее ценных, с тогдашней точки зрения, территорий Украине, Германии, Латвии, Японии и ряду других государств) с правительством в г. Москве.

Название 'Ресурсная Федерация' было выбрано из соображений политической корректности — чтобы подчеркнуть отсутствие преемственности с другими государствами, некогда существовавшими на этой территории,

Система власти была устроена следующим образом. Все вопросы экономической эксплуатации территорий решались в Лондоне и Пекине. Военно-политический контроль осуществлялся рядом частных военных компаний мирового класса, чьё вооружение и боевой опыт качественно превосходили туземный уровень[13].

Что касается жизни аборигенов, то здесь была реализована крайне своеобразная система, которую можно назвать этноконфессиональным плюрализмом.

В Преамбуле к Основному Закону Ресурсной Федерации было сказано: 'Ресурсная Федерация есть суверенное федеративное многонациональное многокультурное и многоконфессиональное государство с традиционной формой правления. Вся власть в Ресурсной Федерации принадлежит населяющим её религиозным объединениям'.

Несмотря на то, что Основной Закон РФ не играл никакой роли в реальной жизни РФ[14], эти слова довольно точно выражали суть существующих в ней порядков. А именно: РФ была разделена, территориально и социально, на зоны влияния разных этнорелигиозных и этноконфессиональных групп, объединённых совместной эксплуатацией природных и человеческих ресурсов территории. Что касается 'традиционной формы правления', под этим подразумевалось, что каждая из этих групп имеет свою религиозно-этническую юрисдикцию и управляется ею, а отношения между юрисдикциями определяются исторически сложившейся иерархией таковых.

Выше всех стояли мусульмане и шариатское право. Все отношения мусульман и немусульман регулировало оно же — за исключением отношений с китайцами, пользующихся экстерриториальностью. Территории, контролируемые китайцами, были выведены из общефедеральной системы и управлялись частично законами КНР, частично китайским обычным правом.

Это последнее обстоятельство служило для мусульман источником фрустрации и недовольства. Согласно мусульманским представлениям, территория, на которой не господствует шариатское право, не является полностью мусульманской страной[15]. Более того, аль-Махди неоднократно заявлял, что не считает РФ частью исламской уммы (в отличие, скажем, от Швеции или Норвегии, признаваемой исламскими странами)[16]. Последующие события подтвердили это: в Полдень ядерными ударами была разрушена не только 'китайская', но и 'мусульманская' часть Федерации.

Тем не менее, в эпоху существования РФ мусульмане господствовали в западной части страны, а в восточной — пользовались очень серьёзным влиянием, с которым были вынуждены считаться даже китайцы.

Уровнем ниже мусульман и китайцев находились так называемые национальные общины, контролирующие определённые части территории РФ. Стоит отметить, что слово 'национальный' можно было официально использовать только по отношению к ним[17]. Они управлялись национальными юрисдикциями, оформленными как религиозные конгрегации. Например, буряты были подчинены Бурятской Линии Священной Религии Бон, а дальневосточные корейцы — Корейской Евангелической Церкви. Иерархия национальных общин не была стабильной и всё время пересматривалась, в зависимости от того, кого считала нужным в данный момент поддерживать мусульманская верхушка.

Основанием всей этой пирамиды были православные — то есть жители РФ, приписанные к ПЦ МП[18].

Стоит отметить, что приписка к православной церкви происходила по остаточному принципу: туда записывали всех, кого не признавали своим никакие другие группы. Выписаться из православных по собственной воле было невозможно. Дети православных считались православными. Все юрисдикции препятствовали приёму православных в другие конфессии, особенно в мусульманство.

Об этом скажем подробнее. После окончательного установления мусульманской диктатуры на доуральской части РФ были приняты все возможные меры, препятствующие переходу местного населения в мусульманство. Так, всякий немусульманин, произносящий шахаду без позволения районного муфтия, автоматически считался мунафиком ('лицемером', принявшим мусульманство лишь внешне, притворно, для получения выгод) и подлежал немедленной казни как мунафик. Получить разрешение на принятие мусульманства можно было, только собрав целый ряд рекомендаций от разных инстанций. Обычному местному жителю это было практически невозможно. Не помогали даже денежные подношения: дача взятки мусульманину со стороны неверного взяткой не считалось (согласно шариату, любое имущество и деньги и так принадлежат мусульманам), а обман давшего подобную взятку прямо предписывался Шариатом. Однако неправославному могла помочь его община, проталкивающая своего представителя в правящую мусульманскую верхушку. Православным же любое организованное действие, направленное на собственную выгоду, было запрещено: это не благословляла церковь и карали силовые структуры.

Другие пути присоединения к преуспевающей общине для православных тоже были закрыты. Межконфессиональные браки формально не запрещались, но их невозможно было заключать технически, так как государством и общинами признавались только браки, заключённые в рамках одной традиции. Выдающиеся достижения (и вообще любые достижения) за православными не признавались, поскольку православная церковь прямо запрещала подобное признание, ибо видело в нём повод для гордыни. Единственным исключением — не имеющим практического значения — было посмертное принятие в мусульмане героев, погибших во славу Ресурсной Федерации. Подобные случаи бывали и активно использовались в мусульманской пропаганде. Как высказывался по этому поводу Дж. Гербер, 'единственным дозволенным видом успеха для этих людей была смерть'.[19]

Причины подобного отношения были исчерпывающе изложены в известном афоризме, приписываемом легендарному генералу Дудаеву: 'Нам не нужны новые братья. Нам нужны рабы и проститутки'[20]. Мусульмане в РФ не занимались ни физическим, ни умственным трудом[21]. Они занимались только администрированием и политикой, а также контролировали силовые структуры. Этого вполне хватало, чтобы доминировать на захваченных территориях. Как сказано в поэме, приписываемой мусульманскому певцу Муцураеву, 'ты же знай, о муслим, лишь то, как неверными править: пусть твои будут искусства — условья накладывать дани, ниспровержённых терзать и неволить во имя Аллаха'. Всё остальное должны были делать православные — а для этого их должно было быть достаточно много, чтобы обслуживать потребности мусульман и других народов.