Пропаданец, главы 1-16

Я хмыкнул.

— А от вас кто стрелы отведет?

— У меня есть договор с демоном! Я совсем забыл!.. Я могу его вызвать, это потребует не более получаса, и подселить в корпус корабля! И тогда корабль сможет двигаться в нужную нам сторону!

Сказочно! И почему он не сказал этого раньше? Это, конечно, не трах — тибидох, но уже кое — что.

— Насколько быстро?

— Может быть, две или три мили в час... Демон у меня слабенький.

Тьфу ты!

— Крокодилы летают, но низенько — низенько...

— Чего? — опешил мудрец.

— Ничего, две — три мили нас не спасут. Пираты на веслах, и скорость у них намного выше двух — трех миль.

А теперь идемте со мной, ребята и девушки, я покажу вам свою каюту. Да идемте же, я в первый раз принимаю гостей с Земли. В конце концов, вы вряд ли сильно насвинячите — до нападения пиратов осталось немного времени.

Недалеко от борта, рядом с челноком, в котором плескалась дождевая вода, приткнулся люк в мою каморку. Торжествующий аскетизм каюты не очень — то меня заботил — я обживал и худшие места. Не так уж и сложно провести в этой каморке несколько недель. По крайней мере, отдохну от шума и гама казарм, почти ежедневной муштры своих людей и придирок расфранченного капитана. Вернее так: я собирался отдохнуть, а по прибытии в Фалгонар слинять и начать новую жизнь. И надо же было случиться на моей морской дорожке этим пиратам!

— Охо — хо... — Я отвалил тяжелую крышку люка и по узкой деревянной лесенке спустился вниз. Мудрец последовал за мной, бубня что — то о магии и заклятиях.

В каморке было не развернуться — метра полтора на два, тем не менее, сюда каждый день умудрялись набиваться гвардейцы для игры в карты. Потолок низко нависал над головой. Махонькое окно со скрипучей ставенкой воздуха, конечно, пропускало немного, и тяжелые винные пары, с ночи витавшие в каюте, заставили трезвенника Франнога закашляться.

— В питье важна умеренность! — провещал мудрец, и чуть не рухнул на ступеньки, наступив на порожнюю бутылку (она перекатывалась из угла в угол, временами сталкиваясь с пятью своими сестренками). — Ох! Разве можно оставлять на полу пустые бутылки?

Он был немного похож на актера Маккелена в роли Гэндальфа, только плюгавей ровно в два раза. Ну и ориентация его у меня не вызывала сомнений. Она была нулевая. Если вы сейчас удивленно спросите, что же такое нулевая ориентация, я охотно отвечу — это воздержание от любых актов с любым живым существом, а проще — аскеза.

— Пустые можно, — сказал я. — А вот полные — преступление. Ты ее раздавишь, и вино выльется; а за такое лично я даю в морду.

— Фу! Ты на корабле, везущем чистую и непорочную деву!

Я рассмеялся:

— При госпоже Нэйте я стараюсь выражаться культурно!

— Не выражался ты сегодня культурно!

— Вы еще скажите, что это от моих слов ее регулярно подташнивает!

— Фу, мастер Ков!

— Сегодня — особый случай! Сегодня все можно! Гусей, правда, нельзя... Но гусей — то как раз на корабле и нет, а кур мы всех съели в первые недели пути.

— И все равно тебя нельзя было допускать на корабль!

— Это почему еще?

— Ты пагубно влияешь на солдат! — Бичующий взгляд мудреца прошелся по пустым бутылкам, разбросанным по лежанке картам и замер на надписи, ножом вырезанной на стенке каюты: "Джулианна — лучшая шлюха в Селистии!" — Вот! Вот! Как это назвать?

Я сделал вид, что смущен. Эту душераздирающую надпись мои руки исполнили сами по себе, в приступе острой тоски по женской ласке. А что вы хотите? Три недели воздержания для мужчины в расцвете сил — это не шутка!

— Сказочно! — хмыкнул я. Потом решительно взглянул на Франнога: — Хотите верьте, хотите нет, но эта, э — э, гадость на стенке уже была, когда я сюда вселился. Матросы баловались. А что с них взять? Месяцами пропадают в море, а какие тут женщины? Разве что русалки...

— Русалки предпочитают пресную воду. В море обитают сирены, — с оттенком высокомерия поправил Франног.

— Ага! Это я запомню, спасибо за науку! Не думаю, правда, что с сиреной можно завести шуры — муры... Ну а что до гвардейцев... Надо же их чем — то занимать по вечерам? Кулачные бои устраивать нельзя, вообще шуметь нельзя, чтобы не тревожить сон леди Нэйты. А у меня в каюте, если сверху опустить люк... так очень даже тихо.

— Вы играете на деньги, вы...

— Да на какие деньги? Они мне все жалование просадили на месяц вперед. Вчера вот играли на одежду...

— Ай! Ай! Ай — ай — ай!..

— Ого! — Я нагнулся к окну, из которого видна была галера. — Драхл! Парни у них на веслах, похоже, из железа! Ахарр! Они уже начали стрелять!

— Не поминай Темного Бога всуе! — слезно взмолился Франног.

— Да ну! Почему это? Сегодня его день. При любом раскладе сегодня мы окажемся в его раскаленном брюхе! — Я ухмыльнулся и выволок из — под лежанки тяжелый мешок. Франног лип ко мне с разной болтовней с начала странствия и, признаться, надоел неимоверно. Сейчас мне хотелось выбросить эту помесь Гэндальфа с Хоттабычем в окошко, врезав напоследок сапогом по его тощему заду.

— Присядь на ступеньки, досточтимый, — обронил я. — А то, не ровен час, зацеплю.

Франног, кряхтя и бормоча, усадил себя на ступеньку, выставив острые коленки.

Вслед за мешком я выудил узкий восточный меч, слегка изогнутый, с круглой ажурной гардой и длинной рукояткой. Местная разновидность катаны из хорошо прокованного железа, способная перерубить шею с одного удара. И — да: я умею рубить шеи врагам. И друзьям — при случае. Но, замечу я вам, после того случая друзей в этом мире у меня больше нет.

Бросив меч на лежанку, я достал из мешка пластинчатую кольчугу — не новую, в шрамах, и траченную молью безрукавку из войлока, которую полагалось надевать под кольчугу. Сухая лаванда от моли помогала мало, а нафталин в этом мире еще не изобрели. Чихая и кашляя, я сунул безрукавку за окно и начал вытряхивать. И надо же было такому случиться, чтобы Франног — этот болтливый, выживший из ума старичина, вдруг сказал:

— А правду говорят, что ты решил срочно бежать из Селистии, ибо тебя за дела, связанные с неверностью его супруги, разыскивает герцог Иво Трок?

Внезапно! От этих слов я выпустил безрукавку, и она камнем упала в воду.

— Ой... — ойкнул Франног. Суча ногами и рискуя порвать на заду халат, он попытался взобраться на палубу.

— Ну... — Я круто развернулся к мудрецу, верхняя часть которого уже исчезла в люке. — Ну... Ну как же... Ну шею вам свернуть за это мало! Вы меня слышите, нет?

И почему я упорно называю его на "вы"? Уважение к седым мудинам, что ли? Видимо, так.

— Угу! — донеслось с палубы, и красные, с загнутыми носами туфли мудреца, мелькнув перед моим носом смазанными пятнами, убрались с лесенки. — Виноват, виноват!

— Да будь вам на тридцать годков меньше... — взревел я, но тут Франног с воплями скатился в каюту и так ударил меня головой между ног, что потемнело в глазах.

— Стреляют! — завопил мудрец с пола. — Метко садят! Не жалеют стрел, оборзевшие негодники!.. Ох, сын мой, у тебя что, скрутило живот?

— И — и — и... Ой... Ой... О — о — ой...

— Я мигом принесу лекарство! Заодно прихвачу и кофты для тебя; я же за ними и побежал! У меня их три — красная, зеленая, и та, разноцветная, с бисерным узором! Напялишь все три... Нет, боюсь, на тебя они маловаты... При твоем массивном телосложении. Да нет, если на спине распороть, так натянешь!

Франног вскочил, едва не задев затылком мою физиономию:

— Я мигом...

Но я цепко ухватил мудреца за пояс халата.

— С — стойте! Клянусь Урешем! Ахарр! Не суйтесь на палубу! Хфу — уу... все, отпустило. Сядьте на ступеньки, Франног!.. Не знаю, что вам и сказать!

— Сын мой, судя по твоему лицу, у тебя накипело...

— Франног! Просто сидите и молчите, лады?

— Ну да, ну да...

Франног с кряхтеньем опустился на ступеньку.

Я мельком глянул в окошко — ох, близко галера! Близко... — и сорвал с крюка над лежанкой вторую свою рубашку (вообще — то в дорогу я захватил четыре рубашки, но две успел проиграть Энцо) и натянул через голову. Конечно, даже две сорочки не заменят войлочную безрукавку, но это лучше, чем ничего. Принеси мудрец свои кофты, я и их бы надел... если бы налезли. Но не посылать же старика под стрелами в каюту? К тому же дверь уже наверняка заперли, да еще подперли изнутри чем — нибудь тяжелым...

— У тебя развитые плечи, сын мой, — нарушил молчание Франног. — Ты, верно, с детства занимался тяжким физическим трудом? Судя по твоим лопаткам...

Хотя насчет стрел — мысль интересная... Очень соблазнительная мысль, насчет стрел. Цитируя Москву, которая не верит слезам, скажу: по жизни у меня принцип — детей и стариков не обижать, однако иной старик может довести до белого каления.

— Я с детства тягал железо, Франног. Вот и вырос — сбитым.

— Э — э... сбитым? Это как?

— Крепышом!

— А — а — а...

Вот тебе и "а"! Но даже если бы я не качался, я все равно здоровенный тип для этого мира, погрязшего в магическом средневековье. Акселерация не обошла меня стороной. Так что, ударом кулака я спокойно могу спровадить на тот свет человека, и в бою на мечах мне нет равных среди местных виртуозов — я беру мощью, нахрапом и ускоренной реакцией.

Короче, я мелкий такой супермен, король песочницы. Вот только ума, чтобы продвинуться выше, чем офицер армии местного королька, не хватило.

Я влез в кольчугу. Затем из мешка появился шлем, похожий на половинку арбуза.

— Фалгонарская работа, — немедленно определил Франног. — Не удивляйся, сын мой, я хорошо разбираюсь в оружии... Послушай, мы, возможно, больше не свидимся...

— Ахарр! Уреш! Шахнар!

— И все же скажи мне, то, что касается супруги Иво Трока...

— Правда! — Я сердито нахлобучил шлем. Злиться на мудреца просто не оставалось времени. — Я ее испортил, да так качественно и метко, что она от меня понесла. Если бы Трок не был в опале, Барнах выдал бы ему мою голову.

— Ух ты! Как жаль, что я не успею записать твой рассказ... Я собираю всякие правдивые истории...

— Ага, так я вам и рассказал!

— Понимаю, это личное... Но все же... если собеседник вызывает доверие...

Вот блин, ребята! Втерся в доверие и хочет услышать рассказ о том, как я влез в дом герцога и отлюбил его жену?

— Франног, вы — аскет. Такими вещами аскеты не интересуются!

— Я без подробностей, сынок...

— Идите вы в задницу, Франног!

— Говорят, твою голову Барнах сберег не потому, что Трок в опале... Говорят, супруга Трока лично ездила к Барнаху просить за тебя, говорят, она в тебя без памяти влюблена!

— Заткнитесь, Франног!

— Понимаю, это не мое дело...

— Заткнитесь, и больше чтобы я не слышал про Трока и его б... б... бабу!

— Лейтенант! — В люк просунулась голова Энцо. — Они почти...

— Иду! — крикнул я, и голова Энцо убралась.

Я осмотрелся. Так, вроде все... А, черт, кошель! Приподняв матрас, я извлек туго набитый мешочек. Половина его содержимого еще недавно принадлежала гвардейцам. Ну а теперь... Черта с два мои деньги достанутся пиратам!

Я с сожалением выбросил мешочек за борт. В мешочке был и перстень Элины, троковской неверной супружницы. Я получил его перед отплытием вместе с запиской, в которой содержались обычные бабьи глупости: жду, люблю, сбежим, хочу, не забуду. Короче, вся та лабуда, что выводит любую мужскую шовинистическую свинью из равновесия.

Прощай, Элина, надеюсь, мы никогда не свидимся, если родится мальчик, назови Валерой.

— Я вот сижу и думаю, — вдруг глухо произнес Франног. — Правда ли то, о чем толкуют жрецы Шахнара?

— Это о чем вы?

— Будучи истинным богом, Шахнар неусыпно бдит, следит за каждым смертным, за его поступками и словами... Он помогает правым.

— Свистят твои жрецы! — отозвался я, вешая перевязь с мечом за спину. — Коли б было так, не творилось бы вокруг столько дерьма... Нет, без дерьма жизнь была бы скучной, но... но сейчас в мире его слишком много!.. Вот что, Франног... Вы посидите в каюте. Влезьте под лежанку, укройтесь плащом. Может, и не заметят эти... На случай чего — вот вам кинжал.

— Что ты, сын мой! — возмутился Франног. — Я должен быть там, наверху! Спрячусь от стрел за шлюпкой; мои заклятия пригодятся в бою! В общем, чем смогу — помогу! — бросил он через плечо, карабкаясь по лесенке.

— Драхл побери, каков сумасброд! — прорычал я, но не остановил мудреца. Коли тот к седым чреслам не нажил ума, что ж... Я в последний раз окинул свое обиталище взглядом. Так, кажется, ничего не... Погоди, а как же вино?

Я вытащил из — под лежанки пузатый бочонок с фигурным бронзовым краником.

Вино с южных склонов гор Абнего, самое лучшее!

— Нет, уж этого мы им точно не отдадим!

Жаль, выпить все не получится... Даже половина не влезет. В бочонке — то — больше трети. Это вино я вкушал в одиночестве, старался экономить, — когда еще доведется отведать подобное! Присев на лежанку, я поднял бочонок и сдвинул пальцем краник: тонкая рубиновая струя полилась в глотку. М — м — м...

Я выхлебал не менее кружки, затем решительно прикрыл источник всеблагой мудрости и попытался выкинуть бочонок в окно.

Не проходит, паскуда! Окошко — то — махонькое!

Не долго думая, я швырнул бочонок на пол и раздавил сапогом.

По просмоленным доскам растеклась терпко пахнущая, багровая лужа. Я издал звук, похожий на всхлип. Вот оно, преступление, о котором только что говорил Франногу! Дать самому себе в морду, что ли? Хотя, вообще — то, есть извинительные обстоятельства...

"Дум! Дум! Дум!"

Галера была уже метрах в пятидесяти.

Я выругался и бросился к лестнице. Вскарабкался и тут же присел. Рядом с люком валялся матрос; стрела с черным древком вошла пониже кадыка почти до оперения; сизые перья набухли кровью...

Вот вам и обнаженный реализм, о котором так долго говорили разные писатели. Хиханьки кончились.