Варяги: Смута

— Клятва... это хорошо, — протянул я, оценивая концентрацию жгучей черной ненависти, звучавшей в голове милой и красивой девушки. Ясно, что многое пережить пришлось, но в чужой ад нет доступа даже верховным демонам. — Уверен, у нас есть кое-что сближающее. Магнус?

— Да, Мрачный.

— Кто именно из Полоцка родом?

— Злата. Княгиня Рогнеда Рогволдовна ее в лицо не знала, но нескольких слов будет достаточно, чтобы уверить. Да и родовой амулет показать можно, коль понадобится.

— Добро, — кивнул я, после чего переключил внимание на девушек. — Что ж, жрицы Лады и просто прекрасные девицы. Слушайте, что сделать предстоит. Если что неясно, лучше сейчас спросите, а то потом не у кого будет...

И пошло-поехало. Необходимо было полностью прояснить дальнейшие действия четверки, возможные варианты при той или иной реакции как самого Владимира. так и Рогнеды. Ну и как завершение — было вручено собственно письмо к княгине. Запечатанное. Как и полагалось, но его суть была изложена и девушкам. Мало ли как дело обернется.

Ну а потом.... Нас ждал небольшой, но все же торжественный пир, который 'наместник' давал в честь появившихся в городе жрецов Перуна, едущих в Киев. Все знали. Что он ту из себя ничего не представляет, но усиленно изображали свое неведение насчет этого нюанса. Ну а нам всем предстояло сидеть в качестве обычных приглашенных и следить. Как ни крути. а таких людей как Мстислав Игоревич, без присмотра оставлять никогда не стоит. Мало ли что взбредет в голову.

Ничего, пусть это будет просто приятный вечер в обществе Змейки, побратимов. Друзей и просто хорошего народа. Уродов здесь, в Переяславле. Нынче не водится. Вымели уродов отсюда, выметем и из других городов. Только надо немного подождать.

Интерлюдия.

Киев, дворец великого князя

Князь Владимир Святославович находится в отличном состоянии духа и тела. И причин тому хватало. И именно о них, о причинах, он сейчас разговаривал С Добрыней и Путятой — двумя наиболее ближними советниками.

Уютно устроившись на мягком ложе, не забывая про кубок с вином и вспоминая недавно покинувших эту комнату парочку наложниц, князь Киевский чувствовал себя в ладу со всем миром вокруг. Лениво обводя взглядом комнату, он на пару мгновений останавливал внимание на советниках. Путята немного нервничал, периодически срываясь с места и прохаживаясь взад-вперед. Причина его беспокойства была понятна — дела воинские, в которые он последнее время погрузился с головой, не давая ни сна ни продыха.

Добрыня же... Тот мог многих ввести в заблуждение обманчиво мягким видом. Но уж не здесь присутствующих точно. Подобное слишком доброе лицо было обычно перед тем, как главный киевский мастер по обходным путям и темным делишкам собирался устроить большие беды своим недругам. Именно к нему Владимир и обратился сначала. И перед прочим решил немного уязвить, напомнив про небольшую, но ошибку:

— Вот видишь, дядя, а ты еще в сомнении пребывал, что тот храм и особливо капище на киевских наших холмах пользу принести могут. Принесли! Сами жрецы Перуна пришли челом бить, просить меня о том, чтобы подобные храмы в других градах поставить.

— Неожиданно.

— И пусть. Значит старшее жречество ни в чем нас не подозревает, а крики более молодых своих братьев серьезными не считает, — расплылся Владимир в торжествующей улыбке. — Недолго им теперь напрасными думами тешиться. Всех сапогом к земле придавлю, будут знать свое место!

— В таких делах ошибиться лишь в радость бывает, — ничуть не смутился Добрыня.

Его и впрямь порадовало случившееся сегодня. Довольно мальчишеская выходка племянника, случившаяся в прошлом году, принесла неожиданные плоды. Жрецы Перуна, явно впечатлившиеся воздвигнутым, а еще более возвышение своего божества перед прочими, приняли ложный знак почтения за искренний.

ЭТИМ жрецам он не то чтобы верил. Просто знал, что на тонкое коварство они не пригодны. Прямолинейны, простоваты... Потому несколько лет назад им и помогли оказаться на вершине. Как и многим другим, признанным безопасными и... простыми. Они не вызывали подозрений насчет своей искренней веры, но противостоять замыслам Добрыни и его помощников просто не могли. Ум не тот.

Вот и считал дядька великого князя Киевского, что пусть потешатся... напоследок. Потому и настоятельно посоветовал племяшу. Дескать, пообещай, обнадежь, порадуй старичков. Они о тебе добрую весть разнесут, настороженность усыпят, давая нам время на завершение задумок.

Так и случилось. А читать по лицам думы простых людей — дело тоже не шибко сложное. Обрадованные этим, глава жрецов бога-воителя Горислав даже предложил, расчувствовавшись, помощь жриц Лады для укрепления мира меж мужем и женой, Владимиром и Рогнедой. Со всем вежеством это сделал, намекнув, что вина не на муже, но на жене, с коей жрицы Лады и поговорить могут. Дабы больше к мужу прислушивалась и препоны ему не чинила в делах семейных.

Сложно было отклонить этот знак внимания. Вот никто этого делать и не стал. Может хоть немного норова и злобы полоцкому отродью поубавят.

— И женушку мою может заткнут ненадолго. А на долго и не надо, она все равно вскоре исчезнет, — поморщился Владимир, тем самым убеждая Добрыню, что у родной крови и думы схожие. Только вот глубина дум разная. — Или потом в монахини постричь, как базилевсы делают? Все же мать моих детей...

— Старший из которых тебя посильнее матери ненавидит, — уколол в больное место Добрыня. — Сослать в дальний град, постричь... Добрый был бы поступок, коли вокруг все спокойно.. а не как сейчас. Думаешь, после принятия новой веры и ссылки разведенной с тобой Рогнеды ее не найдут и как знамя не используют? Зря себя пустыми надеждами блазнишь.

— Не даешь, дядька, доброго дела сделать. И ладно, не шибко большая потеря. Я и не поморщусь, если она ТИХО исчезнет, без шума и следов. Ты лучше о посольстве ромейском скажи. Или вот пусть Путята об усилении дружины и наемниках молвит.

Добрыня пристально посмотрел на племянника и успокоился. Не было у того ни капли жалости к Рогнеде. Это он так, вид показывал, примеривал на себя один из ложных ликов, а именно 'повелителя порой милосердного'. Что же. иногда полезно будет. А сейчас правильные вопросы задал, все два. Посольство и сила мечей — они важнее прочего сейчас. И сначала пусть Путята, друг давний и нигде не соперник ответ держит.

— Путята...

— Да. Княже, с дружиной у тебя хорошо. Вои верны, всем довольны, ни в чем не нуждаются...

— К делу переходи! Сладкими речами, словно кот Баюн, меня не опутывай. Истину ведать надо, даже не дюже радостную. Было бы все ладно, я бы за наемниками не посылал!

— Твоя воля, княже. Стары воины и впрямь верны, но новые идут неохотно.

— Деньги, большие. Чем вольные ярлы, предлагал? — живо поинтересовался Владимир. — Блеск золота часто разум туманит, ни о чем другом не давая думать.

— Нельзя сильно набавлять, неправильно поймут...

Путята осекся, видя, как наливается кровью лицо князя, а побелевшая от напряжения рука сжимает ножку золотого кубка. Сейчас Владимир Святославович мог рухнуть в пучину ярости и злости на любого, кто не исполнил его прямой приказ. И средства против вот такого вот...

Средство было. И сейчас применилось. Раздался спокойный, но ледяной голос Добрыни:

— Владимир, спокоен будь. Воевода прав. Мы не можем манить сейчас воев слишком большими деньгами. Враги враз поймут, что есть у нас слабость, что мы нуждаемся в клинках, поднимаемых в нашу защиту.

Князь Киевский несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь сбросить пелену гнева, вернусь способность здраво мыслить. Сейчас он очень-очень хотел скорее ощутить себя полным властителем, а не тем, кто должен вечно оглядываться на всяких там князей-ярлов. Кто они такие вообще? Пара сотен мечей, да пара-тройка лодей-драккаров — и это еще не самые слабые. И все мнят себя свободными от его воли, считают вправе говорить как всего лишь с первым среди равных. Его отец это принимал, но он не будет! Русь дождна была быть такой же, как ВАизантия. Империей — великой и обширной. И покорной! Покорной ему, сидящему на троне Киева.

— Тогда остаются наемники. Путята, ты, я уверен, договорился с теми, кто готов воевать с кем угодно за звонкую монету?

— Да! Мне удалось нанять тех, чье прибытие на Русь не вызовет и тени подозрений даже у таких хитрых ярлов, как Снорри Вкещий, Радмир Карнаухий и этот, Хальфдан Мрачный.

— Неужели, — недоверчиво хмыкнул Владимир. — И это...

— Братство йомсвикингов, что из града-крепости Йомсборг. Свирепые и умелые воины, готовые сражаться за любого. Сами они чтят Одина с Тором, но нанимаются к христианским владыкам без тени сомнения. И готовы убивать тех, кто одной с ними веры, хоть и требуют за то большую плату.

Кубок с недопитым вином выпал из ослабевших пальцев князя и покатился по доскам пола. Только внимания на это никто не обратил, слишком уж серьезным было полученное известие.

Йомсвикинги... Те самые, способные лишь силами своего братства на равных биться с армиями королей не самых слабых стран. Способные склонять чашу весов в битвах между властителями. Пусть сейчас их мощь несколько усохла, но окутавшая их грозная слава еще не развеялась, да и сила заслуживала внимания и.... использования.

— Сколько... мечей? — прохрипел Владимир Святославович, с трудом выталкивая слова из непослушного горла. — И... когда?

— Тридцать драккаров прибудут в Новгород к середине весны. Драккары крупные, меньше полусотни с каждого на берег не высадят. Выходит, более полутора тысяч наемников, а то и две. Не абы каких, а закаленных в боях, внушающих ужас одним своим именем.

— Ты хорошо выполнил мой приказ. Я доволен, — выдохнул Владимир. — Правда деньги... Но не буду по ним печалиться, эти наймиты того стоят. Вот только что со сроками?

— Могут продлевать найм до зимы. Потом уйдут.

— Этого довольно. Да и для византийских послов хорошо. Слава йомсвикингов и до Царьграда донеслась. Увидев их у меня на службе, спесью раздуваться не посмеют. Да, Добрыня?

Тот согласно кивнул. В этом он был целиком согласен с племянником. А заодно впечатлен достигнутым Путятой и его людьми результатом. Нанять йомсвикингов... Сильный ход. достойный умного воеводы. С такими наемниками сила великокняжеской дружина заметно возрастает. Мало того, узрив подобных наймитов, потянутся и другие. Сами потянутся. А казна, пусть и не бездонная, но стерпит. Расходы того стоят.

Но теперь пришло время и ему самому хвалиться достижениями. Не воинскими, но связанными к тем, что ромеи 'дипломатией' зовут, да и из словцо 'политика' в сим делам хорошо подходит. И говорить об успехах надо так, чтобы даже нанятые посредством Путяты йомсвикинги померкли. К тому же последние слова лучше в памяти задерживаются.

Встав и подняв подкатившийся довольно близко к нему кубок — тот самый, оброненный Владимиром от избытка чувств — Добрыня поставил его на стол. Посмотрел мимолетно на Путяту, пристально на племянника, завладевая его вниманием. И лишь после этого заговорил, зная, что слушать будут со всем вниманием. Оба.

— Увы, у нас пока нет постоянного посланника при дворе базилевса. Зато такой есть у нас, Никифором Фракийцем именуемый. К счастью, он успел не только оправиться от раны, но и с еще большим усердием стал заниматься делами своего посольства. И часто появляется во дворце, где мы проводим долгие и взаимополезные беседы.

— Насчет взаимополезности...

— Конечно, Владимир, — Добрыня не собирался в тесном кругу величать племяша с отчеством и особенно по титулу. Чтоб себя не забывал, равно как и того, кто на самом деле тут главный. — Я всегда пользу чувствую и ее получаю. Для власти над Русью, для родя великокняжеского.

Намек был не слишком явный, но Владимиру Святославовичу хватило. Первым делом Добрыня относил к этому роду себя, потом необходимого ему племянника. Ну а остальные шли на немалом отдалении. Меж тем тот продолжил.

— Посольство привезет, помимо договоров о союзе меж Русью и Византией и договора о супружестве с принцессой Анной, сестрой базилевса, еще и камею.

— Что привезет?

— Облик твоей будущей жены, племянник! — чуть повысил голос Добрыня, недовольный слабым знанием Владимира особенностей ромейской жизни и обычаев. — На драгоценном камне вырезан и красиво тамошними златокузнецами украшен. Знак приязни со стороны Василия Второго.

— Так бы сразу и сказал, — слегка надулся Владимир. — А то 'камея'... Хотя и впрямь на слово 'камень' похоже.

— Византии сейчас плохо, они нуждаются в нас, — произнося эти слова, Добрыня постарался донести всю важность этого. — В средине месяца зарева (август) болгарское войско во главе с их царем наголову разбило ромейское войско в битве в врат Траяна. Говорят, но уверенности в том я не имею, что сам базилевс Василий Второй чудом от попадания в полон ускользнул.

Новость, к разочарованию принесшего ее, вызвала что у Путяты, что у Владимира Святославовича совсем не те чувства, которые предполагались. На их лицах читалось: 'А не делаем ли мы ошибку, вступая в союз с теми, кто терпит поражения от врагов?'

— От племянника я мог непонимания ожидать. Но ты, Путята. Ты воевода жизнью ученый, победами и поражениями крученый... Это же хорошая весть!

— Чем, Добрыня?

— Претерпев разгром от давних недругов своих, болгар, базилевс нуждается в сильном союзнике. Том, который может ему войском помочь, если война совсем худо пойдет.

— Нам самим, не приведи боги, помогать придется, — проворчал Владимир Святославович. — И что тогда базилевс Василий нам пришлет? Жрецов своего Христа с мольбами для ниспослания победы?

— Деньги он пришлет. Много. Войско, если совсем сложно станет.Базилевс и его советники умные, понимают, чтосоюзнику порой помочь крепко утвердиться надобно. А за свою империю он не боится. За выживание не боится, потому как для краха таких вот поражений много надо. Вспомни предних князей киевских... Аскольд с Диром и Хельги Вещий Царьград приступом брали. Дед твой, Олег, под страхом приступа выгоднейший для себя договор у тогдашнего базилевса Вырвал. Отец твой, Святослав Великий.. Он и вовсе хотел базилевса Цимисхия на своего ставленника поменять. Лишь случаем все не вышло, но страх у ромеев крепкий перед нами, перед Русью.

Добрыня говорил, приводя более подробные описания событий, их подоплеки, описывал хитросплетения интересов внутри Византии и за ее пределами. И с каждым словом чувствовалось, как он не только овладевает внимание слушавших его, но и навязывает им свое представление о необходимых действиях.

— И как только тебя, дядюшка, жрецы просмотрели с твоим то даром убеждать, — мнимо сокрушенно вздохнул князь Киевский. —

— Не моя дорога, Владимир. Но вижу, что в правоте слов ты уверился.

— Убедительно речи ведешь, дядюшка. Но ты не сказал, когда прибудет посольство.

— И действительно, — слегка удивился Добрыня. — В бересене (марте), как снег сойдет. Может немного задержатся, если пути-дороги грязью непролазной перекроются или же раньше, на море, ветра не попутными окажутся.