molnii

Я бросился к ним, понимая, что должен остановить смертоубийство, но бежал я как в замедленном кино. Я понимал, что опоздаю. Я видел, как орел ринулся вниз, целясь клювом в широко раскрытые глаза лошади, и я завопил: "Нет!"

Проснулся я как от толчка.

Снаружи действительно штормило: такой шторм ломает деревья и сносит дома. На берегу не было ни лошади, ни орла, только молнии, озарявшие все как днем, и двадцатифутовые волны, с грохотом разрывающихся снарядов рушащиеся на дюны.

Следующий удар грома разбудил маму. С широко раскрытыми глазами она села на кровати и промолвила только одно слово: "Ураган!"

Я понимал, что это безумие. В начале лета над Лонг-Айлендом никогда не бывает ураганов. Но, казалось, океан про это забыл. Сквозь рев ветра я расслышал вдалеке утробный звук, полный злобы и муки, от которого волосы у меня встали дыбом.

Затем, уже куда ближе, раздался странный звук — будто кто-то бил по песку молотком для игры в крокет. И чей-то отчаянный голос — кто-то пронзительно вопил, стуча в дверь нашей хибары.

Мама выскочила из постели в ночном халате и откинула задвижку.

В дверном проеме на фоне сплошной стены ливня стоял Гроувер. Но это был не... был не совсем Гроувер.

— Я искал всю ночь, — задыхаясь, произнес он. — О чем вы думали?

Мама в ужасе посмотрела на меня, не потому что испугалась Гроувера, а оттого, зачем он пришел.

— Перси, — она старалась перекричать дождь, — что случилось в школе? Почему ты мне ничего не рассказал?

Я застыл как вкопанный, глядя на Гроувера. Я не верил собственным глазам!

— O Zeu kai alloi theoi! — возопил он. — Оно прямо за мной! Ты не рассказал ей?

Я был слишком ошеломлен, чтобы обратить внимание на то, что он выругался на древнегреческом и я прекрасно его понял. И слишком потрясен, чтобы задуматься над тем, как Гроувер сам добрался сюда посреди ночи. Потому что на Гроувере не было штанов, а вместо ног у него были... вместо ног у него были...

Мама сурово посмотрела на меня и произнесла таким тоном, какой я слышал от нее впервые:

— Перси! Скажи мне немедленно!

Я, запинаясь, стал нести что-то про старых дам за фруктовым прилавком и миссис Доддз, а мама в упор уставилась на меня, и лицо ее во вспышках молний было мертвенно-бледным.

Схватив сумочку, она швырнула мне мой дождевик и скомандовала:

— В машину. Оба. Немедленно!

Гроувер побежал к "камаро", но сказать "побежал" было бы не совсем точно. Он скакал рысцой, тряся лохматыми бедрами, и внезапно история о мышечном расстройстве его ног обрела для меня совершенно иной смысл. Я понял, как он мог мчаться с такой скоростью и при этом хромать при ходьбе.

Потому что вместо ступней у него были раздвоенные копыта.

Глава четвертая

Мама учит меня бою быков

Мы мчались сквозь ночь по темным проселкам. Ветер хлестал по "камаро". Дождь сплошным потоком стекал по лобовому стеклу. Не понимаю, как мама могла что-то видеть, но она изо всех сил давила на газ.

Всякий раз при вспышке молнии я смотрел на сидевшего рядом со мной на заднем сиденье Гроувера и гадал: то ли я сошел с ума, то ли он вырядился в какие-то замысловатые лохматые штаны? Но нет, запах был точно такой же, как тогда в детском саду, когда нас водили на экскурсию на площадки молодняка: пахло ланолином, как от шерсти. Запах скотного двора.

— Значит, ты и мама... знакомы? — только и сумел сказать я.

Гроувер стрельнул глазами в зеркало заднего вида, хотя машин сзади не было.

— Ну, не то чтобы знакомы, — ответил он, — я имею в виду, мы никогда не встречались лично. Но она знала, что я за тобой наблюдаю.

— Наблюдаешь за мной?

— Вроде смотрителя. Чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке. Но я был твоим другом и не притворялся, — торопливо добавил он. — Я и вправду твой друг.

— Хм... а кто же ты на самом деле?

— В данный момент это неважно.

— Неважно? Начиная от пояса, мой лучший друг оказался ослом...

Гроувер издал резкий горловой звук, напоминавший ржанье.

Я слышал, как он ржал, и раньше, но всегда считал это приступом нервного смеха. Теперь же я понял, что это, скорее, раздраженное мычанье.

— Козел! — вскрикнул он.

— Что?

— Нижняя часть у меня козлиная.

— Ты только что сказал, что это не важно.

— Мэ-э-э! Есть сатиры, которые забили бы тебя копытами за такое оскорбление!

— Вот это да! Постой. Сатиры! Ты вроде как... из мифов мистера Браннера?

— Выходит, те старые дамы за прилавком с фруктами тоже миф, Перси? И миссис Доддз миф?

— Так, значит, ты допускаешь, что миссис Доддз была на самом деле?

— Конечно.

— Тогда почему?..

— Чем меньше ты будешь знать, тем меньше монстров навлечешь на свою голову, — сказал Гроувер так, будто это было совершенно очевидно. — Мы навели на людей Туман. Надеялись, что ты примешь это за галлюцинации. Но все без толку. Ты стал понимать, кто ты.

— Кто я... погоди-ка минутку, что ты имеешь в виду?

Странный рев снова раздался позади нас, я уже слышал его, но на этот раз он приблизился. Кто бы за нами ни гнался, он по-прежнему несся по нашему следу.

— Перси, — вмешалась мама, — слишком многое надо объяснить, а времени мало. Мы должны доставить тебя в безопасное место.

— Безопасное? Но от кого и от чего? Кто за мной гонится?

— Ничего особенного, — ответил Гроувер, явно задетый моим замечанием насчет осла. — Всего лишь повелитель мертвых и несколько его кровожадных любимчиков.

— Гроувер!

— Простите, миссис Джексон. Пожалуйста, не могли бы вы ехать немного быстрее?

Я старался рассудком охватить все, что происходит кругом, но мне это не удавалось. Я понимал, что это не сон. С воображением у меня было туговато. Мне никогда не могло присниться что-нибудь настолько странное.

Мама круто свернула влево. Мы выехали на более узкую дорогу и помчались мимо темных фермерских домов, лесистых холмов и надписей "ЧУЖУЮ КЛУБНИКУ НЕ РВАТЬ" на белых частоколах.

— Куда мы едем? — спросил я.

— В летний лагерь, про который я тебе говорила. — Голос матери звучал напряженно, ради меня она изо всех сил пыталась скрыть свой страх. — Туда, куда хотел отправить тебя отец.

— Туда, куда ты не хотела, чтобы я ехал.

— Пожалуйста, дорогой, — взмолилась мама. — Все слишком серьезно. Попробуй понять. Ты в опасности.

— Потому что какие-то старые дамы перерезают пряжу?

— Это были не старые дамы, — сказал Гроувер. — Это были богини Судьбы. Понимаешь ли ты, что это означает... то, что они явились перед тобой? Они делают это, только когда ты... когда кто-нибудь вот-вот умрет.

— Вау! Ты сказал "ты".

— Нет. Я сказал "кто-нибудь".

— Ты имел в виду меня.

— Я имел в виду тебя как нечто обобщенное. Не тебя лично, разумеется.

— Мальчики! — оборвала нас мама.

Она резко крутанула баранку вправо, и я на мгновение заметил фигуру того, от кого она уворачивалась, — темные, трепещущие на ветру очертания, которые потом словно сдуло штормом.

— Что это было? — спросил я.

— Мы уже почти там, — отозвалась мама, не обращая внимания на мой вопрос. — Еще милю. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...

Я не знал, где это "там", но я лежал в машине, опрокинувшись на сиденье, и мне хотелось, чтобы мы наконец приехали...

Снаружи были только дождь и тьма — пустынная загородная местность, которую проезжаешь, когда добираешься на дальнюю оконечность Лонг-Айленда. Я подумал о миссис Доддз и о том, как она превратилась в тварь с острыми клыками и кожистыми крыльями. Мои конечности дрожали от настигшего меня потрясения. Она действительно была не человеком! Она хотела убить меня!

Потом я вспомнил о мистере Браннере... и мече, который он мне бросил. Прежде чем я успел спросить об этом Гроувера, волосы у меня на голове встали дыбом. Последовала ослепительная вспышка, пробравший меня до костей грохот, и наша машина взорвалась.

Помню чувство невесомости, и меня как будто сплющило, обожгло и облило водой из шланга одновременно.

Отлепившись лбом от спинки водительского сиденья, я сказал:

— Вау!

— Перси! — крикнула мама.

— Я в порядке...

Я постарался стряхнуть с себя оцепенение. Я был жив. Машина на самом деле не взорвалась. Мы съехали в кювет. Водительские дверцы заклинило в грязи. Крыша треснула, как яичная скорлупа, и дождь хлестал сквозь дырки.

Молния. Это было единственное объяснение. Нас скинуло с дороги. Рядом со мной на заднем сиденье лежало нечто большое, неподвижное и бесформенное.

— Гроувер!

Он тяжело осел набок, кровь струйкой стекала у него из уголка рта. Я потряс его мохнатое бедро, думая: "Нет! Даже если мой лучший друг — наполовину животное со скотного двора, я не хочу, чтобы он умирал!"

Потом Гроувер простонал: "Еды", и я понял, что надежда осталась.

— Перси, — сказала мать, — мы должны... — Ее голос пресекся.

Я оглянулся. При вспышке молнии сквозь заляпанное грязью заднее стекло я увидел фигуру, которая, ковыляя, подбиралась к нам по обочине. При виде ее мурашки побежали у меня по всему телу. Это был темный силуэт могучего парня, похожего на футбольного игрока. На голову у него было наброшено что-то вроде одеяла. Торс мускулистый и покрыт шерстью. Поднятые руки походили на рога.

Я с трудом проглотил комок слюны.

— Кто это?..

— Перси, — сказала мать до ужаса спокойным голосом, — выметайся из машины.

Потом она бросилась к водительской дверце. Та завязла в грязи. Я попробовал открыть свою. То же самое. В отчаянии я посмотрел на отверстие в крыше. Оно могло послужить выходом, но края его были рваные и дымились.

— Вылезай через другую дверцу! — велела мать. — Перси... ты должен бежать. Видишь то большое дерево?

— Что?

Еще одна вспышка молнии, и сквозь дымящуюся дыру в крыше я увидел дерево, которое она имела в виду: огромная сосна, размером с рождественскую елку в Белом доме, росла на вершине ближайшего холма.

— Это граница участка, — сказала мама. — Заберись на холм и внизу, в долине, увидишь большой фермерский дом. Беги к нему и не оглядывайся. Кричи что есть сил, чтобы тебе помогли. Не останавливайся, пока не добежишь до двери.

— Мам, ты тоже пойдешь со мной!

Лицо ее было бледным, глаза — печальные, так она обычно глядела на океан.

— Нет! — закричал я. — Ты пойдешь со мной. Помоги мне вытащить Гроувера.

— Дайте мне еды! — простонал Гроувер чуть громче.

Человек с одеялом на голове приближался к нам, порыкивая и пофыркивая. Когда он подошел поближе, я понял, что он не может держать одеяло на голове, потому что его руки — мощные, мясистые руки — болтались по бокам. И никакого одеяла не было. Если только считать его массивную косматую голову, слишком крупную, чтобы быть его головой... — его головой. А кончики того, что напоминало рога...

— Мы ему не нужны, — пояснила мне мать. — Ему нужен ты. Кроме того, я не могу пересекать границу участка.

— Но...

— Некогда, Перси. Иди. Пожалуйста!

Тут я просто обезумел от злости на свою мать, на козла Гроувера, на рогатое существо, — походившее на быка... да, на быка, — которое, пошатываясь, медленно и целенаправленно подбиралось к нам.

Я перелез через Гроувера и, распахнув дверцу, оказался под дождем.

— Мы пойдем вместе. Давай, мам.

— Я же тебе сказала...

— Мам! Я тебя не оставлю. Помоги мне с Гроувером.

Я не стал дожидаться, что она ответит. Я вылез сбоку и вытащил Гроувера. Он оказался на удивление легким, хотя я не смог бы отнести его очень далеко без маминой помощи.

Мы взяли Гроувера под мышки и, спотыкаясь, стали карабкаться вверх по холму в мокрой траве, доходившей нам до пояса.

Оглянувшись, я впервые ясно разглядел монстра. Он был семи футов ростом, с руками и ногами, словно с обложки журнала для культуристов — бугристые бицепсы, трицепсы и всякие прочие "цепсы" бейсбольными мячами выпирали из-под оплетенной венами кожи. Одежды на нем не было вовсе, кроме ослепительно белых подштанников, что выглядело бы забавно, не будь верхняя часть его туловища такой устрашающей. Жесткие бурые волосы росли прямо от пупка и становились все гуще к плечам. Шея его представляла нагромождение мускулов, покрытых шерстью, и венчалась огромной головой с мордой длиной с мою руку. В сочащихся ноздрями соплях поблескивало медное кольцо, черные глаза смотрели свирепо, а рога — кончики огромных черно-белых рогов были настолько острые, что никакой электроточилкой так не заточишь.

Я прекрасно узнал монстра. Он был героем одной из самых первых историй, которые рассказывал нам мистер Браннер. Но не мог же он быть настоящим!

Дождь заливал мне глаза, и приходилось постоянно моргать.

— Это...

— Сын Пасифаи, — сказала мать. — Жаль, что я не знала, до чего ж им не терпится убить тебя.

— Но это же Мин...

— Не произноси его имени, — предупредила мама. — Имена тоже наделены силой.

Сосна была по-прежнему очень далеко — по меньшей мере, ярдах в ста вверх по холму.

Я снова бросил быстрый взгляд назад.

Человекобык склонился над нашей машиной, заглядывая в окна, — точнее говоря, не заглядывая. Он все больше сопел и принюхивался. Я не совсем понимал, что его так беспокоит, ведь мы были всего в каких-то пятидесяти футах.

— Дайте поесть, — простонал Гроувер.

— Тс-с-с-с, — сказал я ему. — Мама, что он делает? Он что, не видит нас?

— Зрение и слух у него — никуда, — ответила она. — Он идет по запаху. Но скоро он сообразит, где мы.

Словно напав на след, человекобык яростно заревел. Он поднял "камаро" Гейба за разбитую крышу, причем шасси надсадно заскрипели. Занес машину над головой и швырнул на дорогу. Врезавшись в мокрый асфальт, она проехала еще с полмили, разбрызгивая вокруг сноп искр, прежде чем остановилась. Бензобак взорвался.

"Ни царапины", — припомнил я слова Гейба.

Упс!

— Перси, — сказала мама, — как только он увидит нас, он сразу же бросится. Дождись последней секунды, а потом беги, прыгая из стороны в сторону. Он не может менять направление, когда бросается. Понял?

— Откуда ты все это знаешь?

— Я уже давно беспокоилась, что они могут напасть на тебя. Мне следовало этого ожидать. Я была эгоистичной, когда держала тебя при себе.

— Держала меня при себе? Но...

Еще один взрыв яростного рева, и человекобык, оглушительно топоча, ринулся вверх по холму.

Он учуял нас.

Сосна была теперь всего в нескольких ярдах, но холм становился все более крутым и скользким, а Гроувер отнюдь не полегчал.

Человекобык стремительно приближался. Еще несколько секунд — и он настигнет нас.

Силы у мамы были уже, наверное, на исходе, но она продолжала поддерживать Гроувера за плечо.

— Давай, Перси! По отдельности! Помни, что я сказала.

Мне не хотелось шарахаться из стороны в сторону, но возникло ощущение, что она права и это наш единственный шанс. Я бросился влево, повернулся и увидел, что монстр догоняет меня. Его черные глаза горели ненавистью. Он то и дело срыгивал тухлым мясом.