Крылатый

"Вперед!"

Первый планерист даже не понял, что произошло. Какая-то огромная птица приблизилась к его машине, а потом дважды сверкнувшая молния отрубила планеру оба крыла. Второй успел испугаться, когда огненный клинок пробил фонарь его кабины, плавя стекло также легко, как его плоть, но понять, с чем он столкнулся, не успел и он.

Остальные поняли. И вот тогда голоса руланцев зазвучали именно в той тональности, в которой Мирон хотел их слышать. Руланцы кричали от ужаса, понимая, что живыми они не уйдут.

Они ошибались. Мирон собирался отпустить одного, ведь любое сражение по-настоящему хорошо только тогда, когда о нем есть, кому рассказать. Рассказать, с дрожью вспоминая неуязвимого противника с пламенеющим мечом.

Четыре планера разрядили свои баллисты. Один выстрелил даже настолько точно, что попал бы, не отбей Мирон летящее в него копье легким движением руки. Даже не меча, руки, просто отмахнувшись от тяжелого снаряда как от назойливой мухи. А затем он ответил! У этого заклинания было имя: сеть Фандо, в честь разработавшего его мага. Огненная сеть с мелкими ячейками, сжимавшая и сжигавшая все, что в нее попадало. Даже сам Фандо не сотворил бы его лучше — вряд ли он сумел бы набросить свою сеть более чем на пару планеров. Крылатый захватил сразу десяток, и смятые машины посыпались вниз одним гигантским комом пламени.

Остальные повернули назад, но тихоходным деревяшкам нечего было и думать тягаться с самим Крылатым. Мирон догонял их, отсекал крылья или хвосты, а то и просто сбивал ударом крыла, сбрасывая неуклюжие человеческие творения вниз, на породившую их землю. Небо — его вотчина, и нечего на нее посягать! Нечего соваться сюда, в облака, где царить ему и только ему.

Весь бой занял не больше трех минут. Уйти Мирон дал лишь одному планеру, пилот которого оказался самым смекалистым, и бросил машину в пике, выровнявшись у самой земли и посадив планер на опушке леса. Он думал, что спрятался от глаз Крылатого! Сама мысль о том, что кто-то может считать, что способен его перехитрить, Мирону не понравилась, и он метнул вниз огнешар, испепеливший планер сразу же после того, как человек выбрался из него.

Сражение выиграно, но война только началась! Крылатый снизился до верхушек деревьев, и снова взял разгон. Он знал, в какой стороне враг, и появиться над его головой намеревался во всем своем великолепии.

Мирон наслаждался силой, подвластной ему, и смертью, которую он сеял. Мирон упивался чувством полета. Чувства, которого был лишен тридцать лет, и все больше понимал, что задуманное им — единственное верное решение.

Он не сможет вновь отказаться от крыльев. Не сможет проживать остаток жизни, не чувствуя дыхания неба.

— Ему грустно... — прошептал Айртон. Отголоски того, что испытывал Мирон, накатывали на него волнами, передаваемые шаром. Образы пылающих планеров, отзвуки предсмертных крыльев руланцев, и, конечно же, эйфория от стремительного полета, от скоротечного боя на головокружительной высоте. А потом вдруг накатила тоска. Тоска от осознания того, что все это — лишь на полтора часа.

— Рожденный летать — не может жить на земле, — зачем-то сказал Зоран. Остальные маги хранили молчание, не сводя глаз с клубящегося в шаре облака, как будто могли разглядеть в нем происходящее сейчас на фронте.

— Он атакует!

И в тот же миг, когда Крылатый швырнул по позициям руланцев первое заклинание, боль прорвала заслон, пылающей лавой хлынув в плечи Айртона. И тогда он не смог сдержать рвущийся из груди крик.

Руланцы осаждали небольшую крепость — последний форпост на пути к столице королевства. Основные силы армии уже отступили, и теперь должны были либо откатиться к самому сердцу страны, чтобы у стен города дать последний бой, либо рассеяться по окрестным лесам, ведя неорганизованную партизанскую войну. Командиры отрядов еще не определились, какой вариант выбрать. Нарочные, отправленные в столицу, еще не привезли новых приказов, а маги, способные держать мысленную связь с руководством корпуса, практически все полегли в предыдущих сражениях.

Впрочем, оба варианта развития событий не сулили королевству ничего хорошего. Любому солдату было понятно, что многочисленная, хорошо организованная и оснащенная осадными орудиями руланская армия возьмет столицу. Ей даже не потребуется магическая поддержка, а руланские маги-практики были не чета противостоявшим им.

Разрозненные партизанские отряды, не имеющие друг с другом связи и единого командного центра, также были обречены на гибель под колесами могучей военной машины Рулании.

Крепость держалась уже даже не из последних сил. Крепость держалась с упорством обреченного! Поэтому, несмотря на бушевавшие за стенами пожары, и не смотря на то, что сами стены во многих местах были повреждены каменными глыбами, выпущенными из требушетов, из бойниц все еще летели арбалетные болты, а ворота все еще стояли, несмотря на множество попыток руланцев вынести их тараном. Гарнизон оборонялся с решимостью смертника, удерживая значительные силы вражеской армии, давая шанс своим отойти, перегруппироваться и, быть может, снова ударить по врагу.

Впрочем, все в крепости знали: не будет никакой перегруппировки и контратаки. Помощь не придет. Впереди лишь смерть, и принять ее следует достойно.

Но когда массивные ворота крепости содрогнулись от удара тарана, остановить движение которого было уже некому, помощь вдруг пришла.

Крылатый пронесся над землей ураганом, походя разметав огнешарами вражеские требушеты, а затем, заложив петлю над исходящей черным дымом крепостью, завис над ней, простирая руки к небу, в котором тут же начали формироваться из ничего грозовые облака. Дождь пролился сплошной стеной, заливая огонь, но Крылатый уже покинул пределы форпоста, он и так уже потратил целых двадцать минут из отпущенных ему Айртоном полутора часов.

Руланская армия разбегалась. Не в панике, как поступила бы другая, менее организованная и вымуштрованная. Это было не бегство, это было спешное отступление. Эвакуация с поля боя, где предстояло бросить в атаку главные силы. Магические силы.

Их было пятнадцать. Пятнадцать магов обоего пола, от молодых, возраста Айртона, до седовласых стариков и старух. Каждый — не менее чем с семнадцатым уровнем по Урману. От 17 до чудовищных 26. Этот, с двадцатью шестью, и был главным. Он вышел вперед, простер руку к зависшему в воздухе Мирону, но не швырнул заклинание, как можно было ожидать, а поманил его к себе пальцем.

"Поговорим?" — мысленно позвал маг. — "Сколько они платят тебе? Рулания даст вдвое больше. Они почитают тебя? Мы будем почитать и поклоняться тебе. Ты — великий маг, Крылатый, и я воздаю тебе должное. Я не хочу сражаться с тобой. Не хочу убивать тебя. Хочу, чтобы ты стал одним из нас! Рулания примет тебя, несмотря на весь урон, нанесенный тобой, и я даю тебе последний шанс: присоединяйся к нам. Выбирай: слава, богатство и почет или смерть!"

"Он колеблется!" — понял Айртон, стискивая зубы, чтобы не кричать от боли.

Колеблется, обдумывая, а не повернуть ли обратно, не похитить ли шар вместе Айртоном, прижав его к шару так, чтобы он при всем желании не смог нарушить данную им клятву, жертвуя собой ради того, чтобы Крылатый не переметнулся к руланцам. Унести шар к этому магу, превосходящему по силам всех магов королевства и, возможно, Рулании, и рассказать все как есть: об артефакте, его свойствах и своей любви к небу! Чтобы стать руланцем, чтобы уже они исследовали шар, давая Мирону возможность подниматься в небо. Может быть, в Рулании, к нему станут относиться как к человеку, а не как к вещи, поставленной на службу благородным.

"Не верь!" — мысленно крикнул Айртон, надеясь, что шар донесет до Мирона если не его слова, то его чувства и эмоции, — "Не верь! Они — такие же. Все люди одинаковы! Везде и всюду: корыстны, амбициозны и плевать хотели на так любимое тобой небо."

Он не знал, услышал его Мирон или сам пришел к тем же выводам, но Мирон не ответил.

Мирон ударил!

Ударил всем, чем мог — всеми стихиями, доступными ему, всей магией, подчинявшейся его воле. Отряд магов смело беснующимся огненным смерчем, внутри которого полыхали яркие молнии. Смело и швырнуло в разверзшуюся в земле трещину, тут же схлопнувшуюся обратно, когда последнее изломанное тело достигло ее дна.

Маги пытались защититься. Они воздвигли перед собой защиту в ту секунду, когда огненный смерч еще только зарождался. Некоторые даже успели бросить атакующие заклятья, намереваясь не то поразить Крылатого, не то сотворенный им смерч. Безуспешно. Цвет магии Рулании был уничтожен и погребен глубоко под землей за несколько секунд.

— Смерть! — сказал Крылатый, когда улеглась пыль. — Я выбрал. Но у тебя, я вижу, руки коротки дотянуться до меня.

Он снова взлетел, и снова потянулся к мирозданию, щедро одаривавшему его силой. Мирону не было равных в тот миг, Мирону не смогли бы противостоять даже все маги мира, сумей они забыть о взаимных распрях и выступи против него единым фронтом. Магия тянулась к нему сама, отдавалась вся, без остатка. Магия просила использовать ее, просила обращать ее в огонь, молнии и ураганный ветер, просила поворачивать вспять реки и создавать посреди морей острова, меняя очертания земной тверди. Магия в этот миг повиновалась ему одному, и он щедро пользовался этой заемной силой.

В грудь Крылатого летели стрелы, выпущенные солдатами в последней надежде избежать смерти, нанести страшному противнику хоть какой-нибудь урон, но броня из перьев цвета воронова крыла была слишком крепка. На него неслись, подняв копья, рыцари с бешеными глазами, на ошалевших от страха конях, и обычно он легко уворачивался от них, просто взлетая чуть выше, чтобы потом метнуть в наглеца огнешар или поразить молнией. Но несколько раз, из детского озорства, Мирон принимал удар копья грудью, чувствуя лишь легкий толчок и видя, как противник вылетал из седла, не сумев удержать копья.

Его пытались остановить маги, уже не грозные повелители стихий, а жалкие и испуганные людишки, лишившиеся своего гонора благородных господ — карликовые деревца на пути беснующегося урагана. Их атакующие заклинания не долетали до него или с шипением гасли на его широкой груди, зато повинуясь мановению руки Крылатого, возникали порывы ураганного ветра, сминавшие людей словно бумагу, вставали стены огня, не оставлявшие позади себя ничего живого.

Мирон крушил, разрушал и убивал. Он взмывал в высоту, чтобы оттуда, из небесной дали, метнуть на разбегавшиеся отряды людей огненные сети, молнии или пылающие шары, которых никогда не смогли бы сотворить обычные маги. Это не было упоением боя, не было боевым безумием: только трезвый расчет. В прошлую кампанию он ограничился тем, что уничтожил все боевые машины руланцев, и истребил большинство магов врага, но позволил армии бежать. Он не добивал уцелевших. Крылатый преподал агрессивным соседям урок, который Рулания помнила тридцать лет! Но теперь он должен победить так, чтобы враг запомнил это поражение НАВСЕГДА. Запомнил, что Крылатый ВСЕГДА на страже своего королевства. Поэтому он преследовал бегущих, и на их пути бушевали смерчи, перед ними расступалась земля, порождая глубокие расщелины, а в спину им дул сухой обжигающий ветер, сбрасывавший несчастных в гигантские братские могилы.

Зоран перевернул песочные часы. Айртон держал Крылатого уже треть обещанного времени, и все еще чувствовал, что сумеет сдержать клятву. Чувствовал себя в силах удержать руки на шаре. Вот только больше он не открывал глаз, их жег соленый пот, стекавший со лба. Да и на что ему было смотреть? На артефакт? На напряженные лица магистров и учителя? Он видел куда больше... Он видел обрывки разворачивавшегося в полутора сотнях верст от столицы сражения. Точнее — избиения.

А еще шар продолжал доносить до него отголоски чувств Мирона. Приятную тяжесть крыльев за спиной, удовольствие от полета, от возможности опереться на воздух, лечь на него, и плыть по небу, даже безо всякой магии... Но вместе с этими чувствами Айртон ощущал и грусть. Грусть от того, что это в последний раз.

"Не в последний!" — Айртон попытался передать эту мысль Мирону через шар. — "Мы что-нибудь придумаем! Уговорим корпус или расскажем людям всю правду, потребуем воздать тебе, спасителю королевства, достойные почести! Корпус не сможет отказаться. Найдутся маги, готовые держать тебя! Я буду держать тебя! И ты еще взлетишь, ты еще прокатишь Зорана на планере, держа его силой своей магии, разогнав его до скорости, доступной лишь тебе! Ты еще покатаешь меня, потому что я уже тоже хочу в небо!"

В сотнях верст от столицы Мирон услышал обращенные к нему слова и замер в небе, удерживая себя на одной высоте плавными взмахами крыльев. Он прислушивался не к тому, что говорил ему Айртон, а к тому, что он чувствовал в этот момент, и Мирон знал: молодой маг верит в то, что говорит.

Но Мирон не верил, поэтому он ответил коротко, просто послав обратно, через шар, всю свою грусть, всю свою тоску, накопленную за тридцать лет, прожитых без крыльев. Это был не просто ответ "Нет", это был удар по уверенности Айртона в счастливом исходе для него, для себя и для всех, и этот удар достиг цели. Айртон ощутил полную, всепоглощающую грусть и безграничную тоску, ощутил, как проваливается в депрессию, в которой нет ничего, кроме серости и пустоты. И боль тут же воспользовалась этим, прорывая заслоны и растекаясь по телу. Теперь она была везде, она же и отрезвила Айртона, заставив собраться с силами, заставив бороться вновь, а еще — заставив закричать так, что стоявшие рядом маги рефлекторно отшатнулись от него.

"Держи меня, мальчик!"

"Держу! Удержу!"

Крылатый носился над полем боя, добивая врагов. То тут, то там он пикировал с неба, подобно мифическому дракону поливая огнем уцелевших, извергая каскады пламени из своего огненного меча. Тактика выжженной земли! Славный пир жестокой смерти!

Живыми уйдут лишь единицы. Уйдут, чтобы рассказать о безжалостном и непобедимом Крылатом, спустившемся с неба и убивавшем без сожаления.

Руланцы наступали на трех фронтах — на то, чтобы перелететь с одного к другому у него уходило несколько минут, и там история повторялась. Планеры и катапульты, осадные орудия, маги и простые люди. Все живое — гибло. Все, что могло гореть — горело. Все, что гореть не могло — горело тоже.

"Сколько прошло времени?" — спросил Мирон у мироздания.

— Сколько еще? — спросил Айртон у учителя.

— Ты выдержал около половины срока.

"45 минут" — отозвался мир.

"Довольно!"

Некогда зеленая равнина теперь была изрезана беспорядочными земляными валами на месте схождения разломов. Травы на ней почти не осталось, равнина дымилась, и воздух пропитался тошнотворным запахом горелой плоти. Война, назревавшая тридцать лет, и длившаяся около полугода, была выиграна за полчаса. Руланская армия была уничтожена полностью! Весь цвет магии и рыцарства, вся инженерия, включая планерный парк и дальнобойные требушеты, которыми руланцы так гордились.

Да воцарится мир! Да здравствует Крылатый-миротворец.