Арагонские хроники. Дневник барона Сореала де Монте

— Что значит — охотники не справились?! Твое племя не способно прикончить нескольких человек?!

— Но они перебили всех, даже Харага. Один Грыл смог бежать!

— Ты человеческий язык понимаешь?! Мне плевать, сколько твоих погибло! Просто отправь еще и побольше! Выполняй приказ, или всем вам, мелким ублюдкам, сильно не поздоровится! Ясно?

— Да, большой человек, — грустно согласился старый гоблин.

— То-то же. Чтоб к следующей нашей встрече все было сделано, тупой уродец, — процедил сквозь зубы второй неизвестный, щелчком послав догорающий окурок самокрутки старику в лоб. Люди зашагали прочь из леса. Гоблины неторопливо, точно нехотя, направились куда-то в чащу.

Тут пикси поняла — она уже видела этих людей. Это были двое из трех телохранителей мэра. Те же здоровенные фигуры, те же тяжелые походные плащи, те же квадратные злые лица. Точно они! Сиилин покрутила головой туда-сюда, глядя то вслед людям, то в спины уходящих гоблинов. За кем же проследить? Телохранителей можно найти в городе, да и как лететь за ними по открытой местности? В лесу следить куда удобнее, а зеленокожих потом не разыщешь, если сейчас их оставить. Решено! Пикси заработала крылышками, догоняя низкорослых гоблинов, почти растворившихся в полумраке среди зарослей.

Отряд уходил все глубже и глубже в лес, но вот деревья стали редеть, а впереди показалась большая поляна, застроенная легкими переносными домиками. Гоблины, нигде не задерживаясь, направились в самый большой вигвам. Сиилин проскользнула вслед за ними, благо в крыше была проделана внушительная дыра-дымоход. Внутри властвовала тень, но пикси на всякий случай подыскала себе более надежное укрытие — за массивным лошадиным черепом, свисающим со стены.

В доме уже сидело несколько пожилых, пестро одетых гоблинов, но самое почетное место — под флагом, украшенным символами племени, — все еще пустовало. Прибывшие воины рассыпались вдоль стен и выжидательно застыли, а старик с кряхтением опустился на трон. Тот, похоже, переделали из какого-то старого стула, но примотанные веревками черепа и разнообразные амулеты на спинке делали его куда более внушительным. Старый гоблин — Сиилин решила, что перед ней все-таки вождь племени, — тяжело вздохнул.

— Правители этой земли гневаются. Мы не смогли убить их врагов, теперь нам грозят беды. Как быть? Ответь мне, шаман.

— Я испрошу совета у духов леса, — с места поднялся зеленокожий, чью голову венчал череп волка, — может, они чем-то разгневаны, и именно потому не даровали нашим охотникам победу. Шаман вынул из-за пояса деревянную стрелу, украшенную причудливой резьбой, затем поднял глаза кверху, словно ища совета у неба, видневшегося в дымовом отверстии. Тут взгляд шамана неожиданно упал прямо на выглянувшую из-за своего укрытия пикси.

— Духи услышали нас! — гоблин вытянул вперед руку с зажатой в ней реликвией. — О, дух леса, окажешь ли ты нам милость, благословив эту стрелу? Ждет ли наше племя удача и успех в делах, задуманных нами? — он выжидающе посмотрел на фею.

Влекомая неодолимым любопытством вкупе с предчувствием чего-то интересного, Сиилин вылетела из своего укрытия и невозмутимо уселась на ритуальную стрелу верхом.

— Духи благословляют нас! — шаман поднял стрелу с пикси над головой. Гоблины разразились восторженными криками.

— Стойте, я хочу говорить с вашим вождем! — очень важно произнесла Сиилин на лесном наречии. Фея не могла упустить случая побыть «великим духом».

— Да, о дух, — вождь гоблинов поклонился. — Я внимаю тебе. Приказать остальным удалиться? Хотя никто, кроме меня и шамана, все равно не знает священного языка.

— Пусть остаются. А я хочу понять, зачем твоему племени нужна моя помощь. Вы ведь не из этого леса, что привело вас сюда?

— Духам ведомо все, но я отвечу. Еще пять лет назад наше племя было многочисленным и могучим, мы жили на побережье, в неприступной каменной башне. Все вокруг трепетали при имени Громоклык! Но потом люди, устрашенные нашей мощью, неспособные справиться сами, призвали великих героев, среди которых явился огромный кентавр. Они убили лучших наших бойцов, ворвались в башню, истребляя всех на своем пути, и засели там. Выжившие, собравшись с силами, пошли на приступ, но потерпели неудачу. У племени не было больше крепкого убежища, воинов почти не осталось. Нам пришлось уйти с побережья в глубины лесов и основать новую деревню здесь. Удалось даже договориться с правителями этих земель, и племя больше не тревожили. Все шло хорошо, мы выполняли то, о чем нас просили, и жили спокойно. Но пару дней назад к нам вновь пришли посланцы. Мне велели принести головы пятерых человек, прогневавших правителей. Против нас пошлют ратников и прогонят, если этого не сделать, — гоблин несколькими фразами описал пришельцев, которых требовалось убить. Сиилин совсем не удивилась, узнав в этом описании новых баронов. — Посланники предупредили, что четверо из пяти врагов будут сегодня в лесу. Я отправил десятерых охотников во главе с могучим Харагом. Этого оказалось недостаточно, все они погибли. Но теперь, с твоим благословением, дух, победа от нас не уйдет. Наконец все вернется на свои места!

— Чушь! — громко и очень недовольно заявила пикси.

— Что ты имеешь в виду, о великий дух?

— Вы не должны убивать пятерых пришельцев! Хватит слушать этих так называемых правителей. Я дух удачи, и если вы хотите сохранить мое благословение, то делайте по-моему.

— Но как нам тогда поступить? Как не потерять новый дом?

— Пока притворитесь, будто пытаетесь выполнить задание. Но даже не вздумайте на самом деле заниматься им! Вас никто не накажет и не прогонит, я позабочусь об этом.

— Да, о великий дух удачи, — вождь склонил голову в почтительном жесте.

— Вот и замечательно. Ждите моего возвращения, не унывайте, теперь все ваши трудности позади, — фея вспорхнула со стрелы. Сделав круг почета над головами старейшин гоблинов, она полетела прочь из хижины.

У проказницы Сиилин уже начал зреть план, как выручить гоблинов, заодно проучив коварного мэра с подельниками. Осталось только решить, кого из баронов можно поставить в известность о замысле, чтобы поручить кое-какую работу. Но в любом случае получится отличная шутка! Пикси взмыла над макушками деревьев и на максимальной скорости, доступной маленьким крылышкам, устремилась в замок.

Интерлюдия 3.

Подвиги во имя любви

— Как я могу устоять перед мужчиной, перед которым не устоял дракон?

Из свадебной речи девицы Мерседес.

Гилберт с треском пробирался через бурелом. Щит отца, который хоть и помогал проламываться сквозь заросли, с каждым шагом становился все тяжелее. Волосы слиплись от пота, дрянной стеганый дублет, купленный сегодня утром в «Железной свинье» взамен великолепной фамильной кирасы, натирал подмышки, сдавливал грудь, а поясницу, наоборот, открывал потокам ночного холода и клинкам врагов.

Это не умаляло радости юноши. Леди Клодия, прекраснейшая из женщин, подарила ему ночь любви. Что могло означать лишь одно — девушка желает лицезреть Гилберта в качестве своего мужа. Мужа! Слово приятно ласкало самолюбие, воображение рисовало восхитительные сцены. Вот он ввозит стыдливо опустившую глаза, раскрасневшуюся Клодию в ворота старого, но ухоженного Эйнхандера. Вот мама вежливо, церемонно, как подобает леди, приветствует будущую невестку, а Гилберт, пряча улыбку, видит ее радость, умело скрытую под маской чопорных манер. Радость эта вполне уместна — избранница сына не только хороша собой, умна, но и богата. Она баронесса, не чета замухрышкам, готовым на все ради переезда из своих лачуг в настоящий замок. Конечно же, Клодия поладит с мамой и сестрой, конечно же, Гилберт найдет средство выкупить фамильные земли, и вместе они будут жить долго и счастливо… Но все это необходимо заслужить. Роскошное кольцо с изумрудом, купленное в магазинчике «Самое необходимое» (Гилберт даже не пытался представить, как оно туда попало) на вырученные от продажи отцовского доспеха деньги, уже лежало в кармане, заботливо укутанное в шелковый платок. Оставалось совершить подвиг: любой знает, недостойно рыцаря просить руки дамы, не совершив перед этим подвига в ее честь. Юноша вознамерился посвятить Клодии победу над лесными тварями из числа наиболее опасных. В таких случаях рекомендуется сразить дракона, а лучше, для верности, двух, но они, как известно, давно вымерли.

Гилберт насторожился, затем бесшумно — насколько позволял громоздкий щит — спрятался за древесный ствол. В лунном свете на поляне резвились два гоблина. Не драконы, к сожалению, но лучше, чем ничего. Судя по всему, у мерзких существ как раз начался период брачных игр. Одетая в пестрые обноски самка, являя собой гадкую пародию на человека, игриво убегала от более крупного самца, на котором было лишь подобие набедренной повязки и какие-то грязные шкуры и перья. Гилберт удовлетворенно окинул взглядом мощный торс, широкие, даже по людским меркам, плечи зеленокожего — монстр явно мог стать достойным противником. Юноша, не колеблясь ни секунды, обнажил меч, выступив из-под сени деревьев.

Гоблин бросился к висящему на ветке кинжалу в ножнах, самка пронзительно закричала. Крик этот поразительно напоминал женский — так же, как крик горной пумы, в охоте на которую Гилберту довелось однажды принимать участие. Юноша позволил сопернику завладеть оружием, хотя мог легко зарубить его. Но это уже не было бы подвигом.

Чудище, сжимая холодно поблескивающий клинок (наверняка украденный или даже снятый с убитого путника), атаковало первым. Удар оказался настолько яростен и быстр, что Гилберт не успел закрыться щитом — рука изрядно устала, мышцы одеревенели. Лезвие, легко рассекшее стеганку, оставило на груди длинный рваный глубокий след.

«Теперь гадина от меня не уйдет», — отстраненно подумал Гилберт, стараясь не обращать внимания на боль и внезапно навалившуюся слабость.

Вспомнив свои многочисленные упражнения, представляя на месте гоблина тренировочный манекен, он отвел руку с мечом, выполнил простенькое обманное движение и нанес укол в живот. Урод, видимо, обрадовавшийся своему успеху, рассчитывавший смять противника первым же натиском, не смог ничего противопоставить маневру Гилберта и осел, конвульсивно хватаясь лапами за лезвие, глубоко вошедшее в плоть.

Второй гоблин завизжал уже совершенно дурным голосом, то ли пытаясь напугать, то ли от ужаса. Затем чудовище, развернувшись, устремилось в лес. Молниеносным движением Гилберт поднял выпавший из замерших лап противника кинжал и метнул его в удаляющуюся спину самки. Та споткнулась, чуть не упав, но, очевидно, страх придал ей сил — она удержалась на ногах. Тварь скрылась в кустах, но с клинком в спине ей будет сложно уйти далеко и тем более привести сюда остальную стаю. Гилберт пошатнулся и, волоча за собой тяжеленный щит, который в итоге ему не пригодился, отправился в обратный путь. Рана кровоточила, грудь горела огнем, но мысль о ждущей в замке Клодии придала сил.

— День 1 апреля года 1827 от основания великого королевства Арагон.

Интерлюдия 4.

Потерянная удача

— А тех, кто плохо себя ведет, люди хватают и утаскивают в поля.

Лесная гоблиница непослушному гоблиненку.

Силы покидали Шауту вместе с кровью, обильно вытекавшей из нанесенной кинжалом раны, но страх гнал ее вперед. Ужасный человек убил Кетха, любимого Кетха, убил его так же стремительно и безжалостно, как убивает лесная кошка. В затуманивающемся сознании Шауты всплывали полузабытые страшные истории о людской жестокости, злобе, кровожадности. Дочка шамана никогда не верила в эти россказни: ведь духи даровали разум человечьему племени (такой же, как и народу Хоб), а наделенный разумом не отнимает чужую жизнь из пустой прихоти.

Приходилось, однако, согласиться — истории не лгали. Ах, зачем, зачем Шаута ослушалась отца, запретившего ей приближаться к границе леса! Она, конечно, прекрасно знала ответ. Если бы Шауту увидели вместе с Кетхом, молодых хобов ждали бы серьезные неприятности. Сначала родители должны были договориться о размере приданого и куче других, маловажных на взгляд влюбленных, вещей. С обычаями не шутят, тем более красавец Кетх был сыном вождя. Был. Был… Слово пульсировало в голове, словно разрывая ее изнутри, во рту ощущался металлический привкус крови. Нога Шауты попала в барсучью нору, девушка сдавленно вскрикнула и упала ничком. Сил подняться у нее уже не нашлось.

Вождь Гетханаар сидел на своем троне в опустевшем вигваме, его рука, морщинистая, покрытая старческими пятнами, сжимала меч. Несмотря на возраст, вождь все еще был лучшим воином племени. В понуром взоре Гетханаара растерянность постепенно сменялась холодной решимостью. Хирхир, шаман, сидел напротив, за тлеющими углями очага, бесстрастно покуривая трубку. Спокойствие шамана вызывало у вождя непонимание и раздражение.

— Так значит, Шаута умерла? — с расстановкой проговорил Гетханаар. — Людям оказалось мало моего сына. Дух удачи солгал нам.

— Я вижу, что ты задумал, — шаман ответил на вызывающий взгляд вождя и не отвел глаз, — но сейчас нельзя сражаться. Время для мести еще настанет, мы сможем расквитаться с ними за все. Духи открыли мне это. Если теперь хобы поднимут оружие против людей, племя ждут суровые испытания. Лучшие воины погибнут, а тебя, вождь, сразит мечом женщина…

— С меня довольно лживых пророчеств и обещаний! — Гетханаар вскочил с трона, разметав ногами догорающий очаг. Вождь встал перед Хирхиром во весь свой весьма внушительный для хоба рост. — Человек убил наших детей, завтра придут следующие и довершат начатое! Я остановлю их, даже если ты не хочешь помогать, старик! И посчитаюсь с убийцей. Шаута сказала, на его щите был единорог…

Шаман проводил глазами обреченного, он знал это точно, вождя. Снаружи раздался звук большого барабана, созывающего воинов. Печально поворошив концом посоха кострище, Хирхир поплотнее закутался в свои одежды. Вокруг заметно похолодало.

— Я не смог остановить его, о царица духов. Гетханаар жаждет мести. Наше племя не примет участия в твоей войне.

Внезапно налетевший порыв ветра запорошил пеплом лицо шамана. Подумав недолго над смыслом этого, несомненно, посланного духами знака, Хирхир поднялся и, прихрамывая, направился к выходу. У него оставалось не так много времени на подготовку к долгому переходу, который вскоре предстояло в очередной раз совершить племени Громоклык.

**

Первым, кого я увидел утром, была Фессаха. Кошка безмятежно посапывала у меня в ногах. На ней не осталось и следа от кроваво-грязной корки, покрывавшей вчера ее шерсть, блохи тоже куда-то исчезли. Зато появился странный длинный шрам на левом бедре. Совершенно непонятно, откуда он взялся — память упорно отказывалась намекнуть, какое оружие или зверь могли оставить такой след. Надо обязательно расспросить ее, когда проснется. Хорошо хоть, вернулась. Привык я к ней как-то.