Спуская псов войны - роман издан!

— Кажется, словно летим в облаках, — заметил наемник, — это вообще что за туман?

— Понятия не имею. Может, мираж, может что другое. Никто не знает.

— Никто не изучает подпространство?

— Его невозможно изучать. Подпространство — место, где привычные законы физики не работают. Корабль двигается по каналу, внутри которого не соприкасается с реальностью или нереальностью чуждого измерения, но там, дальше — необъяснимое, которое понято быть не может. Нельзя изучить одно измерение с помощью знаний законов другого. Это еще глупее, чем мерять расстояние литрами, а вес — секундами.

Наемник пожал плечами:

— Один неглупый человек сказал: 'Всякий вопрос имеет свой ответ. Просто мы его не всегда знаем'.

— Или — в принципе не способны осмыслить, — возразил Касс, — ты когда-нибудь слыхал про неэвклидову геометрию?

— Нет. Что это?

— То, чем земляне удивили всю галактику. Некто Лобачевский, великий математик, однажды решил поупражняться в остроумии и задался вопросом: а что было бы, если бы через точку, не лежащую на некой прямой, можно было бы проложить не одну прямую, параллельную к данной, а минимум две?

— Это как? Ты бы попроще как-то, мы ж университетов не кончали.

— А куда проще? Начерти прямую. Поставь точку. Проведи через точку линию, параллельную к первой. Планшет и стилус дать?

— И что?

— Что ты сможешь провести только одну такую прямую. Это такой же закон, как дважды два — четыре. Так вот. Лобачевский предположил, что могла бы существовать иная геометрия, которая отличается от нашей лишь одним: через одну точку можно провести две и более прямые, параллельные к данной. И, отталкиваясь от этого предположения, сей ученый муж разработал новую непротиворечивую геометрию.

— Я все еще не понимаю, в чем тут подвох?

— В том, что в нашей реальности такая геометрия невозможна. Ты не способен не то что провести две прямые через одну точку, чтобы они были параллельны и не совпадали, такое невозможно даже представить. Ибо это грубое нарушение законов нашего мира. Это невозможно... в нашем измерении. Но чисто теоретически, это может быть возможно в ином измерении. Совершенно очевидно, что там все-все будет не таким, как у нас. Мы не сможем не то что понять тот мир — мы существовать в нем не сможем. Так вот. Получается, Лобачевский доказал теоретическую возможность вывести упорядоченную систему законов природы чуждого мира, даже не будучи способным понять ее умом. Это примерно как если бы слепой от рождения изобрел телескоп, понимаешь? Галактика населена триллионами существ, многие из которых умнее землян. Но лишь Лобачевский додумался до подобной бредовой, на первый взгляд, идеи. Которая на поверку оказалась гениальной.

— Ты так много знаешь о Земле и землянах, — изменил тему разговора Леонид.

— Разумеется. После того, как я уволился из армии, работал полевым исследователем. Поднял при этом немалые деньги, вывозя с Земли разные экзотические вещи. Коллекционеры порой готовы хорошо платить за вещи, толком ничего не стоящие. Вывоз чего-либо в промышленных масштабах запрещен, но никто не запрещает прихватить сувениры себе или другим.

— А где вы земные деньги берете? Подделываете?

— Строго запрещено — и глупо. Исследователь прибывает с небольшим запасом чего-либо, имеющего ценность для аборигенов. В нашем случае — ввозим золото. А для крупных закупок — ввозим драгоценные камни. Именно так мы закупили партии сельскохозяйственных культур, которыми заинтересовались сходные с вами народы. Так что все честно... относительно.

— Почему относительно?

Касс, задумчиво глядя на стенные экраны, ответил:

— Потому что ввоз, скажем, алмазов в промышленных масштабах вызовет падение цены на земные алмазы. Ввозя много золота, мы можем за месяц сильно навредить экономике Земли, да так, что все банки будет долго... как это... колбасить. Вот для того и нужно культурное эмбарго.

Леонид потихоньку мотал себе на ус. У Касса все звучит очень гладко. И галактическое сообщество прямо аж такое развитое, и он сам честный, и все так о землянах пекутся, чтобы не навредить... У мошенников всегда все звучит гладко, иначе они давно вымерли бы с голоду.

— А почему такие великие нации пекутся о каких-то варварах с Земли? Твой медмодуль умеет лечить землян, исследователи спокойно шпарят по-русски... Как-то оно подозрительно. Не могу отделаться от мысли о вторжении.

Торговец закашлялся своим странным смехом:

— Во-первых, а почему у вас на Земле перестали негров в рабстве держать? Потому что вы стали культурнее. А мы и подавно вас обогнали. Уверен, ты неправильно понимаешь слово 'культура', коллега. Это не доброта, не альтруизм и не прочая муть. Тупые варвары-римляне были рабовладельцами — где они? Рим пал. Рабство само по себе невыгодно, ты же должен был учить это на уроках истории в школе. Культурное общество не держит рабов, ненавидящих своих хозяев, и армию охраны. Платить работнику, заинтересованному в результате работы — выгоднее. Культура, друг мой, это не театр, балет и музыка. Это такое устройство общества, когда оно функционирует приемлемо для как можно большего количества врасу. И тогда, когда общество начинает эффективно обеспечивать себя едой и необходимыми вещами, появляется время на театр и музыку. Искусство, спорт, наука — это не культура. Это ее закономерные результаты. Более того, вы уже начинаете беситься с жиру и придумываете всякую фигню вроде прав животных, сайентологии, посылания радиосигналов удаленным звездам, которые дойдут только через тысячи лет. Просто потому, что развитие вашего общества начинает давать вам возможности страдать ерундой.

Так вот, мы плавно переходим к собственно ответу на твой вопрос. Почему галактическое общество защищает развивающиеся народы? Мы могли бы прийти тысячи лет назад, дать вам азы наук и медицины, чтобы вы на нас работали. Строили для нас космолеты и мебель. И ваш путь развития был бы в точности как наш, только быстрее. Но — тогда бы не было Лобачевского. За десятки тысяч земных лет ни один мозг в галактике не додумался до того, до чего додумался земной математик. Даже сейчас эти знания нам бесполезны, потому что те практические задачи, для которых земные математики применяют геометрию Лобачевского, у нас решаются другими способами. Это открытие слишком сильно опередило свое время — но в будущем само доказательство возможности понимать чуждые законы природы может открыть новую страницу. Такие вот дела. Многие молодые расы додумывались до простых вроде бы вещей, до которых не додумывался больше никто. Вмешиваясь в их развитие, мы бы остались без их открытий.

— Так ты еще и в математике рубишь, — заметил Леонид.

— У меня даже есть ученая степень, представляешь? Я написал трактат о сравнительном анализе психологии землян и балларанцев. И получил за это достаточный гонорар, чтобы вкупе со своими сбережениями начать свое дело...

В этот момент что-то огромное и темное показалось сверху над звездолетом, двигаясь с большей скоростью.

— Смотри, что это?

Касс приказал автопилоту включить прожектор и навести на объект. Леонид увидел длинное сигарообразное тело, но понял, что это такое, только когда оно обогнало звездолет: в самом конце его обнаружились гребные винты, а сбоку виднелись стволы двух пар мощных орудий, нацеленных куда-то в сторону. Свет прожектора выхватил надпись на корме на немецком языке: 'Бисмарк'.

— Ха, тебе везет, — заметил торговец, — первый раз в прыжке — и ты уже увидел что-то знакомое. Я увидел нечто осмысленное только на пятом прыжке — стаю летающих пузырей со своей планеты.

— Да уж. Забавно, когда линкоры обгоняют звездолеты...

— То есть, то, что 'Бисмарк' летает в подпространстве, тебя уже не удивляет?

— И не говори. Слушай, а мы можем его... догнать?

— Вряд ли. Да и зачем? Он не настоящий.

— Было бы здорово посмотреть на него вблизи... а походить по палубе еще круче.

— Правило не выходить из корабля забыл?

— Нет, но все равно было бы здорово.

Темный корпус линкора исчез вдалеке.

— А что бывает, если все-таки выйти из корабля? В скафандре, ясное дело?

— Иногда безумцы с тягой к самоубийству выходят. Бывает, что потом возвращаются назад. А бывает, что лебедка втягивает на тросе пустой запечатанный скафандр.

— Жуть какая...

— Нечего шутить с подпространством.

— Долго мы так лететь будем?

— Может, час. Может, десять. Но предположительно — не более четырех.

За бортом пронесся еще один объект, длиной метров семь, и скрылся в тумане.

— Невеселая у 'Бисмарка' судьба — даже в подпространстве за ним торпеда гонится, — пробормотал Леонид.

* * *

Звездолет вышел из тоннеля неожиданно. Хлоп! Вокруг горят мириады звезд, а слева по борту заслоняет обзор грязно-коричневый диск планеты.

— Хара-Секундус, — сделал широкий жест Касс, — ключевая точка, в которой пересекаются по меньшей мере четыре торговых маршрута. Тут можно закупиться всем необходимым для дальнего рейса или маленькой войны, а также нанять недостающих членов экипажа, охрану, сбыть найденное, украденное и награбленное. Если, конечно, хвоста нет. Те, которые тут живут — механики, докеры, предприниматели — делают очень неплохие деньги, но очень недолго. Повышенная гравитация, повышенное атмосферное давление, воздух, состоящий на девяносто восемь процентов из азота... Зашибаешь бабло и сматываешься, отдыхаешь, тратишь и возвращаешься. Пожадничаешь и захочешь сразу да побольше — играешь в ящик. Долго тут жить могут только балларан — но вся эта разношерстная местная компания их бесит, расистов долбанных. К тому же они считают, что жить и работать на неподходящих мирах — удел низших, потому сами тут не появляются.

— Низшие — это?..

— Все, кроме самих балларанцев.

— А балларан, типа, высшая раса? — с сарказмом спросил Леонид, рассматривая спирали облачного покрова планеты.

— Они искренне верят, что да, — в тон ему ответил Касс.

— На Земле мы это не далее как семьдесят пять лет назад проходили... Галактическое сообщество — народ приличный, но нацисты — все те же...

— Они — культурные нацисты, — кашлянул Касс, — так, Навигатор, коррекция времени?

— Связь с сервером установлена. Коррекция времени плюс восемь минут.

— Коррекция времени? — приподнял бровь Леонид.

— Да. Мы находились в прыжке три с половиной часа, а в реальном мире прошло на восемь минут больше.

— Почему?

— Потому что там 'Бисмарки' летают, — отрезал Касс, — когда ты уже поймешь, что любое твое 'почему' применительно к подпространству останется без ответа? Потому что подпространство.

В этот момент бортовой компьютер сообщил о входящем сигнале.

— Вот и диспетчер. Навигатор, передавай опознавательный сигнал.

— Выполнено, — отрапортовал искин и через несколько секунд сообщил: — данные приняты, посадка разрешена.

— Быстрый тут паспортный контроль, — хмыкнул Леонид.

— Его здесь нет. Здешняя колония — единственная в секторе спасательная станция. И хотя, теоретически, это зона ответственности Доминиона Сссла, на практике тут только небольшое спасательное подразделение, станция наблюдения, медпункт, техническая база и склад снабжения. Ну и Страж еще — типа шерифа. От силы двадцать сссла. Все остальные — вольные предприниматели и торговцы различной расовой принадлежности. Общее количество населения — две-три тысячи человек.

— Человек? — оживился Леонид, — или ты имел в виду — врасу?

— Да в том-то и дело, что 'человек' — термин правильный. Видишь ли, слова 'человек', 'сссла', 'балларан' и прочие имеют один и тот же смысл: так высокоразвитый индивид называет себя и себе подобных. Причем тот же балларан будет считать человеком себя, а ты для него будешь 'землянин'. Потому искин переводит любые аналоги слова 'человек' именно как 'человек', если только не надо определять расовую принадлежность или разделить врасу по расовому признаку. Например, если речь о пассажирах корабля, то я говорю 'на борту находятся пять сссла и десять балларан'. А если мы говорим об интернациональном экипаже из пяти сссла и десяти балларан, то есть о единой команде, то фраза будет звучать как 'нас было пятнадцать человек'. Так и с колонией. Говоря о населении колонии, я скажу 'ффат накса дорсу сссла', что является дословным эквивалентом. При этом слово 'сссла' будет обозначать всех, и сссла, и не-сссла.

— Можно было бы говорить 'нас было пятнадцать врасу'. Было бы понятнее.

— Не рекомендую так говорить. Употреблять понятие 'врасу' следует только по отношению к большой массе третьих лиц, например, говоря о целой расе, к которой твой собеседник не относится. Называя так своего собеседника, ты подчеркиваешь, что не считаешь его равным. Как результат, тебя сочтут высокомерным, заносчивым расистом, а то и оскорбятся. В местах вроде этой станции подобное чревато. Считай, что ты на Диком Западе. Никакого контроля ни за чем, ввози, продавай и покупай что хочешь. Главное, чтобы судно и капитан не были в розыске, а экипаж себя вел прилично.

Леонид наблюдал, как планета растет, закрывая собой черный космос.

— Дикий Запад, говоришь? Ты бы мне хоть ствол какой дал...

— Тебе вообще с борта сходить незачем. Что ты там забыл? Бара там нет, стрипклуба нет, казино и борделя — тоже. И симпатичных туземок не встретишь.

— Блин, какой ты непонятливый. Мне же все равно интересно посмотреть на другую планету. Я ведь буду первым землянином, ступившим на ее поверхность. Ну и на инопланетян поглазею. Не стриптиз, конечно, но хотя бы кунсткамера.

— Лады. При погрузке, значит, поможешь. С робопогрузчиками тут напряг. Пошли к шлюзу, автопилот и без нас посадит корабль.

Возле шлюзовой камеры наемник, следуя инструкциям шефа, надел на голову прочный, но очень прозрачный пластиковый мешок с трубкой. Трубку воткнул в прибор размером с термос, а тот нацепил на пояс.

— Кислорода тебе хватит часа на три. Пополнить запас можно прямо на базе, твой искин покажет тебе, где. Перчатки надевай — за бортом минус пятнадцать по Цельсию, так что хвататься за все подряд не стоит.

— Просто перчатки? Моя куртка не рассчитана на морозы!

— Это не Земля, — кашлянул Касс, — тут климат другой. Планета безводна, атмосфера сухая, как мартини. Минус пятнадцать тут не холоднее, чем ноль в Питере. Главное не хвататься за предметы, хорошо проводящие тепло.

— А ствол?

Торговец достал из шкафчика у входа два пояса с закрытыми кобурами, один нацепил на себя, второй отдал Леониду.

— Только учти — доставать на людях крайне не рекомендую. Думаю, тебе не надо объяснять, почему.

Наемник тот час же достал оружие и осмотрел.

В целом, оружие очертаниями сильно напоминало знаменитый 'парабеллум': скошенная рукоятка, рассчитанная под ладонь с тремя пальцами и одним большим, кнопка вместо спускового крючка, продолговатый корпус и длинный ствол с толстыми стенками и очень маленьким калибром дула, миллиметра полтора. И легкий — граммов четыреста.

— Лазер?

— Игольник. Игломет. Магазин вытащи — там защелка.