Zemlya_za_okeanom (plus)

А какая инструкция была вручена Антипину! В ней строжайше наказывалось "под страхом смертной казни не обижать диких... обходиться с ними ласково, ничего не требовать, не отнимать", встретившись с японцами, "поступать учтиво, ласково, благородно", "если мохнатые и другие никому не подвластны, то приглашать их в подданство, обнадеживать защитою от соседей". В инструкции предписывалось также на 18-м острове (Урупе) "для опыта" посеять по два фунта ржи, ярицы, пшеницы, овса, ячменя, конопли.

"Св. Николай" вышел из Петропавловской гавани 24 июня 1775г. К

Урупу он подошел в конце июля 1776г. Антипин побоялся войти

в бухту на южной стороне острова, где раньше зимовало судно Протодьяконова, из-за айнов, которые в свое время враждовали с русскими, мстя им за жестокости. Антипин повел судно вдоль берега, выискивая подходящую гавань. После долгого лавирования заметили наконец на северной стороне острова небольшую бухточку в которую и вошли 9 августа 1776 г. Решив зимовать в этой бухте, люди занялись постройкой жилья. Но выбор оказался неудачным. В бухте не нашлось берега, удобного для выволакивания судна и осенние шторма его разбили. Хорошо хоть всё снаряжение было спасено.

С наступлением зимы промышленники, распределенные еще с осени по артелям, занялись ловлей рыбы и промыслом морского зверя. Не выдержав тяжелых условий жизни, 20 рабочих во главе со Слободчиковым и Красильниковым бежали с Урупа на двух байдарах на 11-й остров (о-в Маута), мотивируя свой побег голодом. По-видимому, именно в этот период еще три человека перебрались с Урупа на Итуруп и основали небольшой поселок на юго-западном побережье, где их застал известный японский путешественник Могами Токунай во время своего посещения острова. Оставшиеся на острове люди занимались промыслом каланов, но с айнамн в сношения не вступали. Всею за время зимовки было добыто "190 морских бобров, 240 песцов и 98 лисиц разных".

Компаньоны, узнав о гибели "Св.Николая" и неурядицах в компании на Урупе, отправили в помощь Антипину иркутского посадского Дмитрия Яковлевича Шабалина с людьми на двух байдарах. Одновременно, с помощью сибирского губернатора Фёдора Григорьевича Немцова снарядили в Охотском порту бригантину "Св.Наталия". На ней отправились на Уруп штурман Михаил Петушков, новые промышленники, среди которых был соливычегодский крестьянин Звездочетов, впоследствии сыгравший большую роль в освоении острова. Бригантина была загружена товарами и большими запасами провианта. Петушков получил инструкцию: "...по приходе на 18 остров (Уруп) рабочих сдать передовщику Шабалину, а в небытность ею правил, самомуна земле и на море; в 1778г. воротиться со всеми в Охотск, оставив на Урупе только Шабалина с Очередным и частью рабочих для привода в подданство "мохнатых"; при встречи с японцами убеждать их завести с русскими торговлю". "Св.Наталия" вышла из Охотска 10 сентября 1777 г. и в октябре, соединившись в пути с отрядом Шабалина, прибыла на Уруп. "Разгрузя судно и соединив всех промышленных в одну компанию, остались на том острове зимовать". Весной Шабалин с отрядом на трех байдарах отправился на южные острова "для приведения "мохнатых" в подданство, разведывания неизвестных земель и живущих на них, определения числа народов и жилищ их, для свидания с японцами". Ему с успехом удалось выполнить, поставленную задачу и даже договориться с японцами о встрече в условленном месте для торговли и продолжения переговоров через год, после чего "Св. Наталия" вернулась в Охотск.

Лебедев-Ласточкин и Шелихов, обрадованный удачным исходом экспедиции и желая поправить свои дела, немедленно приступил к подговке нового плавания. 7 сентября того же года "Св.Наталия", нагруженная "...разными российскими и немецкими товарами" отправилась в путь. Начальником экспедиции был Шабалин, переводчиком — Антипин, а мореходом — штурманский ученик Фёдор Путинцев. В конце сентябре они зазимовали в бухте Ванинау на острове Уруп, а летом следующего года экспедия Шабалина и Антипина прибыла к берегам острова Хоккайдо. Здесь, в гавани города Аткис, у них завязалась торговля с японцами и велись переговоры о дальнейших торговых сношениях. Однако 5 сентября 1779 г. японские власти запретили торговлю и даже попытались воспрепятствовать русским посещать острова Кунашир и Итуруп.

Навигация подходила к концу, поэтому "Св.Наталия" в конце октября возвратилась на Уруп и стала на зимовку, которая прошла как никогда плохо. В своем донесении Антипин ярко описал невзгоды и беды, выпавшие на долю зимовщиков. Некоторые из них, не выдержав тягот зимовки заболели и умерли; в январе и феврале 1780 г. отмечались частые, почти ежедневные землетрясения, а 18 июня произошло сильное землетрясения и цунами. Бригантину выбросило на берег, несколько человек погибло, жилье было снесено, продукты уничтожены или испорчены морской водой. Неоднократные

попытки спустить судно на воду не увенчались успехом. Было решено, что Антипин с отрядом из 14 человек отправится на Камчатку докладывать о случившимся и просить помощи, а Шабалин с оставшимися на Урупе 52 участниками экспедиции будет продолжать промыслы.

Узнав от Антипина о случившимся, компаньоны пытались помочь снять "Св.Наталию". В сентябре 1781 г. к Урупу подходил галиот "Св.Георгий", но ничего не смог сделать с бригантиной и ушел на промысел на Алеутские острова. Шабалин, пытаясь самостоятельно выручить "Св.Наталию", прокопал канал от судна к берегу, однако снять судно так и не удалось. Видя бес—

плодность своих попыток, Шабалин решил покинуть остров. Он

на байдарах перебрался в Большерецк, а в 1782 г. достиг Охотска

где застал готовый к отплытию галиот "Св.Павел". Однако Урупа "Св.Павел" достиг только 26 июня 1784 г., но и на этот раз снять

бригантину не удалось из-за раздоров между передовщиками и рабочими. Галиот ушел на Алеутские острова, а Шабалин с 11 рабочими еще раз остался зимовать на Урупе и лишь в 1785 г. вернулся в Большерецк. Десятилетняя эпопея поселения на Урупе закончилась.

Интересна судьба Семена Трофимова и братьев Ивана и Никиты Сосновских, отделившихся в 1776г. от основной партии и перебравшихся на Итуруп. Когда, в 1785г., Могама Токунаи прибыл на Итуруп с "инспекцией" и обнаружил там руских, он приказал захватить их. Трофимов успел уйти на Уруп, а братья Сосновские были вывезены на Кунашир. Там их подвергали ежедневному допросу. Очевидно в основном с их слов в 1786г. Токунаи составил "Росия коку кимон"— "Записки о России".

Торговля с Японией не пошла.*(3) Но не таков человек был Григорий Иванович Шелихов, что бы такая мелочь, как запрет на торговлю, мог его остановить. Всем своим напором, столичными связями, подарками Шелихов стал пробивать в С.Петербург решение об отправке посольства в Японию. Очень помог Григорию Ивановичу в этом начинании его добрый приятель и сосед Кирилл Густавович Лаксман.

Сын мелкого торговца из финского городк Нейшлот, получив богословское образование, в 1762 году он переехал в Петербург и находит работу воспитателя в пансионе при церкви св. Петра и Павла. Он интересуется естественными науками, особенно минералогией, поэтому, получив предложение занять место пастора в Барнауле, он с радостью согласился. За пять лет пребывания в этом городе Лаксман сделал множество открытий в ботанике, зоологии, метеорологии, минералогии, химии, совершил далекие путешествия. После этого он оставляет путь религиозного служителя, возвращается в С.Петербург где вскоре его избирают в Академии наук ординарным академиком по экономике и химии. В ученых кругах Эрик Лаксман приобретает все большее уважение. Шведский король Густав III наградил его двумя золотыми медалями за присланные им научные экспонаты. В течение короткого времени был избран членом нескольких заграничных обществ по естественным наукам.

Но он — уже академик и профессор — добился назначения в Сибирь, только ради того, чтобы продолжить свои исследования. Получив в 1784 году от Кабинета императрицы должность "минералогического путешественника", он выбрал местом своего постоянного жительства Иркутск. Вскоре по приезде он разрабатывает по заказу Александра Андреевича Баранова новую технологию варки высококачественного стекла и выступает его компаньоном в строительстве в 40 верстах от Иркутска по Амурскому тракту стекольного завода. Для исследователя столь широкого плана, конечно же, не мог пройти незамеченным приезд в феврале 1789 года в Иркутск группы японских моряков, спасшихся после кораблекрушения.

Рано утром 4 января 1783 года небольшая японская джонка "Синсё-мару" вышла в море выполняя каботажное плавание с грузом риса. Команда её насчитывала семнадцать человек. В открытом море судно попало в сильнейший шторм и сразу же потеряло мачту и руль. Неуправляемую джонку носило по Тихому океану целых семь месяцев. Моряки питались рисом и пили дождевую воду. За все время скитаний погиб только один из них. В конце концов уже отчаявшихся японцев прибило к Амчитке, одному из Алеутских островов.

На острове стояла артель промышленников киселевской компании, добывавших и выменивавших меха. Здесь японцев ждало разочарование. Сначала они никак не могли объясниться с обитателями острова, а когда через пару месяцев взаимопонимание было достигнуто, оказалось, что промышленники высадились на острове совсем недавно и судно за ними должно было прийти только через три года. За три года вынужденного пребывания на острове японцы начали осваивать русский язык. Позднее они признали его красивым и емким, но весьма трудным, а грамматику и азбуку вообще непонятными, поскольку "в русском алфавите всего 31 буква, все буквы имеют звук, но совершенно не имеют смысла". За три года на Амчитке от различных болезней скончались семеро не привычных к местной пище и климату моряков.

Судно пришло в обещанный срок но, к неописуемому горю встречающих, на их глазах оно разбилось о прибрежные камни у самого входа в бухту. Терпения ждать еще несколько лет ни у японцев, ни у русских не осталось. Из обломков обоих судов за год они соорудили некое подобие галиота, на котором все же добрались до Камчатки. Русские власти, конечно же, не смогли предоставить японцам корабль для возвращения на родину, столь серьезный вопрос подлежал решению только в Петербурге. Но и с Камчатки в Россию не так-то просто оказалось съехать. Год провели здесь многострадальные японцы в ожидании то погоды, то оказии. На Камчатке от цинги умерли еще трое. Из семнадцати человек оставалось уже только шестеро. Наконец в феврале 1789 года японцы попали в Иркутск, где с удивлением обнаружили небольшую общину своих соотечественников. Оказывается, до этого японцев штормом уже четыре раза заносило в Россию. Опасаясь вернуться домой после преступно долгого отсутствия, они приняли православие и осели в Иркутске. Их примеру последовали и двое матросов из команды шхуны "Синсё-мару". Матрос Сёдзо после крещения превратился в Федора Степановича Ситникова, а Синдзо — в Николая Петровича Колотыгина (последний сделал неплохую карьеру на русской государственной службе: дослужился до чина титулярного советника, что по табели о рангах соответствовало званию капитана).

Лаксман стал самым частым гостем в доме, где поселили японцев, не один час провел в беседах с их капитаном Дайкокуя Кодаю. Кирилл Густавович дотошно выспрашивал моряков о Японии. С тех пор сохранилось несколько экземпляров географических карт-схем, составленных Кодаю по просьбе ученого. На основании этих карт и рассказов Лаксман составил доклад о Японии и направил его в Петербургскую Академию. Но интерес к Кодаю и его спутникам не исчерпывался только любознательностью натуралиста.. Ученый стал настоящим опекуном японских путешественников. Он вместе с Шелиховым написал прошение в Сибирское генерал-губернаторство о возвращении японцев на родину и дал подписать его капитану Кодаю. Генерал-губернатор переслал прошение в столицу. Когда, в течении двух лет ответа так и не пришло, Эрик Лаксман решился ехать в столицу, чтобы передать прошение японцев непосредственно императрице. С собой он взял Кодаю и двух его спутников. Японский капитан, уже достаточно долго находящийся в России, свое мнение о неведомой ранее стране, где проживали, как считалось в Японии, "сырые варвары", вполне успел составить. Его потрясли российские просторы. Такое изобилие неосвоенной суши японцу, привыкшему рачительно использовать каждый клочок земли, трудно было даже вообразить: "Земли там, может быть, в несколько десятков раз больше, чем в стране у нашего императора, а населения, наоборот, пожалуй, меньше, чем у нас". В сравнении с Японией природа, дескать, русских не балует, урожаи не так велики, а плоды не так разнообразны. Отсутствие же риса и вообще свидетельствует о нищете. "В России производство зерна очень незначительное, поэтому жалованье платят только деньгами". По той же причине подданные не в состоянии платить налоги рисом. Этим, видимо, обусловлена и скудость рациона простолюдинов, основу которого составляет хлеб, для японца — "якимоти", то есть рисовая лепешка. Кодаю указывает, что она сделана "из муги" (из муки).

С благодарностью вчитываешься в рассказ японца, поскольку не чувствуешь в нем характерных для сочинений западных путешественников по России предвзятости и высокомерия. Кодаю писал, опираясь только на свои впечатления. Русские в его изложении выглядят так: "высоки ростом, белые, глаза голубые, носы очень крупные, волосы каштановые. Красивыми у них считаются женщины с румяными лицами. Русские отличаются уважительным и миролюбивым характером, но вместе с тем отважны, решительны и ни перед чем не останавливаются. Они не любят праздности и безделия". На фоне таких достоинств недостатки представляются мелкими и несущественными. Например, то, что русские очень любят хвастаться, рассказывая о своем достатке, причем всегда стараются указать, сколько стоит та или иная вещь.

Кодаю проявил достойную веротерпимость, вполне благожелательно описывая, как своеобразно русские поклоняются Будде, которого именуют странным именем Кирисутосу (Христос). Он лишь с удивлением констатирует, что они молятся "висячему изображению будды" (иконе) и носят на себе его фигурку, прикрепленную к крестику. Молитвы же у русских совсем не сложные, они "складывают щепоткой большой, указательный и средний пальцы и, говоря "осподи помируй", прижимают их ко лбу, к груди, к правому плечу и к левому", что очень похоже на традиционное многократное распевание нембуцу, имеющего магическую силу заклинания: "Наму Амида Буцу" ("Славься, Амида-будда").

Императрица Екатерина Алексеевна, интересуясь восточными соседями, 28 июня 1791 года предоставила Кириллу Густавовичу и его спутникам аудиенцию у себя в Царском Селе, на которой увидела японских мореходов и даже беседовала с Дайкокуя Кодаю. Длительный и чинный прием больше всего запомнился капитану Кодаю тем, как близко к сердцу приняла русская императрица переживания и тяготы, выпавшие на его долю. Во время рассказа она всплескивала руками и часто повторяла: "Охо, дзядко" (ох, жалко) и "Бэнъясйко" (бедняжка). Когда императрица милостиво подала капитану руку для поцелуя, Кодаю трижды ее лизнул, продемонстрировав таким образом свое глубочайшее почтение. История злоключений японцев и впрямь заинтересовала Екатерину. Она еще несколько раз вызывала к себе капитана, чтобы вместе с наследником Павлом Петровичем послушать занимательные рассказы о скитаниях японцев и их далекой родине. Кодаю, привыкший к сложнейшим ритуалам на своей родине, о российском императорском дворе снисходительно заметил, что "держатся там очень просто". Эта простота, однако, едва не стоила ему жизни. После одного из приемов наследник престола Павел Петрович (в будущем — император Павел I) запросто подвез Кодаю в своей карете до дома, причем сидел с ним бок о бок так, что на тряской дороге пассажиры несколько раз коснулись друг друга. Для впечатлительного японца такое святотатство по отношению к божественной императорской особе явилось сильнейшим потрясением. Он впал в тяжкую немочь, от которой едва смог оправиться. Ведь российский императорский дом для него стоял в одном ряду с императорским домом Японии. По убеждению японцев, в мире существовало 1100 государств, но лишь 7 из них управлялись императорами, и эти счастливые страны были неизмеримо выше всех прочих.