Рок-тайм или Патлатая трагедия

Конечно, по большому счету Зараза спровоцировала народ на теракт сама: своим хамским отношением к нам как к личностям, и нежеланием набирать внештатных лаборантов. Последнее особенно важно — ничто так не провоцирует на преступление, как беззащитность жертвы и видимая безнадзорность, заманчиво обещающие полную безнаказанность! Внештатники никогда не допустили бы подобного беспредела на своей территории, а если что и случись — сами разобрались бы с виновником или "заложили" бы его директору без зазрения совести: "сдать" властям покусившегося на твою, можно сказать, собственность — не доносительство, а священный акт мести!

Впрочем, наиболее впечатлительные из нас испытывали определенные угрызения совести. Как тонко чувствующий романтик, Леха переживал больше всех. Однажды он подошел к Ируське и сказал:

— А мы все-таки здорово виноваты перед биологичкой!

— Это точно! — мрачно согласилась Ируська. — Директор предложил извиниться перед Заразой, а наши козлы все друг на друга кивают. А Червонец пригрозил: не извинитесь в течение недели — приму меры! В общем, договорились — извиняться от имени коллектива пойдут комсорги старших классов. Представляешь?! Унижаться перед этой Заразой! Ох, я бы тому, кто первым до этого додумался, все эти кактусы в жопу затолкала!

Дикая Кошка рок-н-ролла в гневе обычно не выбирала выражения.

— Разве дело в этом? — возразил Леха. — Ведь она даже мужа, наверное, так не любит, как эти кактусы! Мы же над самой ее святыней надругались!

— Нашел святыню — кактусы! — фыркнула Ируська.

— У каждого — свое понятие о святом! — упрямо гнул свою линию Леха. — В общем, предлагаю сброситься и купить ей хоть один коллекционный кактус — вот тогда это и будет похоже на извинение!

— Это будет похоже на подхалимаж, и уж тогда она нам точно на шею сядет! — отрезала Ируська. — Пойми ты, дурья башка, никого твое чувство вины не волнует! Червонцу нужно не наше раскаяние, а лишь ритуал покаяния — чтобы считать инцидент исчерпанным! И все!

— Тогда я это сам сделаю! Один! — запальчиво заявил Леха.

— Ради бога! — передернула плечами Ируська. — Только это будет выглядеть как откровенный подхалимаж и предательство коллектива. Так что — подумай!

Конечно, Ируська была права на все сто, но Лехина совесть всегда толкала его на странные, а то и просто опасные поступки. Он собрал свои наличные деньги, откладываемые на покупку фирменной электрогитары, да еще у меня одолжил четвертной, который я собирался истратить на приобретение лучшего диска группы URIAH HEEP — `WONDERWORLD'. На образовавшуюся сумму Леха приобрел целую коробку каких-то редких кактусов, отдалив тем самым сладкий миг свидания с хиповским шедевром — для меня, и существенно приблизив миг встречи с серьезными неприятностями — для себя. Что я имею в виду? Сейчас увидите!

В тот же вечер Леха поперся с этими дурацкими кактусами к Заразе, да еще потащил меня с собой в качестве свидетеля. Впрочем, я чувствовал себя как Сен-Жюст на эшафоте: всем нужна голова Робеспьера, а тебя прихватили вроде как за компанию!

Леха поднялся к квартире Заразы, а я остался на лестнице этажом ниже. Я услышал глухой стук, — это Леха поставил коробку на пол, затем музыкально затренькал звонок. Я затаил дыхание, ожидая щелканья замка и скрипа двери, — и в этот момент нервы у Лехи не выдержали и он стремительно помчался вниз, прыгая сразу через несколько ступенек. Я и оглянуться не успел, как он уже пролетел мимо! Наверху, наконец, защелкал замок и я побежал вслед за Лехой.

Мы выскочили из подъезда, свернули за угол, — и нос к носу столкнулись с компанией бдительных одноклассников. Это были: Ленчик Капустин, Серега Багров и местный авторитет Федя Петухов. Как ни странно, Петухова звали не "Петух", а просто — Федя.

О Феде я хочу сказать особо.

Федя был типичным героем-одиночкой в духе вестернов. Он никогда не приводил на расправу с недругами компании приятелей — разве что, когда ему требовались свидетели. Даже самые отчаянные головы не рисковали связываться с Федей, памятуя его мстительный нрав и незаурядную физическую силу. А был Федя уже к выпускному классу ростом под метр девяносто и шире любого из нас в плечах раза в два!

При всем при этом Федя неплохо учился, ненавидел местную полууголовную шпану и мечтал работать в КГБ. Подругой его была весьма сексапильная и очень порядоч-ная девушка почти пуританских взглядов. По вечерам она под руку с Федей чинно прогуливалась в парке. В это время из парка всю шпану как ветром выдувало: все помнили, как Федя одним ударом ноги опрокинул скамейку с сидев-шей на ней развеселой компанией юных матерщинников, а потом пинками и оплеухами разогнал их в три минуты, оставив в качестве трофеев два ножа и один шипастый кастет. Так что понятно, что поссориться с Федей вряд ли отважился бы даже законченный мазохист. Однако даже здесь Леха сумел отличиться!

Однажды он умудрился вызвать неудовольствие всей мужской половины класса: правда, все потом забыли это. Все — кроме Феди! А дело было так.

Шел урок по НВП. Официально НВП расшифровывалось как "Начальная Военная Подготовка", а неофициально — "Наша Верная Погибель". НВП вел суровый грузин с профилем Багратиона и густыми сталинскими усами. Звали его — Ираклий Константинович Думбадзе, а обращаться к нему надо было — "товарищ майор". Между собой мы звали его просто "Ираклий".

Биография Ираклия была проста, как у большинства из его поколения: голодное военное отрочество, плохое образование, приписанные года в метрике — чтобы попасть на фронт, военное училище ускоренного выпуска и немного войны — слишком мало, чтобы увешать грудь иконостасом наград, но вполне достаточно, чтобы понять — что это такое! Выйдя в запас, он пришел продолжить службу Армии в школу, — потому, что ничего другого в жизни не знал и не умел; и потому, что искренне считал — ничего важнее Службы в жизни нет и не может быть! И вот, он с достойным Сизифа упорством делал из раздолбаев защитников Родины!

Говорил Ираклий по-русски почти без акцента, но безбожно путая окончания, что часто нас развлекало. В тот день Ираклий торжественно сообщил:

— Наша школа будет участвовать в военно-спортивный игра "Орленок"! Нужны добровольцы! Вам предоставляется великий честь — защищать честь нашей школы! Пусть добровольцы будут называть свои фамилии, а я их буду записать!

Он приготовил ручку и листок бумаги, но "записать" было некого, — ажиотажа в массах столь сомнительное предложение не вызвало. Только Гриша Воробьев спросил:

— А готовиться к этой... игре мы будем вместо занятий?

Сидеть на уроках для Гриши было пыткой: он с радостью согласился бы провести это время в тюрьме, — лишь бы не в школе! Однако он никогда не прогуливал уроки: мать за малейшую провинность до сих пор лупцевала его ремнем, а безотцовщина сделала Гришу бесхребетным. Именно поэтому он проявил такой живейший интерес к "Орленку" — как к отличному предлогу не посещать занятия.

— Нет! — решительно отрезал Ираклий.

Гриша разочарованно вздохнул.

— Я жду добровольцев! — грозно сообщил Ираклий, но все молчали. Дальнейшее развитие событий не трудно было предугадать: Ираклий призовет на помощь директора, а Червонец в принудительном порядке составит список "добровольцев" из числа будущих абитуриентов, для которых очень важен средний балл аттестата. Но тут вдруг встал Леха и сказал:

— Мужики! Ну, чего вы! Нам же всем в армии служить! Давайте сейчас покажем, на что мы годимся, — да и в армии легче будет! Товарищ майор, запишите меня!

Леха сел на место под удивленными и неприязненными взглядами мужской половины и любопытными — женской.

— Вот правильно, Алексей! — обрадовался Ираклий и внес Леху в список. — Вот с тобой бы я в разведку пошел! Кто следующий? Есть еще настоящие мужчины?

Эту фразу от Ираклия мы бы еще стерпели, но в следующий момент Оленька Боровская насмешливо произнесла:

— А уже все записались, товарищ майор! У нас тут, кроме вас, только один мужчина и нашелся!

Мужская половина (вся без исключения тайно или явно сохнувшая по Оленьке) зашевелилась и через десять минут сияющий от удовольствия Ираклий внес в список нас всех!

После уроков Ираклий выстроил "добровольцев" возле кабинета и сказал, что из нашего класса — один лишний, так как вместе с параллельным классом нас уже набралось двадцать один человек, а в команде должно быть не более двадцати. Поэтому он сегодня проведет практический отбор, в ходе которого мы будем бороться за участие в "Орленке". Мы тут же оживились — правда, наше понимание того, за что надо бороться, было диаметрально противоположным.

Ираклий достал из оружейной комнаты два учебных АКМ со спиленными бойками, четыре мелкокалиберные винтовки и зеленую герметически запаянную коробку, после чего мы отправились в соседнюю школу, — поскольку в нашей школе тира не было.

К соседней школе мы вышли с тыла и попытались проникнуть в подвал через заднюю дверь, однако она оказалась заперта. Ираклий в недоумении сдвинул фуражку на лоб и озадаченно почесал затылок. Мы воспрянули было духом — похоже, мероприятие срывалось; но двое местных аборигенов из пятого класса, курившие за углом, разъяснили, что вход в тир — в вестибюле под лестницей.

— Не с того двери! — догадался Ираклий и повел нас к "тому" двери.

В тире он облобызался с местным подполковником-военруком, затем вскрыл зеленую металлическую коробку: в ней оказались маленькие коробочки с мелкокалиберными патронами. Ираклий роздал нам по пять патронов каждому — для пристрелки. Далее тренировка протекала следующим образом: четверо стреляют из "мелкашек", а остальные тренируются по очереди в разборке-сборке автомата. Когда все оказались при деле, Ираклий уселся с подполковником в углу и принялся оживленно обсуждать политику президента Форда, не обращая внимания на ход пристрелки.

Я поступил как все — выстрелил пару патронов, а оставшиеся три украдкой сунул в карман. Когда все отстрелялись, Ираклий роздал нам по три патрона для зачетной стрельбы. После подведения итогов оказалось, что только двое вообще не попали в черные круги на мишени — я и Леха. Я думал, что нам с ним предстоит побороться за право быть недопущенным к игре, но тут Ираклий достал из кармана трехкопеечную монету и положил ее на мою мишень. Монета полностью закрыла все три отверстия от пуль.

— Какой кучность! — похвалил Ираклий и обратился к Лешке.

— Мне очень жаль, но ты не будешь участвовать в "Орленке"!

У нас челюсти отвисли при виде такой шутки судьбы! Леха был явно огорчен, но некоторые тут же затаили на него в душах по увесистому кирпичу. Оставалось ждать взрыва. И он последовал уже на следующий день!

Ираклий устроил нам для начала бег в противогазах, затем заставил одевать мерзко воняющие резиной и тальком костюмы химзащиты. Когда мы немного приблизились к нормативу, Ираклий начал тренаж по установке палатки на время. Мы уже устали, бестолково суетились и ругались друг на друга. Ираклий с секундомером подбадривал нас:

— Давай, давай! Уже хорошо!

Когда мы, почти уложившись в норматив, поставили палатку, то Федя случайно сбил стойку, и все сооружение обвалилось прямо на него.

— Придется снова повторить! — безжалостно констатировал Ираклий. Мы понуро столпились вокруг палатки, а запутавшийся в ткани Федя ворочался в ней как слон под парусом.

— Десять минут отдых! — сжалился Ираклий.

Мы помогли Феде выбраться из палатки, отошли в сторону покурить и тут заметили выходящего из школы Леху.

— Подбил всех на эту авантюру, а сам отвалил в сторону, гад! — злобно проворчал Федя.

— Да он специально все пули в "молоко" отправил! — поддакнул Ленчик Капустин, безуспешно пытаясь оттереть слипшийся тальк с очков. Все дружно поддержали его, — лишь я промолчал.

Федя бросил недокуренную сигарету и быстрыми шагами направился к Лехе. Я секунду помедлил и тоже двинулся следом. Федя подошел к Лехе и прошипел:

— Ну, что, вояка хренов! Втравил нас в это дело, а сам отвалил, сука?! А мы тут мучайся!

И он съездил Лехе по роже. Потом еще раз.

Я был готов кинуться на Федю, хотя он играючи справился бы с нами обоими! Но для этого Леха должен был ответить ударом на удар. Но Леха даже не попытался!

Он молча вытер кровь с разбитой губы и ушел, не сказав ни слова. Я стоял в полной растерянности — Федя, впрочем, тоже. Затем он плюнул Лехе в след и сказал презрительно:

— Слабак!

Вечером я пришел к Лехе домой лишь с одной целью — выяснить, все ли в порядке у него с головой.

— Ты понимаешь, что ты повел себя как последний трус? — спросил я его. — Ты мог Феде хотя бы раз по морде съездить?

Леха потрогал распухшую губу и проворчал:

— Федя прав! Я первый подбил всех на это и единственный остался за бортом. Не объяснишь же всем, что я совсем не нарочно отправил все пули в "молоко"! Понимаешь, там прицел...

— Тьфу! — плюнул я. — Я ему про Фому, а он мне про Ерему! Дело же не в том, прав Федя или нет! Ты, придурок, свой авторитет уронил, свое место в коллективе потерял! Теперь тебя каждая "шестерка" будет на прочность проверять! Тот, кто себя позволяет за дело бить, — тот и не за дело битье стерпит!

— Ты-то что переживаешь? — раздраженно спросил Леха. — Не тебя же бить будут!

— Между прочим, я для ребят не только "хороший парень Мироныч", но и "Лехин дружбан"! — разъяснил я. — В каком свете ты меня выставляешь? Тебя бить будут, а я что — смотреть должен на это? В общем: кончай пороть чушь про "прав — не прав", — прав всегда тот, кто бьет первым! Делай выводы и исправляй положение: ты оставил без ответа Федин "наезд" — завтра будешь драться со всей школой!

Я, конечно, как в воду глядел — не только Федя при случае "цеплялся" теперь к Лехе, но и даже разная мелкая шушера начала выказывать ему свое пренебрежение.

Индикатором табели о рангах всегда служили утренние встречи перед школой. Мы встречались, обменивались рукопожатиями, перебрасывались новостями, торопливо перекуривали и бежали на урок. Так вот, — на утреннем ритуале рукопожатия Федя и целый ряд авторитетов перестали здороваться за руку с Лехой, а в лучшем случае еле заметно кивали головой. Это был тревожный симптом, — теперь следовало ждать прямых "наездов". И они не замедлили начаться!

Первым "наехал" Вовчик из параллельного класса. Он сцепился на перемене с Лехой из-за какой-то ерунды, а после уроков встретил нас рядом со школой. С ним было трое приятелей. Вовчик неторопливо направился к Лехе, в то время как другой зашел сзади.

— Ну, что, Попов, — грубить стал, как я погляжу? Давно по роже не получал? Сейчас обеспечим!

— Сзади! — крикнул я Лехе. Леха успел ударить первым Вовчика и увернуться от нападавшего сзади. Мне повезло меньше, — ближайшему я успел въехать в глаз, но в следующий момент сам оказался сбит с ног прямым ударом в нос. Попытавшись подняться, я получил вскользь удар за ухо — туда, где находится какой-то нервный узел. Мне показалось, что голова у меня взорвалась и загорелась как танкер с высокооктановым бензином. Я потерял на миг ориентировку и повалился на траву.