Долг

Кисель видел, что капитан хочет его о чем-то спросить. Ведь неспроста он принёс ему чай и пирожки, испечённые супругой. Блидевский откусил хороший кусок вкусного пирога и кивнул военному, как бы спрашивая чего тот хочет.

Капитан сразу оживился:

— Слушай, Кисель. Знатный ты трофей привёз. Я машину имею в виду. Давай меняться. А? Что думаешь? Ты один. Тебе такая машина без надобности. А мои ребята тут японский паркетник до ума доводят. И коробка там автомат. Резину широкую поставим. Две лебёдки. Броню уже навесили и кевларовый подбой сделали. Игрушка, а не машина. Сменяешь свой 'тигр' на нашего япошку? Мы тебе и горючки сколько хочешь подгоним.

Кисель меланхолично жевал пирог и запивал его чаем.

— Ты сам подумай! Кто у тебя из пулемёта стрелять будет? Да и возить тебе тут некого. А для нас такая машина — клад. Мои ребята всю её уже облазили. Идеальное состояние. Все как с завода, только АГС с нее сняли, но это не беда. Мы тебе пулемёт с неё вернём. Давай махнёмся? А?

Блидевский посмотрел на капитана. Ему нравился этот простой и честный человек, которой абсолютно искренне рассказывал о достоинствах его машины и не скрывал, что понимает её настоящую цену. Но машина ничего не стоила по сравнению с жизнью и свободой этих спасённых им пятерых человечков. Блидевский не знал — как сложится их дальнейшая судьба, и не мог знать — кем они станут в будущем: врачами или работорговцами, но он сумел их спасти. И это сейчас было главное.

— Забирай, — сказал адвокат.

Капитан так и застыл с открытым ртом, не веря в то, что он услышал.

Блидевский хитро подмигнул и сказал свою цену:

— Только с одним условием. Ты поможешь мне вытащить родителей моих спиногрызов.

Капитан нахмурился и поднял глаза к небу. Чувствовалось, что он сводит воедино все за и против. В итоге он согласился:

— По рукам. Разыщем мамок и папок твоих найденышей. Ты, главное, скажи, кто их держит и где. Поедем воевать. Будем уменьшать поголовье моральных уродов.

— Мы друг друга поняли, — сказал Кисель и кинул капитану ключи от боевой машины.

Капитан ловко поймал звенящую связку на лету и подмигнул защитнику:

— Мы ещё покажем, на что способны.

Военный развернулся на каблуках и затопал в сторону своих бойцов. На вытянутой вверх руке он показал ключи от машины. Его встретили одобрительными возгласами.

Кисель усмехнулся, его позабавило такое ребячество. Но самое главное — его ставили в одиночестве. Теперь он мог сам себе задать тот самый вопрос, который стал для него главным вопросом всей его оставшейся жизни. Он понурил голову, а веки сами собой закрыли глаза.

Сначала он почувствовал острый запах солярки. Затем увидел распростертое окровавленное тело своего сына на куче погребального костра. Рядом с Кириллом лежало мертвое обнажённое и истерзанное тело молодой красивой женщины, за смерть и страдания которой пытался поквитаться Кирилл. На тот короткий миг последних часов их жизни, она стала любовью его сына.

Кисель смотрел на слегка приоткрытые глаза своего мальчика и блестящую струйку крови в уголке рта. В такие моменты он всегда спрашивал у него про сделанный очередной поступок. Правильно ли он поступил или нет? Если он поступал правильно, то ответ приходил в виде легкой ноющей боли, а если Блидевский делал что-то не так, то приходило наказание в виде изматывающей и терзающей душевной муки, острой и бескомпромиссной, от которой нельзя было скрыться и которую нельзя было заглушить.

Странно, но он никогда не вспоминал о дочери или о своей супруге. А воспоминание о сыне превратилось для бывшего адвоката в тот индикатор совести или лакмусовую бумажку искупления, которые безошибочно показывали истинную суть каждого его поступка.

Сегодня он справился. Дети были спасены, да и к тому же он уже заручился поддержкой военных для следующей операции по вызволенною родителей этих малышей. Родители должны подарить своим детям тот кусочек счастливого детства, на который они способны. Это вообще родители всегда должны своим детям, а не наоборот.

Пришло чувство щемящей грусти — воспоминание о трагической гибели сына. Значит, он все сделал правильно, Кисель идет верным путем. Теперь можно было открывать глаза, но скорбная картинка не пропала, она неожиданно дополнилась новыми деталями и участниками.

В его сознании возник сначала толстый армянин в грязной одежде и со свежими кровоподтеками на лице, потом уголовник с темными, как смоль глазами, затем следователь из накопителя с каким-то детским розовым лицом и ледяными глазами палача, делающего свою работу. Блидевский увидел девушку кинолога и калеку на костылях, к которому она прижалась, а последним он увидел старика с грустным и добрым все понимающим взглядом мудрых глаз. Что с ними? Где они сейчас? Живы ли они? Наверное, он никогда не узнает об этом.

Бывший адвокат Блидевский, а ныне защитник Кисель поднялся, поудобнее примостил ремень 'винтореза' на плече и пошел снова к военным. Обещания нужно выполнять. Да и работа его не ждет. Много работы. Слишком много настоящей работы по искуплению прожитой впустую жизни.

Кисель на ходу снова полуприкрыл глаза, а губы его прошептали главный вопрос:

— Простишь ли ты меня, Кирилл?

Глава 1. Плюха и Красномордый

Он превратился в морфа одним из первых, став частью зомби-апокалипсиса практически в самом его начале.

Беспризорник Плюха за свои десять лет повидал столько, что иному взрослому и за всю жизнь не увидеть, не услышать и не испытать: пьющие родители, голод, побои, ранние побеги из дома, приют, интернат, детский дом, пьянящая и пьяная свобода улиц, еще голод, болезни, угар токсикомании, алкоголь и курение. С наркотиками он познакомился совсем недавно. Старший товарищ Адидас, уже побывавший в зоне для малолеток, организовывал доходный бизнес по торговле наркотой через малолетних пацанов типа Плюхи. Ходил Адидас с командой под началом некого серьезного барыги, банчащего наркотой в розницу.

Плюха был доволен и считал, что ему повезло. Он попал в команду несовершеннолетних драгдиллеров по рекомендации своего давнего кореша из интерната, который теперь вел просто шикарную жизнь. Теперь и Плюха мог сказать о себе тоже самое. Адидас Плюху почти не бил, кормил хорошо, дарил шмотки и всякие прикольные ништяки, да и вообще относился по-человечески. Работа на Адидаса была не пыльная. По поручению старшего товарища нужно было разносить товар по адресам или ждать на улице когда подойдет покупатель. Если возникали проблемы, то в считанные секунды возле Плюхи появлялись парочка хорошо одетых и крепких 'прохожих' из ребят крутого барыги, которые лихо 'заступались' за ребенка. Плюхе нравился и добрый Адидас, и новая работа. Жизнь налаживалась.

В новом поприще были, конечно, определённые издержки вроде риска нарваться на грабителей или неадекватных нарков, а также словить передозировку, но по сравнению с сытой веселой жизнью такие риски можно считать издержками профессии — а вдруг пронесет.

Самым страшным в новой жизни было попасть в руки ментов или напороться на немилость самого Адидаса. Последнее было страшнее первого. Если менты не могли ничего сделать, не достигшему четырнадцати лет, Плюхе, и все кары ограничивались только отправкой малолетнего рецидивиста в спец-школу. То по указанию Адидаса провинившихся избивали до тех пор, пока он сам не прекращал экзекуцию. Сразу после Нового Года они забили насмерть одного из новичков, который просрал товар и слил ментам доходную точку.

Плюха тогда сделал для себя вполне серьезные выводы и вплоть до двадцатых чисел марта старательно выслуживался перед боссом, ни на миллиметр, не отступая от установленных Адидасом правил.

Сегодня у Плюхи был выходной. С утра он помог 'ширнуться' хозяину квартиры и сел резаться в игровую приставку. Выйти погулять не тянуло. Со вчерашнего дня начались какие-то непонятные дела в городе: менты и скорые носились как угорелые, появились какие-то агрессивные уроды, и ходили слухи о беспорядках.

Уже ближе к вечеру приперся домой со смены нагруженный коллега по цеху по прозвищу 'Пестик', он приволок большой пакет чипсов, кулек с конфетами, пиццу и курицу гриль, а также здоровенную бутыль с пивом. Под пиво и шикарную еду Пестик поведал компании, что гонял сегодня в областную клиническую за 'стеклом' и повидал там совсем удивительные вещи. В больнице вообще песец полный: приемный покой кровью залит, все время каких-то психов 'покоцанных' привозят, милиции там много, а психи на людей бросаются, живьем жрать начинают.

Пестик был известным треплом, но в доказательство он принес из коридора свои грязные ботинки со следами крови по всей поверхности. Там была такая суматоха, что помимо поднятых у 'прикормленного' фармацевта 'стекляшек' Пестик умудрился 'подрезать' в приемном покое промедол и трамадол, а также новое 'стекло', которое раньше они не видели. Запланированное 'стекло' Пестик отвез Адидасу, а 'приварок' рискнул оставить для себя с пацанами. Теперь у них появился свой товар, да и самим 'вмазаться' чистым 'ширевом' было бы за счастливку. Не справившись с соблазном, Плюха сегодня все же оступился от заповедей Адидаса и с риском для жизни решил 'кинуть' босса, помогая утаить 'приварок'.

На радостях пацаны сгоняли еще за энергетиками, сигаретами и едой. Потом за неторопливой трапезой слушали рассказы Пестика и парочки других вернувшихся пацанов о беспорядках на улице. Колоться пока боялись. Все ждали, что придёт Адидас с 'зарплатой' для внутривенного введения. Он сразу может вычислить, что пацаны уже вмазались. И если они вмазанные, то притырили хозяйский товар, а босс относился очень жестко к таким фокусам с крысятничанием.

Ушла на работу следующая смена, но от Адидаса не было ни слуху, ни духу. Все же с наступлением темноты пацаны насмелились. Сначала 'вмазали' хозяина квартиры. Кочерга был наркоманом со стажем и в свои двадцать шесть лет выглядел на все сорок. Для остальных нарков Кочерга был фигурой нужной, так как у него была своя собственная квартира. Адидас 'вмазывал' и кормил Кочергу для того, чтобы у него жили пацаны, но с одним условием, чтобы тот никого не водил в квартиру и сидел тихо. Новое 'стекло' пошло хорошо, едва отошедший от прежней дозы Кочерга снова улетел в мир блаженного дурмана. Ничего ему не сделалось. Колоться было можно.

Сами пацаны укололись уже поздним вечером, почти ночью. Мальчишки вытащили шприцы-инсулинки и 'ширнулись' новым 'стеклом'. Доза Плюхе пошла мягко, он ее почти не почувствовал, приход был слабый. Такой ватный голяк маленького наркошу не устраивал. Плюха зарядил 'баян' еще раз и пустил в вену вторую дозу. Теперь приход получился мощным и быстрым. Но бодрость и радужное настроение постепенно стали переходить в давящую со всех сторон темноту, накатил жуткий страх, все тело начало трясти как в лихорадке. Сердце мальчика бешено колотилось, стало жарко, воздуха не хватало, закружилась голова.

Плюха нарвался на 'передоз'. Страх переходил в панику, тяжелые глюки ужасающих рож и наползающих стен пугали до одури. Плюха как был в грязных джинсах и легкой футболке выскочил босиком на улицу. Но и ту не было спасения, облезлый голый куст сирени протянул к нему свои ветки-щупальца, норовя затянуть мальчика в свое хищное нутро. Валяющийся перед подъездом обрывок пакета вырастал страшной белой личинкой, раздувался и колыхался из стороны в сторону как желе. И небо, такое жуткое и чужое ринулось на бедного Плюху со своей заоблачной высоты. Маленький наркоман испуганно завизжал и кинулся, куда глаза глядят.

Холод мартовской ночи не помог наркоману. Сердце уже не билось, а трепыхалось вразнобой, совершенно забыв о нормальном ритме. Плюха умер от остановки сердца за киоском с периодическими изданиями, забившись в щель между стеной дома и этой железной будкой. Его смерть длилась не долго. Через какие-то десять или пятнадцать минут Плюхин труп восстал и начал свою не жизнь.

В самом конце рабочего дня по улице на встречу друг другу неслись две маршрутных 'газели'. Водитель Маценко притопил педаль акселератора в пол, разгоняя дребезжащую желтую лохань с мотором. Время близилось к полуночи, и Петро торопился закончить последний на сегодня рейс. Пассажиров было мало, и последнюю стайку возвращающихся со второй смены работниц пекарни он подобрал два перекрестка назад. Кроме них на заднем сиденье расплылся студнем большой и жирный как гиппопотам красномордый мужик с перевязанной бинтами рукой. Он ехал от самой больницы. Всем пассажирам нужно было к метро, и он, пропуская остановки, погнал маршрутку, обгоняя автомобили. Кроме управления этим многоместным недоразумением Петро привычно делал несколько дел одновременно: разговаривал по сотовому, курил в приоткрытое окно, пил из банки энергетик и слушал шансон по радио, а также рассчитывал пассажиров.

На встречу Петро катился волшебный близнец его микроавтобуса под управлением Абуджалила. Волшебным маршрутный автобус был только потому, что ездил он чудом. Уже вторую неделю 'газелька' стонала и жаловалась больше обычного, требуя ремонта, но Абуджалил экономил деньги и тянул до последнего. Свадьба сына была уже на носу, а деньги текли сквозь пальцы как вода, требуемую на свадьбу сумму не получалось набрать ну никак. Доход от перевозок был весьма неплохой, но после ежедневного расчёта с хозяином автобуса и маршрута, поборов милиции и ДПС, нужно было заправить машину, оплатить мойку и стоянку, отложить деньги на откуп от миграционной службы, а также купить запчасти и ремонтировать 'газельку'-кормилицу. Жалкие остатки дохода размазывались на еду, оплату проживания, одежду и отправку жене в Бухару.

Абуджалил тратил деньги очень бережно, он экономил на всем на чем можно и нельзя экономить. Узбек переселился из благоустроенной однокомнатной квартиры, в которой они жили всего лишь впятером, в подвал жилого дома, где работали дворниками его земляки. Машину он ставил не на стоянку, а в гаражный кооператив под присмотр других земляков, круглые сутки работавших в полулегальном сервисе. Питался Абуджалил остатками из столовой или скидывался на еду с дворниками дома, где он жил. Денег все равно не хватало, даже не смотря на то, что он работал по двенадцать часов в сутки, а иногда и четырнадцать.

Абдуджалил прислушивался к неровной работе двигателя. Движок троил и иногда даже двоил, но хорошая прогазовка заставила работать все четыре цилиндра. Внезапно визгливо свистнул ремень генератора и в работу двигателя вмешался посторонний гремящий звук. Двигатель начал терять обороты, а фары стали светить тускло.

Кажется все! Машина начала бастовать, требуя ремонта решительно и бесповоротно. Похоже, что это его последний рейс на сегодня. Только бы не встать по дороге. Тогда придется тратиться на эвакуатор или просить кого-то из коллег оттащит его на место стоянки. Абуджалил выключил фары. Двигатель снова заработал ровнее. Печальный прогноз подтверждался. Похоже, что генератор накрылся. Водитель начал разгонять микроавтобус, чтобы проехать как можно дальше пока аккумулятор разрядится 'до талого'. Слава Всевышнему, что все трое оставшихся пассажиров ехали до конечной, а до нее оставалось меньше километра.