— Он же человек! — фыркнула я, — Как он может быть эльфийским лордом?
— Я не знаю, — тихо протянула Голос, — но я могу сказать, его обмундирование и поведение это подтверждают. Не говоря уже о том, что эльфийским лордом себя может назвать или сумасшедший, или...
— Или кто?
— Или эльфийский лорд, идиотка!
<...>
Сцена третья: Город
К Старгороду мы подъехали уже в сумерках. Раскинувшийся на обоих берегах быстрой реки город окружала невысокая, местами почти обрушившаяся зубчатая стена с защитными башнями, за которой виднелись черепичные крыши двух— и трехэтажных домов. В центре города были видны золоченый купол собора Сияющего Света и граненый шпиль ратуши. Широкий тракт вел к простым деревянным воротам, возле которых толпились стремящиеся попасть внутрь до темноты крестьяне.
Не доезжая до ворот, я направил Грома на обочину. Спрыгнув с коня, потянулся, разминая затекшие мышцы. В сами собой закрывающиеся глаза как будто насыпали песка. Я не спал уже третьи сутки, и большую часть этого времени провел в седле. Предел моей выносливости был довольно близок.
— Что случилось? — устало спросила оставшаяся на коне Шани.
— Ничего... — я чуть улыбнулся девушке, — просто я не хочу привлекать к нам излишнее внимание.
Убедившись, что от ворот нас не видно, я закрыл глаза и волной силы активировал связанное с моим доспехом плетение. Со стороны казалось, будто вся моя броня — кольчужная туника, тяжелые оплечья, наручи, гамбизон — загадочно замерцав, исчезли. На самом деле они, по словам наложившего эти чары отца, "сместились". Куда именно — я не знал, и даже не представлял, как вообще подступиться к подобной магии. Что, впрочем, не мешало мне ею успешно пользоваться.
Стянув надетый под броню черный китель адепта Башни, я затолкал его в седельную суму. Без парадного мундира и доспеха я, привыкший к ним за эти годы, чувствовал себя голым.
— И зачем? — поинтересовалась с любопытством смотрящая на меня девушка, — Ты все равно будешь выделяться...
Я отрицательно качнул головой:
— Молодых нобилей много. Молодых нобилей в полном эльдарском доспехе, увы, — тут я усмехнулся, — или, скорее, к счастью, отнюдь нет. Это не говоря уже о том, что ношение брони в Старгороде запрещёно. В принципе, на благородных это правило не распространяется, но... размахивание привилегиями в данном случае приведет только к тому, что мы выделимся сильнее, чем нужно.
— Хорошо, — тепло улыбнулась мне Шани, — ты знаешь, что делаешь.
Я задумчиво сощурился. Конечно, знатоком человеческого, а тем более женского поведения я отнюдь не являлся. Тем не менее, даже мой небогатый опыт совершенно уверенно утверждал, что действия девушки в обычные рамки не укладываются. Слишком быстро она стала мне доверять. Слишком быстро забыла про огромную разницу между князем и деревенской колдуньей. И вообще вела себя так, будто мы были знакомы с детства. Нельзя сказать, что мне это не нравилось. Скорее наоборот, именно такого поведения я и ждал от моих спутников. Только вот всем остальным для этого требовались месяцы, если не годы. Шани же... она слишком соответствовала тому, что я хотел видеть. И это настораживало.
— Что-то не так, Кир? — девушка с тревогой смотрела на меня.
— Все так, — усмехнулся я, запрыгивая в седло — поехали дальше...
Вот и сейчас. Она слишком быстро почувствовала перемену в моем настроении. С одной стороны, я не старался прятать свои эмоции. С другой стороны, даже и так они вовсе не на поверхности лежали. Нет, с этими странностями надо будет разобраться. Я очень сильно не люблю, когда я что-то не понимаю, а в этой девушке я не понимаю многого.
Направив коня к стоящим у ворот крестьянам, я привычно ждал, что они с поклонами расступятся, открывая проход. Все же человека во многом делает одежда. Будь я в полном обмундировании, несомненно, так бы и произошло. Без брони и кителя же я был, в общем, проигнорирован, и едва успел остановить коня, что бы никого не затоптать. Впрочем, долго ждать мне не пришлось:
— Пропустите милорда, — крикнул стоящий в воротах стражник. Люди с недовольным ворчанием чуть посторонились, позволяя мне проехать.
— Благодарю, — кивнул я стражнику, кидая ему серебряную монету.
— Благородные господа впервые в городе? — осведомился тот.
— Да, — согласно кивнул я.
— Тогда вам надо будет зарегистрироваться. Прошу прощения, милорд, такие правила.
— Правила — это хорошо, — согласился я, — правилам надо следовать. Где именно регистрироваться?
— В кордегардии. Как ворота проедете, сразу направо, не промахнетесь.
Пригнувшись к шее коня, я проехал через низенькие воротца. За ними открылась небольшая, огражденная высокими каменными стенами площадка, великолепно с этих самых стен простреливаемая — идеальная ловушка для пытающегося ворваться в город врага. Прямо напротив нас были открывающиеся в город ворота, возле которых стояли ещё двое стражников. Чуть правее виднелась небольшая дверь, явно ведущая в кордегардию. Рядом с ней стоял грубый деревянный стол, за которым сидел и скучал седой мужчина в полной броне. Тяжелая глефа была прислонена к стене у него за спиной.
— Вечер добрый, благородный господин, — окликнул он меня.
— Добрый, — отозвался я, — нам надо зарегистрироваться.
— Хорошо, милорд, — встав, он слегка поклонился, — попрошу за мной.
Сразу за дверью было небольшое помещёние с изрезанной ножом конторкой и парой шкафов у стен. Узкий коридор вел куда-то в темноту. Воздуховода в комнатке не было, и дым факелов ел глаза. Пахло какой-то затхлостью и несвежестью.
Встав за конторку, сержант вытащил откуда-то снизу толстую книгу в захватанном кожаном переплете и чернильницу с драным гусиным пером. Перелистав пергаментные страницы, он нашел последнюю заполненную и, взяв перо наизготовку, посмотрел на нас с Шани:
— Милорд, миледи, как вас зовут?
— Кириэль Найло, — я чуть поморщился. Про имя для Шани мы не подумали. Оставалось надеяться, что девушка сообразит, что называть ее настоящее имя в данной ситуации может быть чревато серьезными проблемами.
— Ашанис Чэрр, — спокойно сказала она, кладя руку мне на предплечье и легонько его пожимая. Это что, попытка меня успокоить?
— Цель приезда в Старгород? — продолжал опрос сержант.
— Дела частного характера, — дал я, пожалуй, самый расхожий и обтекаемый ответ.
— Намереваетесь ли вы здесь торговать?
Я отрицательно покачал головой.
— Владеете ли магией?
— Да, — я спокойно встретил быстрый взгляд сержанта.
— Милорд, — осторожно начал он, — колдовать в городе...
Я выжидательно поднял бровь и, скрестив руки на груди, коротким мысленным усилием заставил сверкнуть кольцо Башни.
— ... не рекомендуется, — вздохнул он.
— Учту, — холодно произнес я. Ясно было, что он очень хотел сказать о запрете на любую магию. Не будь я нобилем, он бы это сделал. Что ж, древний род, несомненно, имеет свои преимущества.
— Некромантия, демонология, чары Тьмы и боевые заклинания запрещёны, — твердо сказал сержант, — их использование жестоко карается независимо от того, кто к ним прибег.
— Разумеется, — не меняя холодного тона, кивнул я, — Что-либо ещё?
— Нет, милорд, — покачал головой он, — Желаю вам удачи в ваших делах, и приятного пребывания в Старгороде.
— Благодарю. Где тут можно остановиться?
— Я бы посоветовал "Серебряный единорог" в Центральном квартале, — сержант чуть улыбнулся, — или, если вы предпочитаете что-то с более... свободными нравами то, несомненно, "Юная вдова" в Веселом квартале.
Интересно, что понимается под свободными нравами в городе, который является центром борьбы за мораль? Впрочем, неважно. Слегка кивнув сержанту, я вежливо пропустил Шани перед собой, выходя обратно во дворик.
— А что случилось с конем благородной госпожи? — в спину нам поинтересовался сержант. И, горрам, в голосе его звучало ехидство!
Поморщившись, Шани аккуратно, но крепко взяла меня за руку и, прижавшись щекой к моему плечу, задумчиво протянула:
— А зачем мне свой конь? На одном настолько приятнее...
Мне стоило очень больших усилий сдержать смешок. Если у сержанта и были какие-то сомнения относительно нас, то сейчас они пропали. Что, разумеется, хорошо. Пусть ему лучше запомнятся двое "голубков", чем пара едва знакомых между собой нобилей, непонятно почему путешествующих вместе.
Привычно уже поднявшись в седло и усадив Шани себе за спину, я направил Грома вперед. Сразу за воротами начинался город. Копыта моего коня звонко зацокали по мощеной грубым камнем мостовой. Главная улица, по которой мы ехали, была относительно широка — две телеги на ней разошлись бы, хотя и с трудом. Трехэтажные дома над головой почти сходились, оставляя лишь узкий просвет между крышами. В воздухе висел запах нечистот, исходящий из текущих по бокам улицы сточных канав. По слухам, магистрат собирался стоить в городе настоящую подземную канализацию, но до реализации этих планов было ещё далеко. Узкие фасады, узкие окна-бойницы, серые стены — все это ощутимо давило. Не хотел бы я тут жить...
Причудливо извиваясь, дорога вела к центру города. Время от времени от нее ответвлялись ведущие вглубь кварталов грязные, узкие переулочки. В них я мог бы, раскинув руки, дотронуться до стоящих напротив домов. Повсюду было темно, холодно и неуютно. Солнце никогда не заглядывало на эти улицы. Однако хуже всего был запах. Запах мусора, отбросов, нечистот, он был повсюду. Он исходил из сточных канав, он тек от домов, шел из проулков. Увы, человек, в отличие от животных, с удовольствием гадит там, где живет.
По мере приближения к центру города дорога расширялась и выпрямлялась, в итоге переходя в главную площадь, на которую выходили фасады собора, ратуши, и палаццо наиболее богатых жителей. Обычно жизнь города с наступлением темноты замирала, но сейчас на площади ещё были люди. Они толпились возле тумбы с расклеенными на ней плакатами и что-то бурно обсуждали.
Подъехав поближе, я пригляделся. В Старгороде, оказывается, скоро должны были состояться выборы мэра. Один из плакатов, самый аляписто-яркий и крикливый, призывал голосовать за "Дэйнима, единственного из кандидатов, заботящегося о простых людях". Простой и строгий плакат господина Винченцо Гарпари рекламировал развитие мануфактурной промышленности и торговли, наряду с восстановлением этики и морали. Странно... судя по листовке, он не имел никакого отношения к церкви, собственно, и ведущей борьбу за эту самую мораль. Наверное, умный политик решил воспользоваться ситуацией и примазаться к популярному течению. Последним из представленных листовками кандидатов был некто Иван Дидерлиц, ратующий за превращение Старгорода в центр развлечений. Собственно, о личных качествах этих трех кандидатов жители и спорили.
Выборы местного мэра меня совершенно не интересовали. Пожав плечами, я окликнул одного из спорщиков:
— Уважаемый, не подскажете, как добраться до "Серебряного единорога"?
— Тудема едьте, — окинув нас презрительным взглядом, он махнул рукой в сторону одной из уходящих с площади улочек.
Пожав плечами, я послал коня в указанном направлении. Разница в поведении крестьян и горожан была разительна. В деревне мне бы подробно разъяснили дорогу, перемежая описание "милсдарями" и "благородными господинами", и кланяясь чуть ли не через слово. В городе... мы видим то, что видим. Нет, я отнюдь не скучаю по отсутствию подобострастия. Но такое вот подчеркнутое игнорирование и неприкрытое хамство раздражают.
Почти пустая в это время улочка закончилась аккуратным беленым зданием с вывеской над дверью, на которой был изображен скачущий единорог. Он, вопреки ожидаемому, был не серебряным, а белым. Первую часть названия гостиницы оправдывали вылетающие из-под копыт волшебного животного серебряные монеты. Художник, рисовавший вывеску, был на редкость талантлив — сребреники, казалось, вот-вот зазвенят и рассыплются по мостовой.
Копия вывески красовалась на алых ливреях двух стоящих у дверей мальчишек. Рисунок, судя по всему, служил владельцу заменой родового герба. Ну, любому хочется хоть в чем-то походить на дворянство, и при наличии денег кое-что можно вполне успешно изобразить. Усмехнувшись своим мыслям, я спрыгнул с коня, помог слезть Шани и, отцепив от седла ноэр, бросил повод одному из мальчишек.
— Оставь, — шепнул я попытавшейся было взять тючки девушки, — все принесут в комнаты, — после чего, повысив голос, продолжил — Коня вычистить, кормить только вымоченным в молоке овсом. Мы остановимся тут на несколько дней.
— Будет сделано, милорд, — отозвался паренек.
Поймав его за плечо, я позволил уголкам губ дрогнуть в улыбке:
— Его зовут Гром. Проследи, что бы у него было все самое лучшее, — и, уронив в нашитый на ливрее карман сребреник, добавил, — Выхаживать и проминать не надо.
— Буду ухаживать как за своим, милорд! — мальчуган расплылся в улыбке.
— Вот и отлично.
— Не боишься так вот запросто коня кому-то отдавать? — с характерно крестьянской рачительностью в голосе поинтересовалась Шани, — У нас в деревне так никто бы не поступил. А вдруг уведут?
— Не родился ещё тот, кто смог бы увести эльфийского коня и остаться при этом в живых, — рассмеялся я, — от прочих же случайностей страхует серебро, данное правильному человеку.
— И ты уверен, что этот мальчик — правильный человек?
— Разумеется. Солнце, тебе и в самом деле хочется услышать рассказ о том, как правильно подкупать прислугу?
— Я не солнце, — дернулась Шани, — не называйте меня так, князь. И да, хочется.
— Ну... — я чуть ошарашено пожал плечами. Признаться честно, не ожидал, что Шани так вызверится на всего лишь ласковое обращение, — смотри: в интересах этого мальчика заботиться о Громе, так как если я останусь доволен, он в кармане у него появятся ещё пара сребреников. Это подразумевается. Его работа заключается в том, что бы отводить на конюшню коней постояльцев. Значит, он постоянно общается с конюхами, которые об этих конях заботятся. В подобных ситуациях между людьми всегда возникают отношения по принципу "ты мне — я тебе". Следовательно, он договорится с конюхом. Скорее всего, поделится полученным от меня серебром. В результате же я получу именно то, чего добиваюсь — достойный уход за моим конем. Примерно так.
— Не слишком ли много умных слов? — хмыкнула девушка, после чего уточнила, — И разве уход за конями и так не является работой конюхов, за которую им платят?
— Конечно, платят, — саркастично усмехнулся я, — только вот есть уход, и есть Уход. Если у них не будет дополнительного стимула, то они, конечно, сделают все что нужно, только вот качество этого будет такое, что лучше бы не делали вообще ничего.
— Кир, — Шани задумчиво смотрела на меня, — по-моему, у тебя очень низкое мнение о людях. Почему ты считаешь, что здешние рабочие будут делать все спустя рукава, если им дополнительно не заплатить? Ты не пробовал в людей верить так, как ты веришь в своих обожаемых эльфов?
