Как-то утром он дождался Вадима с пробежки, и они пошли на работу вместе.
— Ты затерроризировал Шеховых, — заметил Егор. Вадим недоуменно посмотрел на него:
— О чем ты?
— Неужели неясно, Вадим, что нельзя быть настолько навязчивым. Ты тем самым отталкиваешь Иру и ее родителей. А ведь без их благословления вам вместе не быть.
— Это они просили тебя мне передать? — насупился Вадим.
— И да, и нет. Они люди тактичные, не станут говорить прямо, но дадут понять. Если ты понял, значит с тобой можно иметь дело, а нет...
— А ты понял?
— Да. Потому и говорю тебе, предупреждаю, перестань вести себя, как одержимый. Это пугает и отталкивает. А у тебя и так небольшой авторитет в их глазах.
— Меня не волнует их мнение.
— А мнение Иры? Как ты не поймешь, она еще ребенок, по сути, и будет делать то, что скажут родители. А ты им не нравишься. Мало, тебе нечего предложить их дочери, так ты еще и невменяем.
— Ненормальный что ли? Это кто так решил? Мать Ирины? Да она сама — танкер! И что вдруг ты меня учить принялся? Ты-то чем меня лучше? Тем, что старше на три года? Или тем, что комсорг? Подумаешь, должность.
— Пока не должность, но благодаря Льву Михайловичу возможны перспективы. У нас обоюдовыгодные отношения. Он подтягивает меня, взамен я помогаю ему и делаю так, как нравится им, как они хотят. Думаешь, мне хочется гнуться? Нет, но иначе нам не вылезти. Ты хочешь всю жизнь пахать на заводе и жить от зарплаты до зарплаты? Я — нет. Поэтому согнусь, прогнусь, но получу устойчивое положение в руководящей сфере.
— Подожди: ты, ты, ты, а где Вера? Я думал, у вас любовь.
— Это у тебя к Ире любовь параноидальная! Посмотри вокруг Вадим: какая любовь к черту? Пока мы молоды, мы должны сделать крепкий фундамент для своего будущего и будущего своих детей. Не знаю как ты, а я не хочу, чтоб мои дети жили, как жили мы с тобой.
— Чем мы плохо жили? — пожал плечами Вадим и удостоился презрительного взгляда брата:
— Неделю на сухарях жить, донашивать вещи друг за другом, во всем себе отказывать и с завистью смотреть на более обеспеченных сверстников — это нормально?
— Что-то я не понимаю тебя, Егор, неужели главное — деньги?
— И связи. Два кита стабильности.
— А на кой черт эта стабильность без любимого человека?
— Порой мне кажется, мы разговариваем на разных языках, — передернул плечами Егор. — `Любимая'! А что ты можешь ей дать?! Что, кроме иллюзии?! Ты сам — никто, у тебя нулевые перспективы, так какое имеешь право думать о совместном будущем с тем, кто стоит выше тебя на социальной лестнице? Сам в дерьме и любимую туда же? Это и есть твоя — любовь? А что дальше?! — Егор остановился и, развернувшись, в упор уставился на Вадима. — Что ты можешь предложить Ире кроме горячего сердца? Романтику неустроенности? Хорошо, положим, ты настолько туп, что не понимаешь элементарного, она настолько легкомысленна, что купится на твои абстрактные чувства, но как быть с ее родителями? Думаешь, они тоже настолько недальновидны? Думаешь, они позволят Ирине выйти за тебя, босяка, замуж? Позволят ей погубить свое будущее? Повесят себе на шею какого-то работягу? Зачем? С какой радости они так поступят? Что, их дочь кривая, убогая? Других кандидатов не найдется в мужья? Более достойных, равных по положению. Перспективных.
— Ты Шехов, да? — начал злиться Вадим.
— Нет, я твой брат, и хочу, чтоб ты был устроен, как хочу быть устроен сам!
— Ты не любишь Верку, — качнул головой парень.
— А причем тут любовь? Что за чушь? Миллионы женятся без любви и живут много лучше, чем с ней. Кому она нужна, тем более в нашем с тобой положении? Ты видишь иной выход, кроме удачной женитьбы? Я — нет. И потому я не даю волю чувствам, рассчитываю каждый шаг, каждое свое слово! Шеховы мой шанс. Он мог быть и твоим, но ты сам рубишь сук, на который сел! Пойми ты: что Вера, что Ира — марионетки. Они сделают так, как скажут им родители! Значит, нужно нравиться именно родителям! Понял?!
— Нет, — упрямо качнул головой Вадим, нехорошо поглядывая на брата. Ему было противно, что все услышанное исходило из уст честного, прямолинейного Егора. Что же с ним случилось за те два года, что Вадим был в армии?
— Значит, дурак. Дальше пеняй на себя. Я тебя предупредил — меняй тактику. Иначе, не видать тебе Ирины.
— Иришка, ты меня любишь? — с тоской спросил Вадим, обнимая девушку.
— Люблю, а что? — улыбнулась та.
— Сильно любишь?
— Что за странные вопросы? — отстранилась та.
— Ну, ответь...
— Ну, сильно, — рассмеялась девушка, решительно не понимая причину столь странных вопросов, насупленных взглядов и печального вида Вадима. — А что?
— Давай поженимся?
— Не сейчас...
— Третий месяц — не сейчас. А когда? Ближе к старости?
— Мне институт нужно закончить...
— Еще три года ждать?
— Можно на последнем курсе...
— Кто сказал, что можно, что нельзя?
— Вадим, что с тобой? Неужели неясно? Я раз двадцать уже объясняла...
— Объясни двадцать первый.
— Где мы жить будем?
— У меня.
— В этой конурушечке вместе с твоей теткой и братом? А потом еще Веру туда же?
— Другие живут, — насупился Вадим.
— Но я и ты — не другие. Не дуйся, посуди сам, даже если будем все вместе жить, как заниматься-то? Это ж коммуналка. А потом если еще и дети появятся? К нам переедем? Если мы пойдем против моих родителей? Мечтать не стоит. Да и не хочу я с ними отношения ломать. Они мои родители, они умнее и опытнее. Я их люблю не меньше тебя. Не разрываться же меж вами. Потерпи.
— Я им совсем не нравлюсь?
— Не то что совсем...
— Понятно, — ощетинился Вадим.
— Какой ты вредный стал и злой! Будешь букой, я тебя брошу!
— Я не вещь, между прочим, чтоб меня бросать!
— Поссориться хочешь?! Да и катись! Надоел ты мне со своим недовольством! — дернулась девушка и направилась к подъезду. Вадим хмуро посмотрел ей вслед:
— Сама катись! — прошипел в сердцах. Посидел, подумал и рванул за Ириной в подъезд. — Подожди, Ира! Постой!
Перехватил уже у дверей, сжал в объятьях, готовую оттолкнуть его девушку:
— Ну, прости, прости дурака! Я же не со зла! Прости, Ирочка! Люблю я тебя! Одна ты у меня, во всем свете одна!
Прижал к себе, шепча как заклинанья сумбурные заверенья. Но разве сам слышал, что говорит, понимал? Он лишь чувствовал, что только что мог потерять ее, и больше не хотел и капли тех чувств испытать:
— Жить без тебя не могу. Ты же одна у меня на все времена. Если ты меня бросишь, я не знаю, как жить буду. Все ведь ради тебя, для тебя... Как скажешь, так и будет, я же не против. Просто тоска без тебя. Я что угодно ради тебя сделаю, только не уходи, не жить ведь мне без тебя, не дышать, милая...
— Однолюбы нонсенс. Попал ты старик, — вальяжно рассевшись на лавке в сквере, протянул Стрельцов. — Сколько ты с Шеховой?
— Четыре года.
— И четыре года ни с одной, кроме Ирки? — поразился Александр.
— Не хочу. Да и скучно.
— Ага, ага. Тупые значит и кривые? Одна Ирина-матушка умница-рукодельница, краса писаная?
— Сейчас в лоб получишь, — предупреждающе заметил Вадим, услышав оскорбительный сарказм в голосе друга.
— Это ты легко, — хмыкнул тот. — Но не о том речь. Слушай, а как насчет: клин клином вышибают?
— Да не интересны мне другие девчонки.
— А много ты их видел? Я тебя с такими цыпочками познакомлю, что ты свою Ирку через час забудешь! Правда, Грек, что как монах? Пошли к нам. Компашка подобралась — все как один — без всяких моральных заворотов. Мужики мировые, девчонки — звезды! Пошли, ну? Сегодня собираемся, музыка, танцы. На даче только молодежь.
— У кого на даче?
— Да ты его не знаешь, его Егор твой знает...
— Егор? — нахмурился Вадим.
— Ага. Из его комсомольских кругов парень: Костька Макрушев.
— Егор тоже с вами?
— Нет. Был пару раз. А больше не приходит, нос воротит. Не интересно ему с нами, комсоргу. Правильный сильно. Слышь, говорят, он жениться на Иркиной сестре собрался, правда?
— Собрался, — грустно кивнул Вадим и вдаль посмотрел. Листья уже облетают — осень. Идет время, и дела идут. У всех, кроме него. Егора Шеховы благословили. А у них с Иринкой как было, так и осталось. Родители даже слышать о свадьбе не хотят, да и сама не понятно, что хочет, вроде — люблю, а вроде — нет. То — давай встретимся, то — некогда. И последнее все чаще, а первое — все реже. Смурно на душе у Вадима, мысли в голове нехорошие бродят.
— Пошли, старик, повеселимся. Это ж тебе не в ЗАГС, узду на шею кидать. Покрутишь роман с одной, другой, может, и поймешь, что не сошелся свет клином на Шеховой.
— Не знаю. Подумаю. Пойду я.
— Только встретились.
— Еще увидимся, — поднялся Вадим.
— А-а, ну давай, беги на дежурство. Как Иркины окна стеречь надоест — звякни. Телефон мой знаешь. Поедем, тебя подберем. Мы почти каждый день собираемся.
Донеслось уже в спину Грекова.
— Ир, не могу я так больше. Давай решать.
— Что решать?
— Все! Все решать: что мы, кто, где, как!! Всю душу ты мне вынула! Чувствую себя болонкой на поводке! Не хочу больше по подъездам отираться, окна твои сторожить, трахаться, пока тетка в магазине, встречаться от случая к случаю! Я живой и люблю! Я хочу знать, кто я тебе, понимать, что это навсегда и вне зависимости от чужого мнения! ... Егор вон жениться надумал. Твои слова не сказали. А мы чем хуже? Хочешь, завтра же свататься приду?
Ира испуганно хлопала ресницами:
— Нет, не хочу.
— Почему? Может, я тебе не нужен? Может, мне повеситься на том клене у подъезда, чтоб ты поняла, что ты для меня значишь?!
— Ты меня пугаешь!
— Я сам себя пугаю, — сник Вадим. — Места себе не нахожу. Везде — ты. Наваждение просто! Пока с Егором непонятно было, я еще как-то держался, а сейчас мысли всякие в голове бродят. Возьмут вот тебя и выдадут за какого-нибудь очкарика элитных кровей!... Брату вон все, пожалуйста, а меня и на порог не пускают. Не нравится твоим, что я работяга, да? Перспектив нет, да? Да плевать мне на все перспективы! Мне ведь ничего не надо! Ты мне нужна! Только ты! И ясность! Думаешь, не сумею обеспечить тебя? Да из кожи вылезу, но у тебя все будет что захочешь! Мы ни у кого ничего просить не будем, я сам все сделаю! Давай сбежим, а, Ира? Я квартиру сниму, найду в любом районе, будем жить — ты учиться, я — работать.
— Перестань, Вадим. На что мы будем жить? Если я сбегу с тобой, родители мне и копейки не дадут...
— Я дам, я! Все, что ты хочешь!
— Да что ты можешь?! — сорвалась девушка и сникла под горящим взглядом Вадима. Повисла тишина, горькая, мрачная.
— Значит, не любишь? Пошел вон, да? — тихо спросил Вадим, страшась услышать : да!
— Глупый ты, нетерпеливый. Люблю, сто раз сказала. Потерпи.
— Сколько можно?
— До Нового года. Егор с Верой поженятся, тогда и о нас разговор с родителями можно будет заводить, а сейчас не вовремя. Не хочу я свадьбу свою и сестры в один день справлять. Для женщины это очень важный день. У каждой своя дата должна быть. А то, что мы и годовщины в один день праздновать будем?
— Конечно, Ирочка, я понимаю, извини, — оттаял Вадим, полез обниматься. — Правда, подождем до Нового года, королева моя.
— Мальчишник, старик, дело святое, — многозначительно заметил Стрельцов, складывая бутылки шампанского в сумку.
Из комнаты вышел Егор, поправляя на ходу воротник новенькой замшевой куртки. Хлопнул брата по плечу:
— Поехали? Теть Аля, мы ушли! — крикнул в сторону кухни и вытолкал Вадима на площадку.
— Мальчишник? — спросил Вадим Егора, оглядывая шикарные апартаменты `дачки' и девушек, что были словно на подбор, одна другой краше. Таких граций в таком количестве Греков-младший еще не видел и немного робел.
— Не стесняйся, — подтолкнул его Егор в помещение ближе к камину и уютным диванам. — Знакомься: Василий.
Темноволосый парень в кремовом джемпере отвесил галантно-насмешливый поклон, с прищуром разглядывая гостя.
— Алеша.
Худой парень с огромными серыми глазами задумчиво вглядывался в содержимое пузатого бокала и не обратил внимания на Вадима.
— Ларион.
Жгучий брюнет с полосатым галстуком на крепкой шее щедро улыбнулся и пожал ладонь.
— Костя.
Мужчина в строгом костюме кивнул, но с дивана не встал. Обнимающая его длинноволосая блондинка в блестящем платье заинтересованно оглядела Вадима и улыбнулась:
— Катя, — пропела томно.
— Лиля и Света, — представил Егор двух шатенок, стоящих у камина.
— А я Марина, — вынырнула откуда-то из-за плеча Вадима большеглазая кудрявая девушка в длинном вечернем платье.
Он почти не пил — пару фужеров шампанского и только благодаря настойчивости Марины, что взялась ухаживать за ним. Однако чувствовал себя основательно пьяным. Ему было хорошо и вольготно: он танцевал то с Катей, то с Лилей, но чаще с Мариной. Как ему казалось, делал весьма удачные комплименты девушкам и поддерживал разговор с мужчинами. К ночи Егор засобирался домой.
— Тебе тоже пора, — толкнул Вадима в плечо. Тот с трудом сфокусировал взгляд на лице брата и, не успев сообразить, о чем речь, услышал ответ, что дала за него Марина:
— Пусть Вадим останется, Егор. Ты же видишь, он не хочет уезжать. Да, Вадим?
Парень согласно кивнул, впрочем, не понимая, на что согласился.
Егор подозрительно оглядел его и попросил:
— Большей не пей. Может, все-таки домой?
— Нет, — обнял Марину Вадим, думая, что обнимает Иру. Брат с сомнением посмотрел на девушку, потом опять на парня и нехотя согласился:
— Ладно, оставайся. Я поехал. Утром дома появись.
— Ага, — засмеялся парень: до чего Егор заботлив! — смешно...
Последнее, что запомнил Вадим: как отъезжала от крыльца волга, светя фарами на засыпанный пожухлой листвой асфальт, вычерчивая желтые кривые в темноте. Потом высокий фужер с пузырящейся жидкостью и длинные пальцы с красными ногтями.
Очнулся он оттого, что кто-то настойчиво тормошил его. Вадим с трудом разлепил веки и уставился на незнакомого усатого мужчину.
— Все, выспался, считай, на мягком. Вставай, — пробасило над ухом. Парень приподнялся и, застонав, сжал ладонями виски. Сел, жмурясь то ли от резкого света, то ли от жуткой боли, раскалывающей голову. Он пытался понять, где находится, у кого, кто эти люди, что толпятся вокруг, и отчего все галдят?
Ему в лицо полетела одежда. Он, слабо соображая, что делает, натянул брюки и понял что они не его: минимум на размер больше, к тому же и без ремня.
Вадим огляделся, поддерживая одной рукой брюки, другой голову, и хотел спросить: где его одежда, где он сам и что происходит. Увидел, что усатый в милицейской форме. Сообразил, что тот не просто так расположился за столом, как хозяин, и спросил:
— Что-то случилось?
