Knocking_On _Heaven's _Door

Погруженная в непонятную тяжелую дрему она добралась до больницы. Ленокс Хилл встретил ее ярко освещенными коридорами и бесконечной суетой. Подойдя к палате Алекса, девушка тихонько постучала, извещая о своем приходе, затем неслышно отворила дверь. В нос тут же ударил дурманящий терпкий запах. Кэм скользнула мимолетным взглядом по палате — все вокруг было заставлено цветами. От обилия орхидей и роз у нее зарябило в глазах.

Кэм сняла пальто и повесила его в шкаф у двери и прошла вглубь палаты. Алекс лежал с закрытыми глазами. Тихонько опустившись в кресло у кровати, она достала из своей сумки учебник по корпоративному праву и углубилась в чтение, борясь с все нарастающей болью в висках.

Через полчаса Алекс вздрогнул, словно от кошмара, и, дернувшись, распахнул глаза. На лице парня отразилась мука. Он скользнул равнодушными глазами по заставленной цветами палате и остановил свой взгляд на Кэм.

-А я и не думал, что ты явишься, — проворчал он, стирая со лба выступившие капельки пота.

Кэм оторвалась от книги и посмотрела на парня уставшими глазами. Нежные лепестки роз резко контрастировали с его иссиня-черными волосами, делая синяки и ссадины на лице еще более заметными. У Кэм что-то сжалось внутри.

— А разве я могла не прийти? — прошептала она, захлопывая книгу. Девушка встала и подошла к кровати. — Как ты себя чувствуешь? Что Эн... то есть доктор Фокс говорит? — робко спросила Кэм. Несмотря на то, что Алекс только что проснулся, вид у него был изможденный.

Алекс прищурился, внимательно вглядываясь в нее, затем отчеканил ледяным голосом:

-Не надо этого дерьма, — он еще раз взглянул на нее, и устало прикрыл глаза. — А, не обращай внимания. Все равно не работает.

— Ты о чем? — Кэм непонимающе сдвинула брови. — Позвать врача?

-Не надо так смотреть на меня. Это заставляет меня нервничать. Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он, распахивая темно-серые глаза и смотря на нее без всякого выражения, хотя губы кривились в насмешливой улыбке. — Ты думаешь о том же, о чем думала прошлым вечером: "Ах, это я виновата, ах, он бедненький... Он ранен. Мне так жаль, что ему больно, я обязана ему помочь". Ты об этом думаешь, я угадал? Но учти, я не хорошенький и не нуждаюсь в жалости, особенно в твоей.

Девушка отшатнулась, как от пощечины.

-Да я... я, — заикалась Кэм. — Я и не...

Шарп равнодушно махнул рукой, прекращая поток извинений.

-Ладно, забудь. Переставь-ка вон ту вазу с орхидеями на столик у окна.

Кэм подошла к вазе, на которую указал Алекс, и перенесла ее на столик у окна.

— Вот так? — тихо спросила девушка.

На лице парня заиграла слабая улыбка.

-Нет, подвинь влево, — прищурив глаза, велел он.

Кэм безропотно подвинула вазу в сторону и чуть отошла.

— Так?

-Нет, пожалуй, эта ваза лучше бы смотрелась на подоконнике, — задумчиво протянул он, с деловым видом оценщика рассматривая вазу. Дождавшись, пока Кэм перенесет ее туда, он добавил, — хотя... нет, перенеси-ка ее обратно.

Кэм взбешенно сверкнула глазами. Дрожащими от гнева руками она переставила чертову вазу.

-Зачем тебе это? — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Тебе что, нравится издеваться надо мной?

Шарп лишь улыбнулся в ответ на эту тираду.

-Вот поэтому я и не подам на тебя в суд, милая, — улыбка становилась все шире, по мере того, как понимание проступало на лице девушки. — Ты будешь делать все, что я захочу, и поверь, милая, это только цветочки. Но, как говорит мой отец, у тебя есть выбор... отправиться в тюрьму к примеру? — он ухмыльнулся.

Кэм замерла как громом пораженная. Надменный взгляд и едкая улыбка на лице Шарпа рассеяли последние сомнения в ее участи. Мне придется целый месяц терпеть его издевательства или отправиться в тюрьму. Просто замечательно.

А не выпить ли мне чаю? — спокойным обыденным тоном спросил Алекс, на его лице по-прежнему играла ухмылка.

Кэм отвернулась.

— Да, конечно. Какие будут пожелания? — вибрирующим от еле сдерживаемого гнева голосом спросила она, глядя в окно.

-Хочу чай из "Золотого лотоса". И чтоб был горячим, — Шарп ухмыльнулся.

Кэм просто вскипела. Нет, это уже ни на что не похоже!! Желание ударить этого ублюдка стало просто невыносимым. Девушка резко повернулась к Алексу, но неожиданно в дверь постучались, и в палату вошла медсестра, высокая блондинка в вызывающе тесном халатике.

-Добрый день, мистер Шарп, — она игриво улыбнулась Алексу и поставила на прикроватный столик тарелочку, на которой красовались разноцветные таблетки. Шарп что-то шепнул ей на ухо, отчего девушка зарделась и глупо захихикала. Смерив Кэм презрительным взглядом, она двинулась к двери.

— Посыльный вам принес письмо, мистер Шарп. Я принесу его вам завтра, — блондинка на секунду задержалась и, улыбнувшись, закрыла за собой дверь. Кэм посмотрела на Алекса. Тот с весьма странным выражением смотрел на дверь, за которой только что скрылась девушка.

— Принеси мне письмо, а потом отправляйся за чаем, — пробормотал парень. Казалось, его мысли были где-то далеко-далеко. — Не волнуйся, ресторан работает круглосуточно, — насмешливо добавил он.

Кэм чуть не взорвалась от возмущения, но, совладав с собой, молча подошла к шкафу, надела пальто, нервно пытаясь застегнуть пуговицы. Пальцы не слушались. Ее щеки пылали, в горле пересохло, от терпкого аромата орхидей и недосыпания кружилась голова. Она видела, как брови Шарпа удивленно поползли вверх. Его лицо ничего не выражало. Порывшись в сумочке, девушка извлекла на свет небольшой прямоугольник и положила его на столик возле вазы.

— Это визитка моего адвоката. Желаю наискорейшего выздоровления, мистер Шарп, — ледяным голосом сказала девушка и, хлопнув за собой дверью, вылетела из палаты.

Глава 6.

Джорджия Грин чувствовала себя ужасно неловко, смахивая остатки слез со своих нежно-персиковых щек, и поэтому жутко злилась, стуча каблучками по сверкающим мраморным ступенькам. Огромные глаза под густыми черными ресницами сверкали расплавленными изумрудами, если только можно вообразить такое явление как "изумруд гневающийся", надменное красивое лицо не выражало ни единой эмоции, но что-то отталкивающее так и заставляло медперсонал отпрыгивать в сторону, когда Джорджи огненным ураганным вихрем проносилась мимо.

В ее голове просто не укладывались события, произошедшие этим утром. Как обычно она проснулась без десяти восемь, сходила в душ и уже собиралась позавтракать, когда ее мобильный неожиданно заговорил жестким голосом Алекса Шарпа, требующим ее немедленного появления в госпитале Ленокс Хилл. На вопрос, что с ним, Шарп просто повесил трубку.

Ублюдок. Эгоистичный самовлюбленный ублюдок.

Джорджия и представить не могла, что Шарп способен подложить ей такую свинью. Конечно, он изменился с того дня, когда, словно скрепляя договор, он целовал ее так жарко, что, казалось, ее кожа вспыхнет от его неистовства. Она специально сберегла его немного пьяные от пунша свирепые поцелуи в своей памяти. Ведь он кидался ими далеко не каждый день.

Все эти годы, с тех пор, как они перешли в старшую школу, Алекс, словно специально, обходил ее стороной, ища фривольные ласки у остальных хорошеньких одноклассниц — а потом уже однокурсниц — и не замечая свою подружку "лопатки и совка" Джорджию, которая изредка бросала на него совсем недвусмысленные взгляды.

Но после заключения договора она никак не ожидала от него такой холодности в день их встречи после летних каникул. Алекса словно подменили, хотя сначала это и не было так заметно. В нем появилось куда больше жестокости и высокомерия, а язвительность стала настолько изящной и рискованной, словно ее отточили как стальной кинжал до самого совершенства.

Он никогда не любил ее по-настоящему, Джорджия знала это уже тогда перед летними каникулами, когда они заключили эту сделку. И пусть с их теперешних отношений она имела собственную выгоду, ей совершенно не нравилось то, что происходило с ним. Еще в тот последний пасмурный весенний вечер, она ехидно заметила, что он, вероятно, спятил, если просит у нее такой помощи... Девушка скрипнула зубами и сжала в кулаке ручку от сумки так, что та больно впилась в кожу. Все было не так. Это он предложил ей свою помощь, выгодную ему почти настолько же, как и ей, и она просто не могла отказаться.

Он не любил ее. В его поцелуях с ней, о которых грезили чуть ли не все девушки, не было ни капли нежности, любви или чувственности. Они были вроде такими же приятными, как и всегда, но Джорджия, как никто, видела, как он далек от ее объятий и ласк. Какое бы горькое разочарование постигло его поклонниц! И только изредка он возвращался к ней, заставляя ее выгибаться в своих руках и прижиматься к его жилистому худощавому телу. Но и в этом была какая-то не дававшая ей покоя натянутость, словно он целовал ее через силу.

Зачастую, чтобы подтвердить статус пары, им приходилось подолгу находиться в одной комнате. Обычно Алекс готовился к занятиям, а она, расположившись на софе в его кабинете, молча наблюдала за ним, не узнавая в нем того проказливого мальчишку, с которым когда-то давным-давно пекла песочные куличики. Он же не обращал на нее ни малейшего внимания, что-то записывая и конспектируя. Алекс вовсе не нуждался в старательной зубрежке: он с лету усваивал даже самый сложный материал, в то время как ей самой приходилось засиживаться до поздней ночи. Он был прекрасным студентом: аккуратным, внимательным, выполняющим необязательные дополнительные задания только из интереса, который был весьма странен и неуместен, учитывая, что пару раз перед поступлением на журфак она слышала его совсем нелицеприятные высказывания в адрес университета в общем и журналистики в частности. Но аккуратные строчки продолжали ложиться на бумагу. Он работал, явно не задумываясь, чем непосредственно занята в это время она, Джорджия. А в те редкие минуты, когда ему нужно было размять затекшие в одной позе мышцы, он поворачивался к ней и что-то говорил, а иногда целовал, но неизменно оставался прохладно-вежливым. И никакой нежности.

Конечно, она вызывала у него какое-то абстрактное желание, впрочем, как и у любого мужчины, заставляя его тело откликаться на ее прикосновения, но Алекс никогда не переходил ту черту, когда желание становится настолько невыносимым, что чувства выплескиваются наружу, затмив разум. Все сводилось к единственному разумному объяснению — чувств просто не было.

Порой ей начинало казаться, что только их договоренность заставляла Алекса улыбаться ей, будто ее лицо вызывало у него искреннее омерзение, а руки так и спешили отпустить ее талию, словно он боялся замараться. Но Джорджия никогда не позволяла себе развить эту мысль в что-то более осмысленное, вспоминая каждый раз, какую пользу приносят их отношения.

Но когда Алекс связался с этой новенькой, у нее просто не было сил держать себя в руках. Она прощала ему пропуски всех мероприятий, на которых они должны были появляться вместе — тогда, едва захлопнув дрожащими пальцами свою раскладушку, она с напускным равнодушием приказывала водителю разворачиваться и вести ее обратно, чувствуя, как злые слезы катятся по щекам, но зная, что завтра он непременно компенсирует испорченный вечер роскошным подарком.

Справедливо рассудив, что измена Алекса Шарпа может здорово повредить ее репутации, она кинулась за ним после лекции по психологии с твердым намерением разорвать эту дурацкую сделку. И вновь Алексу удалось убедить ее. Он снова заставил ее поверить в его любовь и нежность, лишь прикоснувшись к ней так, как она жаждала, как она хотела... Но не он. Он не хотел ее. Никогда.

Джорджия была готова возненавидеть и оттолкнуть его, но могла лишь молча предаваться бессильной ярости, ведь она отлично знала, что без его помощи ее жизнь рухнет. Да, он откровенно использовал ее, хотя и давал их отношениям учтиво нейтральное определение — "взаимовыгодное сотрудничество".

И вот, стремясь поддержать именно это самое сотрудничество, она неслась к нему в палату, пытаясь уверить себя, что делает это только потому, что у нее нет выбора. Проигнорировав медсестру, крикнувшую ей, что нужно сначала получить пропуск, Джорджия ворвалась в палату 314. Ворвалась и оцепенела.

Алекс Шарп лежал на высокой кровати со сломанной ногой, перебинтованный чуть ли не по самую макушку, и самозабвенно пускал самолетики, выдергивая листы из какого-то глянцевого журнала. Она резко выдохнула, чувствуя внутри какое-то странное облегчение по поводу его относительной целости, когда серо-зеленые глаза обратились к ней.

-Не будь на тебе столько бинтов, я бы тебе обязательно врезала, — прошипела Джорджия сквозь стиснутые зубы, невольно отмечая излишнюю бледность его лица.

На его губах дрогнула ленивая улыбка.

-Но ты ведь этого не сделаешь, верно? — этот вопрос вовсе не был вопросом, а самым настоящим утверждением — он был абсолютно уверен в своей правоте.

Джорджия охарактеризовала его очень грубым словом.

-Как мило, — Алекс сотворил еще один самолетик и пустил его прямо в нее.

Она поморщилась, но автоматически поймала бумажный аэроплан у самого пола.

-Вау! Обалденные рефлексы... почему ты не играешь в нашей баскетбольной команде?

-По той же причине, что и ты — это невероятно скучно, — отрезала она. — Что тебе от меня нужно?

Он чуть приподнял брови.

-А что? Может, я просто хотел тебя увидеть.

-Так я тебе и поверила, Алекс, — Джорджия еще раз посмотрела на гипс, размышляя, что же могло с ним произойти.

Впрочем, это не должно ее волновать, и тем более она не собирается интересоваться, в какую стенку его угораздило впечататься.

-У, какая бука... Ты стала такой же циничной, как я. Неужели все дело в моем очаровании?

-Давай сразу к делу, — она передернула плечами, обтянутыми тонкой тканью блузки. — Не хочу продолжать наши препирательства.

-Ну, хорошо, — он попытался пожать плечами, но скривился от боли... или просто от неудобства?

Джорджия одернула себя: если она спросит, больно ли ему, он просто посмеется над ней.

— Я хочу, чтобы ты поговорила с моей матерью и убедила ее, что со мной все в порядке.

Она пронзительно посмотрела на него — Алекс не отвел своих необычайно глубоких невинных изумрудных глаз, и Джорджия лишь вздохнула. Уж она-то давно знала, что с ним далеко не все в порядке.

-Хорошо. Что-то еще?

Шарп смотрел задумчивым взглядом в окно.

-Цветы.

-Что?

-Я хочу, чтобы ты прислала мне пару десятков орхидей, чайных и розовых роз,— он повернулся к ней. — Уотсон придет...

-Уотсон? — она почувствовала, как ее брови ползут вверх.

-Она сбила меня своей тачкой, разве я не сказал? — он явно наслаждался гневом, красными пятнами выступившим на ее щеках, хотя его лицо осталось таким же бесстрастным. — Так что поухаживает за мной до выписки.

Джорджия уже открыла рот, чтобы поинтересоваться, почему это Уотсон, а не она будет дежурить у палаты, но вовремя захлопнула его, вспомнив, как неуютно находиться с ним в одной комнате, когда ему скучно и его не тянет с ней поразвлечься. Что ж, возможно, ей даже стоит поблагодарить его за такой щедрый дар.