— Ты ведь ничего не скажешь родителям, правда? — всю дорогу испуганно спрашивал Эдвин: Ты ведь настоящий воин, правда, Лоу?
Но его собственный голос подозрительно дрожал.
Но Лоун ничего не отвечал и только стонал и мотал головой. Его била сильная дрожь, а сам он был очень тяжелый и очень горячий. То ли от страха, то ли от холода, Лоун начал стучать зубами. Он пытался сдержаться, и некоторое время ему это удавалось, но потом он снова начал выбивать мелкую противную дробь. Все громче и громче.
— Ты ведь не скажешь, Лоу? Не скажешь?... Не скажешь? — уже откуда-то издалека спрашивал Эдвин.
И опять этот навязчивый дробный стук. Отгоняя его, Ланс тряхнул головой, громко застонал... и проснулся.
В доме было тихо, за окном темно, и лишь по стеклу частой дробью барабанил дождь. Ланс лежал, чуть ли не поперек кровати, и простыня под ним была смята, а одеяло и одна подушка валялись на полу. Вторая приткнулась где-то в ногах.
"Дьявол! — Ланс вытер мокрый лоб. — Приснится же такое".
...Последствия были серьезными. Младший брат получил пневмонию, сильный шок и многочисленные порезы на руках и ногах, которые они в панике не заметили. Он почти полгода пролежал в кровати, служа непрерывным напоминанием родителям вины осталь-ной троицы. Виктор тоже слег, правда, ненадолго. У него случился нервный срыв, вызван-ный испугом. Но оба они отделались относительно легко по сравнению с карой, выпавшей Эдвину. Гнев отца был ужасен и длителен. Как-то получилось, что это было последнее воспоминание, в котором он помнил Эдвина ребенком. Сейчас, лежа и вспоминая все это, он вдруг подумал, что больше ни разу, нигде ни у кого не встречал такого гнева, как тогда у отца. Сам он отделался легче остальных, но надолго запомнил нервное напряжение, еще долго охватывавшее его при каждой встрече с королем.
Ланс поежился, втащил на кровать одеяло и укрылся. Дождь усилился, и дробь капель по стеклу сменилась непрерывным потоком воды.
"Когда мы стали такими? — откуда-то пришел неожиданный вопрос — Мы ведь отлично ладили в детстве. Конечно, были и ссоры и драки, но мы всегда оставались братьями. То-гда откуда эта ненависть?".
Он попытался проанализировать их жизнь, и вскоре с удивлением обнаружил, что по-сле благополучного периода детства у него не осталось никаких систематических воспо-минаний, да и те, что были — лишь куски его собственной жизни.
Он вступил в мятежный возраст, появились новые интересы и потребности, не сты-кующиеся с растущим, но все еще пока детским естеством. Вероятно, через это прошли и остальные, но это не объясняло причину разлада. Вся его эмоциональность, обильно вы-плеснувшаяся в то время, никак не относилась к братьям. Они реже были вместе, у каждо-го появилось свое окружение, но все же ничего личного, стоящего между ними он вспом-нить не мог. Совсем наоборот, те редкие часы, что он проводил с кем-то из братьев, наибо-лее ясно запоминались ему раскованностью, взаимной открытостью и доверием. Он тогда как бы заново открыл свою семью: родителей, переставших быть понятными в своих суж-дениях и поступках, хотя и не ставших от этого менее близкими; Братьев, вроде бы преж-них, и одновременно других, новых и слегка загадочных, но все же братьев.
Они взрослели, и отношения отца к ним менялось. Они постепенно втягивались во взрослую жизнь Двора, набирались опыта и новых знаний но, опять-таки, никто никого не учил ненавидеть друг друга. Они стали видеться реже. Виктор, Фредерик и Филипп вооб-ще надолго пропадали, но он не видел в этом ничего необычного. При встречах они оста-вались братьями, повзрослевшими и более сдержанными. Но разве это плохо?
Вспышка молнии на мгновенье осветила комнату, и тут же ударил раскат грома. Дом вздрогнул, где-то тонко звякнуло стекло.
Отец стал активнее втягивать их в дела королевства, у них появились обязанности и заботы. Но и они не могли разделить их, в конце концов, все сводилось к благополучию государства, а в этом все всегда были едины. К тому же, всегда можно было укрыться за широкой спиной отца, имевшего постоянную и хорошую возможность, как теперь пони-мал Ланс, присматривать за ними и в случае надобности направлять. Сам Ланс никогда серьезно не примеривался к короне, и не мог представить королём кого-либо из родни. Он вспоминал своих братьев в ту пору, но они почему-то виделись ему совсем мальчиками. Неужели уже тогда они задумывались о Короне, о возможном соперничестве а, быть мо-жет и о войне за власть. Нет, это невозможно!
Он так и не сумел нащупать начало перемен. Всё словно произошло мгновенно. В по-следние годы жизни отца они перестали понимать друг друга, прощать, мириться, сотруд-ничать. Они перестали быть семьей. После смерти Дарвина стало совсем плохо.
...И он тоже стал интриговать, врать, спорить. Но самое странное, что при этом он не хотел становиться королем. В этом он ясно отдавал себе отчет, поскольку, волей-неволей, но пришлось задуматься и об этом. Тогда зачем ему все это? А может, и с остальными происходит то же самое, пусть и не со всеми? А если это так, то, что делать? Он не мог так просто все это им выложить — слишком долго они враждовали, его просто не поймут. Или поймут?
Внезапно вспомнился приход Эдвина и все, что случилось в тот вечер.
"Неужели Эдвин думает, как и я?"
И тут же перед ним стало лицо стоящего посередине горного потока и плачущего Ло-уна. Словно тисками сжало грудь. "Как же, думает!... Не уберегли малыша, сволочи!"
Ланс, преодолевая спазмы, несколько раз глубоко вздохнул.
"Ну а ты сам?" — зло подумал он.
— А может нас действительно кто-то стравливает? — он и не заметил, что заговорил вслух.
Почему-то представился старый герцог — рассудительный, холодный — и его последняя речь.
"Черт, ведь он же считает, что в нас не осталось ничего человеческого.... А может, не хочет замечать?"
Лоун стиснул кулаки, но быстро взял себя в руки.
— Ну вот, Эд все-таки зацепил меня, — печально произнес он.
И тут его пронзила очень простая и верная мысль — он должен помирить братьев лю-бой ценой!
"Прости, малыш, — думал он, — я не должен был допустить твоей смерти. Только теперь я понимаю, как много ты для меня значил, и как много для меня значат остальные. Тебе уже ничего не поможет, но все же во имя твоей памяти, я клянусь, что прекращу этот кошмар".
Снова прогремел гром, шум дождя, кажется, еще более усилился. Ланс же почувство-вал, как целая гора горечи и отчаяния свалилась с его плеч, и ему стало легко и спокойно. Он знал, что днем будет все по-другому, и другими будут его мысли, но сейчас он легко загнал все сомнения куда-то в отдаленный угол сознания и, наконец, спокойно уснул.
Гроб с телом Лоуна был выставлен на возвышении в Тронном Зале Дворца. Гигант-ские белые полотенца скрывали стены огромного зала. Была вынесена вся мебель, а пол застлан толстой, черной, заглушающей шаги тканью. Плотно задрапированные окна-витражи не пропускали внутрь ни единого лучика света, и огромное помещение освеща-лось лишь установленным за гробом гигантским чашеподобным факелом.
С самого утра Зал был заполнен толпами, пришедшими проститься с принцем. Прово-жающие двигались медленным, непрерывным потоком, попадая в Зал через распахнутые Главные Ворота. Людская змея-очередь спускалась с Королевского Холма и терялась где-то внизу, на окраинах столицы. Дворянство, городская верхушка и делегации из других городов и стран занимали более половины зала, в основном в районе гроба. Время от вре-мени, из их рядов отделялась очередная четверка дворян и, обнажив клинки, становилась на дежурство у гроба, сменяя предыдущую. Лица людей в свете факела казались особенно угрюмыми. Повсюду стоял приглушенный гул, пахло ладаном и хвоей от многочисленных венков.
Ланс стоял в темном углу, за спинами толпы, и поверх голов разглядывал зал. Бесчис-ленное множество непокрытых непрерывно движущихся голов почти скрывало Лоуна, и он видел только его осунувшийся профиль. Лицо брата было спокойным и слегка задумчи-вым, и Ланс подумал, что при жизни никогда не видел таким младшего брата.
... Через час, он покинул Тронный Зал, поднялся на второй этаж и вошел в малую гос-тиную.
Кроме членов королевской семьи, здесь собрались родственники Лоуна по линии ма-тери и главы делегаций других государств. Принимая соболезнования, он пересек весь зал пока, наконец, не пристроился недалеко от окна.
— Ты был внизу, Ланс? — раздался над ухом голос.
Он поднял голову и взглянул на Эмилию.
— Да.
Сестра присела рядом.
— Вынос тела в час дня, — зачем-то сказала сестра.
Он кивнул.
— Знаю.
Эмилия молча посидела несколько минут, затем встала и отошла.
Ланс стал отыскивать среди присутствующих братьев. Винсент стоял у стены и о чем-то беседовал с лордом Уинфри — отцом королевы Скарлетт, покойной матери Лоуна и гла-вой рода Уинфри. Лорд выглядел хмурым и, как показалось Лансу, был слегка возбужден. Слушая его, Винс часто кивал.
Герцог, Виктор и Фредерик держались вместе, в окружении еще десятка родственни-ков рода Уинфри. Из этой группы только дядя казался наиболее убитым случившимся. Чуть дальше о чем-то негромко переговаривались посол Порты и Эдвин. К ним подошла Эмилия, посол низко поклонился, по лицу Эдвина проскользнуло недовольство.
На короткое время показались головы Леонарда и Дианы, но очень скоро он их поте-рял. Потом он увидел подходящего Филиппа.
— Здравствуй, Ланс. Я тебя повсюду ищу.
— Что-то случилось?
Филипп посмотрел на настенные часы.
— Через полтора часа вынос тела. Нас восемь человек, и если мы разобьемся на две четверки, то тогда все смогут принять участие в траурной процессии.
— Конечно, Фил, кто в моей группе?
— Пока об этом речи не было. Тут дело в другом... — Филипп озабоченно потер подбо-родок. — Боюсь, герцог не сможет целиком пройти свою часть пути. Было бы неплохо, чтоб кто-то был на подхвате.
— Конечно, какие проблемы? Я буду рядом.
Филипп кивнул.
— Спасибо, я тоже не буду далеко отходить. И поговорю с остальными.
— Давай, похоже, ты взял всю организацию на себя.
Кузен слабо улыбнулся.
— Кто-то ведь должен был сделать это.... Ну, ладно, мне пора. Увидимся.
— Увидимся.
Филипп исчез в толпе.
Ланс продолжал наблюдать за гостями и очень скоро поймал себя на том, что бессоз-нательно примеривает всех присутствующих к убийце в черном. И очень многие подходят.
Часы пробили полдень.
— Господа! — откуда-то из центра зала донёсся голос герцога. — Прошу всех присоеди-ниться к провожающим в Тронном Зале.
Гул поутих, все потянулись к дверям. Кто-то сзади коснулся плеча Ланса, он обернул-ся и встретился глазами с Винсентом. Они приостановились, пропуская вперед основную массу гостей.
— Ты, кажется, опоздал? — спросил брат.
— Я был внизу.
— А-а, кое-кто тут начал беспокоиться.
— Я тронут.
Винсент хмыкнул.
— Я видел, ты говорил с лордом Уинфри. С этой стороны нас могут ждать неприятно-сти? — в свою очередь поинтересовался Ланс.
Лицо брата стало серьезным.
— Боюсь, да. Кажется, терпение старика лопнуло.
— Его можно понять, — мрачно заметил Ланс. — он потерял и дочь и внука. У него на наш счет какие-то планы?
— Не знаю, он мне не говорил. Но ничего хорошего ожидать не приходится. Как это плохо.... В конце концов, он наш вассал, нравится ему это или нет.
— Угу, — согласился Ланс. — Вероятно, этого и следовало ожидать. Думаю, будет еще хуже. Знаешь, это как снежная лавина: не остановится, пока сама себя не уничтожит.
— Я тут побродил среди гостей, и кое-что мне не понравилось, — заявил Винсент.
— Знаю, Винс. Как только это все закончится, мы обязательно поговорим.
Они вышли в Тронный Зал и приблизились к гробу. Ланс кожей ощутил взгляды тысяч глаз, устремленные в королевский сектор. Зал на несколько минут притих, но постепенно шум снова затопил огромное помещение.
Народа заметно прибавилось, плотная колонна медленно ползла мимо гроба, удовле-творяя свое ненасытное любопытство. Воздух был тяжелым и густым. Одуряющий аромат благовоний вперемешку с запахом хвои кружил голову. Все пространство в центре зала было устлано венками и цветами, которые почти полностью скрывали гроб. Огромный ча-дящий факел позади траурного помоста громко трещал, время от времени роняя на пол огненные капли. Огонь вспыхивал и на полированных клинках офицеров почетного карау-ла.
Ланс заметил пробирающегося в его сторону Филиппа. Тот, перехватив его взгляд, ос-тановился и показал глазами следовать за собой. Стараясь никого не беспокоить, он дви-нулся за братом, и вскоре присоединился к группе, состоящей из герцога Кардигана, Вик-тора и Фредерика.
— Ланс, пойдешь в первой четверке с Винсом, Фредом и Виктором. — прошептал ему на ухо Филипп.
Он молча кивнул и медленно отошел к герцогу.
— Здравствуй, племянник, — заметив его, поздоровался старик. — Идешь с моими маль-чиками?
— Да, дядя.
— Я бы просил тебя не исчезать после похорон.
— Я буду в городе.
Ланс постоял рядом, но поскольку старик не проявил желания продолжать разговор, отошел.
— Понесем вместе? — спросил его кто-то сзади.
Он обернулся и увидел Фредерика.
— Верно.
Некоторое время они помолчали.
— Я рад, что ты будешь с нами, — затем сказал двоюродный брат.
Ланс улыбнулся.
— Я тоже.
К гробу приблизилась группа гвардейцев, которые тут же принялись осторожно пере-кладывать груды венков и цветов. Шум в зале заметно усилился. Потом откуда-то появи-лись солдаты и принялись мягко, но решительно выжимать людей из центра зала, освобо-ждая место для прохода. Стоящая рядом Эмилия вдруг подхватила свою начавшую не-ожиданно оседать на пол соседку, и осторожно повела ее к выходу. Даже в алом свете фа-кела лицо ее спутницы казалось неестественно бледным.
...Наконец, проход освободили. Лансу показалось, что он слышит сдавленные стоны из темных углов зала. В широкий проем раскрытых настежь ворот ударил поток свежего воздуха. Дамы усиленно замахали веерами. Снаружи донёсся гул многотысячной толпы.
Вернулась Эмилия и встала рядом.
— Что случилось? — негромко спросил он.
— Ничего страшного, просто обморок.
— Что ж, будем надеяться.
К ним подошли Винсент, Виктор и Фредерик, и почти одновременно шум снаружи усилился.
— Начинается, — шепнул Виктор.
В проходе возникла фигура в длинной мантии, и в наступившей тишине двинулась к гробу.
...За ходом церемонии Ланс почти не следил. Он с неудовольствием вдруг поймал се-бя на том, что принимает все вокруг удивительно спокойно, словно хоронит не брата, а постороннего человека. Это казалось тем более странным на фоне ночного приступа жало-сти. Ланс исподтишка стал разглядывать остальных братьев, но и у них не заметил особой скорби. Процедура шла своим чередом, и они были всего лишь её частью.
От горьких мыслей его отвлек Филипп.
— Скоро конец, — негромко заговорил двоюродный брат, — вы берете гроб, и несете до перекрестка Восточной и Старой окружной дороги. Там его принимаем мы и несем до конца, но вы все же будьте недалеко. За безопасностью следит Леон, и его люди расстав-лены по всему пути следования. Когда Леон возьмет гроб, командование переходит к Вин-сенту, имей это в виду. И вообще, не расслабляйся.
