Берег мой. Книга 1

Кафе находилось на Морском проспекте. Вот что еще удивляло Сашу в Академгородке — названия улиц. Цветной проезд, Жемчужная улица, Весенняя, Академическая, Ученых... В то время, как в своем родном Ангарске она знала одну-единственную улицу: Ворошилова, а в остальных адресах фигурировали нумерованные микрорайоны и квартала.

"Странно, — думала Саша. — А жизнь-то прекрасна! И недоразумений незаметно".

8

— Мама, дядя Леша, смотрите! — Юлька присела, прицелилась, низко наклонив голову, и метнула камешек. — Раз, два, три, четыре! Ура, целых четыре блинчика. Мама, ты видела?

— Видела, видела, — отозвалась Инга, рассеянно глядя на тоненькую фигурку, в радостном возбуждении прыгавшую у самой кромки воды.

Солнце почти село, и на фоне закатного неба виден был только силуэт девочки. Заканчивался последний вечер перед отъездом их нового знакомого, который они решили провести на "морском" берегу Обского водохранилища.

— А можно мне еще раз искупаться? — спросила Юля.

Инга заколебалась. Вообще-то вода теплая...

— Ладно, один раз окунись и все, — распорядилась она.

Девочка, повизгивая, зашлепала по воде, стремясь поднять побольше брызг.

— Не простыла бы, — заметил Бурмин. — Весь вечер из воды не вылазит. Надо будет ее сейчас растереть как следует, солнца нет уже.

Инга поднялась и пошла к кустам, возле которых был разбит их маленький лагерь. Пощупала полотенце, висевшее на ветках. Высохло, вроде. Она оглянулась на Бурмина. Он сидел у костра, на толстой коряге, и смотрел на Юльку.

— Там минералка осталась? — спросил он, не оборачиваясь: пока девочка была в воде, он не спускал с нее глаз.

— Осталось, полбутылки.

Инга постояла в нерешимости над разбросанной одеждой. То ли одеться? Она вдруг застеснялась своего полуобнаженного тела. При солнечном свете все было, будто так и надо — пляж есть пляж. Теперь, в сумерках, она вспомнила, что фигура ее оставляет желать лучшего. "Вот корова, развешала тут свои прелести!" — Она стала торопливо натягивать платье.

— Мама, ты куда? — раздался возмущенный Юлькин вопль. — Уже одеваешься? Дядя Леша, разве мы уже уходим?

— Ты вылезай давай, — отозвался Алексей. — Мама, на тебя глядя, сама замерзла.

— Еще чуть-чуть, — заныла Юлька.

— Сейчас тебе будет "чуть-чуть", — пригрозил он. — Вылезай. Хорошего помаленьку.

— А мы еще посидим? — Девочка не посмела ослушаться, понуро побрела на берег.

— Посидим, посидим. Дров много. И картошку свою ты не съела.

Подошла Инга, отдала Алексею минералку и принялась сушить дочку. Юлька вертелась, пищала и баловалась, один раз едва не сбросила полотенце в костер. Инга шлепнула ее пониже спины. Та надулась, но ненадолго. Бурмин, посмеиваясь, наблюдал за их возней. Наконец, Инга кое-как согрела дочь, заставила одеться и, накинув ей на плечи полотенце, распустила волосы. Она хотела усадить ее со своей стороны бревна, где было посуше, но Юлька воспротивилась и втиснулась между матерью и Алексеем, прижавшись к его боку. Он приобнял ее, но ойкнул, коснувшись мокрых волос, и оба рассмеялись. Инга отвернулась, сделав вид, что ее что-то заинтересовало позади. Сморгнула набежавшие слезы. Который раз за эти дни.

— Дядя Леша, а ты мне с Байкала камней привезешь красивых?

— Если найду — привезу.

— А ракушек?

— Там нет ракушек. Я тебе гаммаруса привезу. Живого.

— А какой он?

Бурмин стал рассказывать. Девочка слушала, забыв про картофелину, которую, очистив, вручила ей мать. Инга, пользуясь моментом, стала расчесывать ее волосы. Юлька не обратила внимания. Инга посматривала на Алексея, пытаясь поймать его взгляд — можно было подумать, что он рассказывает для нее. Неужели столько красноречия, увлеченности, артистизма — для шестилетнего ребенка? Но Бурмин будто забыл о существовании Инги, всецело отдавшись разговору с девочкой. И это было искренне, Юлька фальшь вмиг чует.

Алексей заметил в руке девочки картофелину.

— Да ты жуй, жуй, глотай, — сказал он, пародируя сценку из "Ералаша".

Юлька машинально сунула картошку в рот. Бурмин посмотрел на Ингу.

— Извините, мы тут увлеклись малость, — сказал он и подбросил несколько веток в костер.

— Ничего, я тоже много нового узнала, — кашлянув, проговорила Инга. — И Юльку заплела. А она и не заметила.

— Заметила! — возразила та. — Теперь можно мне блинчиков попускать?

— Можно, главное, далеко не отходи и в воду больше не лезь.

Юлька вытерла испачканные пальцы о платье и убежала.

— Как здесь тихо, — проговорил Бурмин. — На Байкале редко бывает такая тишина. Обычно волны грохочут о берег, там ведь камни, песка почти нет. Когда семью туда возил, мама на берег петь ходила. Так она стесняется немного, а там можно как угодно кричать, никто не услышит.

— Ваша мама артистка?

— Нет, учительница. Тоже математик, кстати. А поет здорово. Но это она сама... Сестра ей подыгрывать научилась на пианино. Целые концерты устраивают дома.

— Вы так любите свою семью, — задумчиво произнесла Инга.

— Да не знаю, — смутился он. — Они ж мои. Как не любить?

Они замолчали. Было в самом деле очень тихо. Только издалека, со стороны больших пляжей доносились голоса и музыка. Да где-то шел поезд. Компания, сидевшая за соседними кустами, давно ушла. Инга любила этот уголок берега и привела сюда Алексея. А ведь два дня назад и мысли не допускала пойти с ним на море.

Юлька набрала камешков и шла к воде, высоко поднимая ноги, увязавшие в песке. Будто странный, нескладный журавлик.

— Когда у вас поезд? — спросила Инга.

— В шесть вечера.

Она неслышно вздохнула. Бурмин пошевелил толстое полено в костре. Оно развалилось пополам, взметнулся сноп искр. Огонь становился ярче, наступала ночь.

— Да... Вот же. Не хочется уезжать. Кто бы мог подумать.

— Я могу прийти к вам завтра, — сказала Инга, словно решаясь на что-то.

Он покачал головой.

— Нет, не надо. Я с утра в бегах, в обед встретиться с одним мужиком в ИЦИГе надо будет. Сестре пару "цэу" дать. Напутствовать, так сказать. И потом... не люблю, когда провожают. Вот встречать — пожалуйста, телеграмму дам.

Она опустила голову. Непостижимый человек.

— Странно это...

— Что странно? — он смотрел на воду, шевелил губами, считая Юлькины "блинчики".

Инга заколебалась. Говорить или нет? Но если не сказать, то так и останешься с этой загадкой. И сойдешь с ума от вопросов без ответов. С другой стороны, не хочется рисковать, портить вечер.

— Так что странно? — повторил он вопрос и повернулся к ней.

— Да все, — она неопределенно шевельнула плечом, опуская глаза под его пристальным взглядом. — Знакомство наше. Встречи... такие.

— Какие?

Инга смешалась. А он ждал ответа. Тьфу, сама начала, выкручивайся теперь.

— Не знаю. Непривычно. Такое впечатление, будто вы с Юлькой познакомились, а не со мной.

Темные его брови удивленно поползли вверх. Он рассмеялся.

— И с ней тоже. А что, должно быть по-другому?

— Не знаю, как должно быть. Но обычно бывает по-другому.

Юлька оставила свои "блинчики", натаскала палочек и что-то строила в песке. На взрослых она не смотрела.

— Странно, что я за все время знакомства ни разу не попытался затащить вас в постель? — в тоне его появились жесткие нотки. — Надеюсь, ты не думаешь, что я импотент или кастрат? — завершил он, неожиданно перейдя на "ты".

— Нет! Я просто... Просто, вы так начали знакомство, что я подумала...

— Между прочим, я не шутил, когда предложил тебе выйти за меня замуж.

Инга вздрогнула. Впервые он заговорил о том предложении.

— Да? — несмело усмехнулась она. — А я подумала, что это у вас такая экстравагантная манера знакомиться с дамами.

Он сходил к лагерю, накинул рубашку, взял сигареты и вернулся на корягу.

— Предложение остается в силе, — сказал он, прикуривая. Протянул пачку Инге, но та покачала головой, указав глазами на Юльку. — Вы что-то решили за эти дни? — он опять говорил ей "вы", и ей вдруг стало холодно.

— А вы?

— Я давно решил. Дело за вами.

— Вы хотите сказать, что всерьез намерены на мне жениться? — недоверчиво проговорила она.

— Ну да. У вас есть возражения?

— Но как же! — воскликнула Инга и осеклась, спохватившись. Юлька оглянулась на ее вскрик, но через секунду опять занялась своим. — Ведь вы же... вы же меня не знаете. Как — жениться? Это же... Неделю погуляли, как юные пионеры, и... И потом, вы уезжаете, — шепотом закончила она невпопад.

— Я приеду.

Инга покачала головой.

— Не верите? — он кинул сигарету в костер. — Все будет зависеть от завтрашних переговоров. Я напишу или позвоню вам из Иркутска, когда точно приеду. Наверное, в этом году будет пара командировок на неделю-две. А осенью следующего прибуду месяца на три. А там...

— Не надо, — шепотом остановила его Инга. — Не надо обещать. Вдруг я поверю и стану ждать? Но ведь я не маленькая девочка. Я не знаю, зачем мы вам понадобились на эти дни. Я благодарна вам. Но — сказке конец. Мы оба это знаем. К чему обещать продолжения, которого не последует?

— Разве я похож на доброго волшебника?

Он взглянул на нее в упор и встал. Она тоже поднялась. Юлька сидела к ним спиной, увлеченная своими постройками.

— Я искал семью и нашел. И не хочу ее терять. Если бы мне нужна была женщина на ночь, я вел бы себя иначе. А просто так прогуливать даму с ребенком, согласись, несколько странно выглядит для человека, приехавшего на неделю в чужой город. У меня тут хватает дел, и прогуливать есть кого, сестру ту же.

Теперь его слова звучали цинично. Инга зло прищурилась, закусив губу. Слишком она расслабилась, потеряла бдительность.

— А я вам на ночь не нужна? Как же вы собираетесь на мне жениться тогда?

Он нахмурился, с секунду изучающе смотрел на нее. Потом взгляд его смягчился.

— Ты мне на всю жизнь нужна. А не на одну только ночь.

У Инги защипало в носу. Она отвернулась и почувствовала на плече его руку.

— Не обижайся, — проговорил он виновато. — Все же неделя — слишком малый срок. Мне хотелось подольше побыть с вами обеими. А с тобой у нас еще будет время. Много-много времени. Вот, я приеду через месяц. Или два. И тогда...

Слезы душили. Инга замерла, ожидая, что Алексей сейчас притянет ее к себе. Стало жалко их "пионерской дружбы", что-то было в ней трогательное, детское ощущение праздника и волшебства. Банальные ласки, самые невинные, необратимо разрушат очарование вечера и всех предыдущих дней. Она вздохнула, когда он дотронулся до ее волос: все кончается, кончится и эта сказка, что ж, она сама виновата. Вот сейчас... Но Алексей поиграл ее сбившимся локоном, завел его за ухо и опустил руку.

— Да, кстати, — сказал он вдруг совсем другим тоном. Инга испуганно взглянула на его, разом помрачневшее, лицо. — Я забыл... Даже странно, — он криво усмехнулся. — На целую неделю забыл.

— Что? — сдавленным голосом спросила она.

— Я, наверное, действительно зря морочил тебе голову. В любом случае, ты должна знать, — Он опять прервался. Инга молча ждала продолжения, готовясь к худшему. — Я... у меня есть риск стать инвалидом, — выговорил он с видимым трудом. — Болезнь Бехтерева, которую я называю радикулитом... Здесь мне почему-то было очень хорошо все дни, так что я забыл. Но скручивает все чаще и все жестче. И что потом будет, — он махнул рукой и стал одеваться.

Инга молчала, кусала губы, она едва сдерживала смех. Наверняка, он ожидает любой реакции, но не радостного хохота. А что делать, если ей и вправду смешно? Тоже мне, нашел причину. Она уж невесть чего подумала. Да, теперь и вправду похоже на судьбу.

Она прогнала неуместную веселость, и, дождавшись, пока он привел в порядок одежду на себе, уже безо всякой опаски, по-родственному, взяла его за руку, заглянула в глаза.

— Ты только не обижайся, что я смеюсь, ладно? — виновато проговорила она. — Просто... меня этим не испугать. Видать, на роду написано за инвалидом замужем быть. Мой первый муж, Юлькин отец, был язвенник, у второго были проблемы с почками. Третий вообще на голову оказался болен, столько страху с ним натерпелись... Слава Богу, не успели пожениться. Так что за это ты не беспокойся.

Он без улыбки смотрел на нее, потом крепко сжал ее пальцы.

— Пошли собираться, — сказал он. — Поздно уже.

— Тебя не пустят в гостиницу? — спросила Инга. Она не заметила, как тоже перешла на "ты".

— Я не поеду в город. Переночую у друзей. Вас вот провожу, погуляем немножко. Зайду к ним по дороге, предупрежу.

"И я его больше не увижу", — дошло до нее, как ударило. Она молча стала собирать вещи. Курить при дочке было нельзя, поэтому слезы капали беспрепятственно. Хорошо, что Юлька с Алексеем занялись тушением костра и болтали, не замечая, что она не в себе. Ничего, это скоро пройдет. В конце концов, впереди долгий путь до дома.

9

— Эй, Сашка, вставай! Натали, подъем.

Саша скрипнула зубами. Редкое утро она просыпалась сама, не от Таниного голоса. Познакомившись на подготовительных курсах, они так сошлись вчетвером во взглядах, понятиях и образе жизни, что решили до возвращения Нади и Оли пожить в одной комнате. И жили дружно. Таня и Олеся были "жаворонками", вставали ни свет, ни заря, и считали своим долгом будить остальных "засонь". И хорошо, иначе бы Саша просыпала все на свете, не только курсы, а и сами экзамены.

Главным событием дня были результаты вчерашнего экзамена. К обеду их должны были вывесить. Этому предстояла первая консультация по математике. Уверенности, что она пригодится, не было, но девушки решили пойти — на всякий случай.

Новый преподаватель не шел ни в какое сравнение с физиком, с которым они распрощались в пятницу. Математик был тоже молодой, но скучный, читал сухо, не улыбался и вообще не проявлял интереса к слушателям. Вопросы ему задавать не хотелось, да и не было у Саши вопросов: математику она знала. Задачки были несложные, но объемные. И самое неприятное: их надо было доводить до ответа. Разбалованные физиком, Саша и Таня, не считали нужным утруждать себя "черным трудом" и, записав формулу решения, дожидались, пока преподаватель получит на доске окончательный ответ.

— Вот, спрашивается, за что математики столько денег получают? — прошептала Таня, рисуя в тетради рожицу.

Саша удивилась:

— Разве математики много получают?

— Знаешь, какая стипендия на мехмате? Семьдесят пять рублей. А у всех остальных — сорок.

— Да ну? — не поверила Саша. Нудный математик сразу стал ей еще неприятнее. — Ты точно знаешь?

— Точно. У меня одноклассница там учится.

— Вот куда надо было поступать, — ахнула Наташка.

— И чем заниматься? — презрительно фыркнула Саша. — Вот этот мрак рассчитывать? Я потому и не пошла на мехмат, что там кроме как программистом, никем не станешь. А я машины терпеть не могу.

— Ага, с ускорителей пыль стирать интереснее, — поддразнила ее Таня.

— Тише вы, — шикнула на них Олеся. — Успеете поболтать.

Девушки притихли. Таня, хихикая, склонилась над тетрадкой, продолжая рисовать. Саша скосила глаза и увидела на листке нечто громадное, по-видимому, железное, а на нем — девушку в больших круглых очках, с косой до пят и тряпкой в руках. Стоя на цыпочках, девушка пыталась дотянуться до перекладины наверху махины. Закусив губу, чтобы не рассмеяться вслух, Саша отняла у Тани тетрадку и, отвернувшись, быстро набросала лохматое существо в джинсах, на четвереньках, ковыряющее не то отверткой, не то паяльником в нижней части устройства. Таня отобрала тетрадь и задумалась, как отомстить, но тут прозвенел звонок.