Слепые души

— Так на чём я остановилась? А, да. Твои интимные качества меня не интересуют, меня интересуют твои истинные намерения. Иными словами, что тебе нужно от Альбины? На секс-кошечку, охотящуюся за кошельками, ты вроде не похожа.

Я нашла в себе смелость улыбнуться:

— А на кого я, по-вашему, похожа?

Взгляд Дианы Несторовны остался по-прежнему холоден и остр, как скальпель хирурга.

— По-моему, ты похожа на полное ничтожество, — сказала она. — Я навела кое-какие справки, так что мне про тебя известно практически всё — где родилась, где училась, чем живёшь. И знаешь, дорогуша, какой вывод я сделала? Ты никто, и звать тебя никак. По-моему, в жизни Альбины тебе не место.

Диана Несторовна ещё не знала, что не пройдёт и получаса, как я буду для неё "золотцем" и "лапушкой", а она будет измерять мне давление и готовить для меня яичницу с колбасой; если бы сейчас ей кто-то сказал об этом, то получил бы от неё плевок в лицо. Несомненно, она хотела меня уязвить, и ей это удалось. Эти слова — "никто" и "ничтожество" — вонзились мне в душу острыми сосульками, а к горлу подступил солёный ком, но я, собрав в кулак все силы, постаралась не показать, что мне больно. Посмотрев на мою враждебно настроенную собеседницу сквозь задумчивый прищур улыбки, я вдруг увидела всё ясно, как на ладони, и, увидев, перестала её бояться. Её мучила головная боль, оттого она и была такой раздражительной, а ещё ей в детстве не хватало материнской ласки и нежности. Её суровость и жёсткость были всего лишь защитной позицией против окружающего мира, а коротко остриженная голова — протестом против глупого стереотипа "у бабы волос долог, а ум короток".

— Наверно, трудно жить, никому не доверяя и всех подозревая, — сказала я. — Почему вы думаете, что вас окружают одни враги, и вам надо постоянно от кого-то оборонять себя и вашу сестру? Вы сильный и умный человек, но ваш враждебный посыл, отправляемый вами в этот мир, возвращается бумерангом и бьёт вас по голове — оттого она у вас и болит.

В её глазах читалось недоумение, но она всё ещё прикрывалась щитом враждебности.

— Что, изображаешь из себя психолога? — усмехнулась она. — Давай, давай. Только я тебя всё равно насквозь вижу, голубушка.

Видимо, боль усилилась, потому что она слегка побледнела и снова поднесла руку ко лбу. Я сказала:

— Ничего вы не видите, Диана Несторовна. То, что вам кажется, что вы видите — это вы сами себе внушаете годами. Знаете, в чём ваша главная проблема? Вам просто-напросто до боли не хватает человеческого тепла и ласки. Вам не хватает любви. Вы привыкли жить во враждебном мире и на агрессию отвечать агрессией, и это покрыло вас твёрдым панцирем, под которым никто не может разглядеть вашу истинную суть. А вы ведь неплохой человек — может быть, добрый, чуткий и способный на глубокие чувства. Только этого никто не знает — все вас боятся, потому что вы никого к себе не подпускаете на пушечный выстрел. И поэтому вы изголодались по теплу и нежности, которой вам никто никогда не подарит, если вы будете сохранять эту позицию. Знаете, а я вас не боюсь. Мне вас очень жалко. Сильно у вас болит голова?

Это был излишний вопрос: по морщинам на её побледневшем лбу всё было и так видно. Не знаю, что на меня вдруг накатило; мне неудержимо захотелось пожалеть и приласкать её, как несчастного, недолюбленного ребёнка, страдающего и больного. Повинуясь этому порыву, я погладила её по стриженым седым волосам, по поражённой экземой руке и поцеловала в щёку. Видимо, это было не то, чего она ожидала, потому что морщины на её лбу разгладились, а лёд во взгляде растаял. Она смотрела на меня так, будто видела перед собой нечто необычайное — по меньшей мере, гуманоида.

— А к Альбине я очень хорошо отношусь, — закончила я. — Она очень мне нравится. Мне не нужны от неё ни деньги, ни дорогие подарки. Даже если бы она не ездила на джипе, а ходила пешком и была нищая, как бомж, я бы всё равно почувствовала к ней то, что я сейчас чувствую. Я понимаю, вы её очень любите и беспокоитесь за неё, но в данном случае ваши опасения напрасны. Вы сами видите — я не секс-кошечка и не охотница за кошельками. Я не собираюсь вам ничего доказывать: вы, как я вижу, уже сделали свои выводы. Что ж, оставайтесь при них, я ничего поделать не могу. А сейчас извините, я пойду домой. Мне ещё обед приготовить надо, да и работы куча.

Я взяла с заднего сиденья свой пакет и вылезла из джипа, сделав это довольно ловко: за время общения с Альбиной я уже успела привыкнуть к особенностям этой машины. И уже совершенно другой, изменившийся до неузнаваемости голос Дианы Несторовны окликнул меня:

— Подожди...

Я обернулась. Диана Несторовна стояла, держась за дверцу машины, высокая, чуть сутулая и грузноватая, но совершенно другая: вся её враждебность как будто испарилась. Её лицо прояснилось, складки между бровей расправились — словом, она стала совсем другим человеком. Признаюсь, такой она понравилась мне гораздо больше.

— Девочка... Ты скажи честно, кто ты? — спросила она смягчившимся, уже гораздо более приятным голосом.

Я недоуменно подняла бровь.

— Кто я? Но ведь вы, кажется, уже выяснили всю мою подноготную. Я никто и звать меня никак.

— Ну, перестань. Не цепляйся к словам. — В голосе Дианы Несторовны всё ещё звучали властные нотки, но уже без того неприятного ледяного призвука. — Я имею в виду — ты экстрасенс, целительница? Или кто?

— С чего вы взяли? — засмеялась я.

Диана Несторовна шагнула ко мне и взялась за ручки моего пакета. В её глазах по-прежнему было удивление.

— Да не прикидывайся... Ты же только что сняла у меня головную боль.

— Может быть, она сама прошла, а я тут ни при чём? — предположила я, не веря своим ушам.

— Да нет, при чём! — с уверенностью сказала она. — Эти боли у меня часто бывают. Сами они никогда не проходят, и их трудно снять даже анальгетиками. А ты до меня дотронулась, и боль как рукой сняло.

— Вы и правда гораздо лучше выглядите, — признала я озадаченно. — Но я не уверена, что я к этому причастна. Скорее всего, это просто совпадение. Уверяю вас, я не экстрасенс и никогда им не была. Вы извините, мне надо домой... А то не успею к возвращению отца приготовить еду.

Высвободив пакет, я пошла к своему крыльцу. Но с каждым шагом я чувствовала нарастающую слабость и дурноту, как будто кто-то выдернул пробку, и силы вытекали из меня, как вода из ванны. На крыльце у меня потемнело в глазах, и я вынуждена была ухватиться за перила, чтобы не упасть. Уже оседая на ступеньки вместе с пакетом, который весил как будто целую тонну, я увидела бегущие ко мне ноги в чёрных брюках и чёрных туфлях на низком каблуке. Меня стиснули чьи-то сильные руки.

— Голубка, что с тобой? Тебе плохо?

Кажется, это был голос Дианы Несторовны. Он утонул в оглушительном, трескучем оркестре из будильников, а её лицо ушло за радужную пелену: моё тело охватывала мучительная бесчувственность, а голова была готова вот-вот взорваться. Резкий запах нашатыря пронзил и рассёк опутавший меня глухой кокон, и нормальная картинка постепенно вернулась. Крыльцо, голубое небо, стриженая голова Дианы Несторовны и сердобольные голоса старушек из нашего подъезда:

— Жарко-то сегодня как... Кому угодно плохо станет.

— Да, и не говорите... Духота, хоть бы дождичек пролил... У меня все помидоры сгорят...

Моего лица касался прохладный ветерок, возвращая меня к жизни. Диана Несторовна помазала мне виски нашатырём и спросила:

— Ну, как ты?

— Спасибо, лучше, — пробормотала я, озираясь в поисках своего пакета.

Пакет был тут же, на ступеньке. Сильные руки Дианы Несторовны подняли меня на ноги, а бабушки качали головами.

— Может, "скорую" надо вызвать?

— Нет, нет, мне уже лучше, — испуганно пролепетала я. — Я пойду домой...

— Я провожу тебя, — сказала Диана Несторовна тоном, не допускающим возражений. — Держись за меня, лапушка.

Она повела меня в подъезд, а одна бабушка начала рассказывать второй:

— Прошлым летом, помню, тоже было вот так же жарко, дак я...

Рассказ бабушки о том, что у неё случилось прошлым летом, мне было уже не суждено услышать: её голос удалился за пределы слышимости. Диана Несторовна спросила, обеспокоенно заглядывая мне в лицо:

— Тебе лучше, моя хорошая?

Откровенно и грубо говоря, мне было хреново. Это выражалось в слабости, от которой мне хотелось расстелиться по ступенькам ковриком и больше не вставать. Ещё никогда мне не было так плохо, и я, честно сказать, порядком испугалась. До двери своей квартиры я уже и не чаяла дойти. Диана Несторовна, крепко поддерживая меня за талию одной рукой, в другой несла мой пакет, шуршание которого так раздражало её недавно. Вот наконец появилась и моя дверь, но силы к этому времени внезапно кончились, и Диане Несторовне пришлось практически на себе затаскивать меня в квартиру. В комнате она опустила меня на диван и присела рядом, переводя дух.

— Что же с тобой такое, золотце? Точно не нужно "скорой"?

— Нет, — прошептала я. — Полежу чуть-чуть, и пройдёт.

— У тебя что-нибудь болит? — обеспокоенно спрашивала Диана Несторовна. — Сердце, головка? Может быть, давление?

Я подумала, что не помешало бы измерить давление, и показала на тонометр, лежавший на столе. Диана Несторовна ловко надела мне на руку манжету и включила прибор.

— Восемьдесят пять на сорок пять! — присвистнула она. — Почти на нуле. И часто у тебя такое бывает, милочка?

— Нет, — чуть слышно ответила я. — Обычно у меня нормальное давление — сто двадцать... Со мной ещё никогда такого не было.

— Ну, всё когда-то бывает в первый раз, — сказала Диана Несторовна. — Так, что же делать? Может, тебе крепкого кофе выпить, дорогуша? У вас есть кофе?

— На кухне в шкафу должен быть, — ответила я, уже на последнем издыхании.

Диана Несторовна пошла хозяйничать на моей кухне, а я лежала на диване чуть живая, думая о том, куда же в действительности девались мои силы, которых ещё совсем недавно было вполне достаточно. Вернулась Диана Несторовна.

— Кофе у вас, оказывается, без кофеина. Проку тебе от него никакого не будет, так что я заварила чай покрепче. Ты пока полежи, а я разгружу твой пакет.

Чай она заварила крепчайший: попробовав, я сморщилась от горечи.

— Это же самый настоящий чифирь...

— Тебе сейчас такой и нужен, чтобы давление поднялось, — сказала Диана Несторовна. — Там я нашла ещё и настойку женьшеня. Влила капель сорок — должно помочь. Пей, голубка.

Пока я пила этот невыносимый чифирь, она заботливо поддерживала кружку в моих слабых руках. От её агрессивности и враждебности не осталось и следа, в её потеплевшем взгляде было искреннее беспокойство. Допив чай, я прошептала:

— Спасибо...

— За что? — усмехнулась она. — Это я должна тебя благодарить: ты меня от боли избавила. — Тут её как будто осенило, и она, глядя на меня широко раскрытыми глазами, присела возле меня на корточки. — Слушай, я, кажется, знаю, что с тобой... Это ведь ты на меня свои силы потратила! Меня излечила, а сама свалилась! — Уткнувшись своим лбом в мой, она вздохнула: — Ох, голубка ты моя... Ну скажи, зачем было?..

— Я не умею исцелять, — прошептала я. — Мне просто хотелось пожалеть вас... Ведь вас, наверно, никто никогда не жалел.

Она смотрела мне в глаза с таким выражением, будто ей открылась какая-то истина, бывшая ранее для неё непостижимой.

— И после этого ты утверждаешь, что ты не экстрасенс? Ты попала в точку, лапушка. Ты всё правильно сказала, как будто читала открытую книгу, а ведь до этого ты меня никогда не видела.

— Может быть, мне рассказала о вас Аля? — сказала я.

— Некоторых вещей обо мне и она не знает, — серьёзно ответила Диана Несторовна. — Послушай, моя дорогая... Тебе нужно быть с этим осторожной, чтобы не навредить себе. Мне ты помогла, а самой себе сделала плохо. Береги себя, своё здоровье, свои силы. Не трать их так бездумно... На первого встречного.

Я вздохнула.

— Ну, допустим... Но мне не жаль сил, потраченных на вас. Вы хороший человек, вы этого достойны. Для вас мне не жалко сил... И для Али тоже.

Она задумчиво улыбнулась, и улыбка сделала её лицо почти красивым.

— После всего, что я тебе наговорила, ты называешь меня хорошим человеком!.. Ты ведь меня совсем не знаешь, девочка. Ты или ясновидящая, или впрямь ангел.

— Нет, я всего лишь человек, — сказала я. — Человек, который в своей жизни ещё не сделал ничего путного.

Она тихонько засмеялась и ласково погладила меня по голове.

— У тебя ещё всё впереди. Ещё сделаешь, — сказала она. И, посерьёзнев, добавила: — Тебя надо беречь. Рядом с тобой должен быть человек, который защищал бы тебя и поддерживал. Не думаю, что Альбина подходит на эту роль.

— Вы зря считаете её такой уж беспомощной, — сказала я. — Она вполне может о себе позаботиться. И не только о себе, но и о других.

— Не забывай, дорогуша, что она слепая, причём окончательно и бесповоротно, — возразила Диана Несторовна. — Никакие чудеса не смогут вернуть ей зрения. Слепому человеку очень тяжело обходиться без посторонней помощи. Как бы она вела свой бизнес, если бы я ей не помогала? Где бы она нашла человека, которому можно было бы полностью доверять, человека, который не обманул и не обокрал бы её? Можно сказать, что все её дела на мне и держатся.

— Она вам очень благодарна, — сказала я.

— Дело тут не в благодарности, — покачала головой Диана Несторовна. — Случись что-нибудь со мной — и ей недолго оставаться на плаву. Ты уверена, что тебе это нужно?

— Не бывает людей без проблем, — вздохнула я. — Я уже сказала, что она нужна мне не из-за денег. Богатая она или бедная — мне безразлично. Я люблю её за то, что она — это она.

— Как ни странно, но я тебе верю, — усмехнулась Диана Несторовна. — Возможно, я и недооцениваю Альку... Она сильная. Но какой бы сильной она ни была, она всё равно не может обойтись без поддержки. Ну, — перебила она себя, — что у тебя там с давлением? Давай-ка проверим.

Прибор показал сто на шестьдесят пять. Чувствовала я себя чуть лучше, но всё равно слабость ещё не совсем прошла. На меня наваливалась сонливость, хоть я и выпила чрезвычайно крепкого чаю. Диана Несторовна взглянула на часы, покашляла в кулак.

— Ничего, время ещё терпит... Побуду с тобой ещё полчасика, если ты не против ещё немного потерпеть моё присутствие.

— Я совсем не против, что вы, — улыбнулась я. — Извините, что отнимаю у вас время... Если у вас какие-то дела, вы можете не задерживаться. Мне уже лучше.

Диана Несторовна покачала головой.

— Нет, я не могу от тебя сейчас уйти, — сказала она. — Ты ещё бледненькая и слабенькая. Если я уеду, я места себе не найду от беспокойства. — Она опять покашляла. — У тебя тут можно курить?

— На кухне, — сказала я. — Только форточку откройте.

Она ушла на кухню. Мне было слышно, как чиркнула зажигалка, а вскоре потянуло сигаретным дымом. Зазвучала мелодия телефонного звонка — не моя, незнакомая. Диана Несторовна ответила:

— Да.

Я не вслушивалась в её разговор: у меня шумело в голове. С кухни потянуло вкусным запахом, а через несколько минут Диана Несторовна внесла в комнату яичницу с колбасой и стакан компота. Поставив тарелку и стакан на маленький столик, она подвинула его к дивану.