Слишком много привидений

— Предупреждаю, что за дачу ложных показаний вы будете отвечать по всей строгости закона, — усталым голосом пробурчал следователь, закончив вносить в компьютер мои анкетные данные.

— Ясно, — кивнул я.

По лицу Серебро скользнула мимолётная усмешка. Мол, это рецидивисту всё ясно насчёт "всей строгости", а мне-то откуда?

— Тогда начнём, — вздохнул он и уткнулся взглядом в клавиатуру. — Что вы делали вчера в кафе "У Йоси"?

Дисплей компьютера был повернут к нему, но я тоже "видел" набираемый текст и невольно улыбнулся. Не знаю, как согласно орфографии русского языка пишется имя владельца погребка, но на вывеске стояла буква "Ё". Кому — мелочь, а мне было приятно заметить ошибку.

Я открыл рот, но ответить не успел. Раздался робкий стук в дверь, и я внутренне подобрался. К сожалению, дар предсказания не проявлялся по собственному желанию, и знать, кто стоит за дверью, я не мог. Вполне возможно, что следователь Оглоблин... С другой стороны, непохоже — стук робкий, да и вряд ли Оглоблин стучится к своему коллеге. Распахивает дверь и входит.

— Я занят! — поморщился Серебро.

Тем не менее, дверь тихонько приотворилась, и в щель просунулась голова "вольного художника" Шурика. У меня отлегло от сердца.

— Всего на секунду... — жалостливо попросился он.

— Я занят!!! — повысил голос следователь, оторвав взгляд от клавиатуры.

Лицо Шурика обижено сморщилось.

— Николай Иванович... — затараторил он вопреки грозному предупреждению следователя. — Я его узнал... — Шурик указал на меня глазами. — Он там был... Может подтвердить, что я ушёл раньше, чем началась стрельба...

Следователь Серебро словно вырос на стуле — хотя куда при его безупречной осанке можно было ещё распрямиться? — и вперился в "вольного художника" неподвижным мрачным взглядом.

— Гражданин Куцейко, — ледяным, не предвещавшим ничего хорошего тоном сказал он, — я вам уже выдал повестку, поэтому разговор мы продолжим завтра в десять утра. А если вы сейчас же не закроете дверь, то ночевать будете в КПЗ!

Бедный Шурик с такой скоростью захлопнул дверь, что чуть не прищемил голову.

— Повторяю вопрос, — повернулся ко мне Николай Иванович, — что вы делали вчера в кафе "У Ёси"?

"Началось", — подумал я, но вовсе не о вопросе следователя. Пока он препирался с Шуриком, кто-то изменил написание имени владельца погребка на дисплее. Не приведи господи, если этим занялась Рыжая Харя. Однако особых волнений по этому поводу я не испытал. Индифферентно принял. Будь, что будет.

— Отдыхал, — спокойно сказал я. — Сидел за стойкой и пил коньяк.

— И с которого по который час вы там находились?

— Не знаю, — честно признался я и пожал плечами. — Не смотрел на часы. Но ушёл из погребка ещё до начала криминальной разборки.

Следователь посмотрел на меня поверх очков и хитровато прищурился.

— А откуда вам известно, что случилось в кафе после вашего ухода?

Мои брови взметнулись, но я тут же взял себя в руки. Знаем мы эти штучки! И кино смотрим, и детективы почитываем. Правда, такие вопросы из самого низкопробного чтива.

— Об этом только что сказал гражданин Куцейко, — медленно, с расстановкой, объяснил я. — А ещё ранее, утром, вы мне по телефону сообщили.

Как говорится, каков вопрос, таков ответ.

Ответ отнюдь не смутил следователя, наоборот, он удовлетворённо хмыкнул. А я "увидел", что ни свой вопрос, ни мой ответ он в компьютер не занёс. Нет, не ловил меня на слове следователь — это был тест на мою психологическую уравновешенность. Опять я ошибся в его интеллектуальном уровне. Действуют стереотипы: если мент — значит, дубина. Причём, в большинстве случаев, стоеросовая.

— Значит, не смотрели на часы... — задумчиво протянул Николай Иванович. — Отдыхали... Как это там у классика: "Счастливые часов не наблюдают"?

Я благоразумно промолчал.

— Вы были знакомы с гражданином Аркадием Моисеевичем Ураловичем?

— А кто это? — искренне удивился я.

— Прошу отвечать на вопросы конкретно: да, или нет, — поставил меня на место Серебро.

— Нет.

— А с гражданином Сирии Саидом Шерези?

Как молнией в памяти сверкнула догадка, и я вновь увидел перед глазами зал погребка и двух мирно беседующих за столиком весьма состоятельных бизнесменов: одного — грузного, бритоголового, надменного и другого — моложавого, кучерявого, с восточными чертами лица. "Так вот о ком ведёт речь следователь! — понял я и чуть было не брякнул: — Первый раз в погребке увидел". Однако вовремя прикусил язык. Вот уж, действительно, "горе от ума"! Намекал следователь своей цитатой на это обстоятельство, или вышло простое совпадение?

— Нет, — замешкавшись, сказал я и с уважением посмотрел на Николая Ивановича. Да уж, следователь мне попался отнюдь не дурак.

Дурак — не дурак, и кто из нас двоих конкретно кто, выяснить не удалось, поскольку наша беседа кое-кому надоела. Из-за обреза экранного поля в центр дисплея не спеша протрусил кудлатый пятнистый пёс и, задрав заднюю ногу, стал мочиться на набранный текст. Текст поплыл. И добро бы псу, как и положено порядочному вирусу, этим и ограничиться, так нет же, мало ему показалось. Спрыгнул с экрана на стол и зашлёпал по столешнице, оставляя на полировке чернильные следы.

— А... — начал, было, очередной вопрос следователь, поднял от клавиатуры взгляд и увидел шествующего по столу и с каждым шагом вырастающего в размерах беспородного пса.

Николай Иванович осёкся и застыл от неожиданности. Понятно, что на своем веку да при такой работе чего только не повидал — обывателю и в страшном сне не приснится. Но такое явно видел впервые. Впрочем, я тоже. И всё же сила воли у следователя была крепкая. Когда вконец обнаглевший пёс взобрался на объёмистую папку, вновь задрал ногу и окропил бумаги чернильной струёй, Николай Иванович вышел из ступора.

— Это ещё что?! — процедил он сквозь зубы и ткнул в морду пса пальцем.

Вот уж кто из нас троих дураком не был, так это пёс. Не долго думая, он цапнул следователя за палец, тявкнул и, спрыгнув со стола на пол, с достоинством удалился сквозь закрытую и опечатанную пластилиновым оттиском дверцу внушительного сейфа. Внутри сейфа что-то жалобно задребезжало.

Ни слова не обронил следователь, только лицо побелело от боли. Он выхватил из кармана платок и зажал им окровавленный палец.

— Твои штучки?! — недобро уставился он на меня сквозь толстые линзы очков. Самообладания ему было не занимать.

— Какие штучки? — будто не понимая, о чём речь, округлил я глаза.

— Пёс — твой?!!

— Какой пёс? — полушёпотом уточнил я, пытаясь убедить следователя, что ему померещилось. Не очень удачная идея при укушенном пальце, но другой не было.

Серебро понял мою уловку и нехорошо осклабился.

— Значит, ты ничего подозрительного вокруг не видишь? — едко спросил он.

Изобразив на лице ошарашенное недоумение, я огляделся. Играть дурака, так играть.

— Не-ет...

И не соврал. После исчезновения компьютерного пса сквозь металлическую дверцу сейфа никаких иных трансцендентных явлений в кабинете не наблюдалось. Разве что цепочка чернильных клякс на столе, но их появлению всегда можно дать разумное объяснение.

Николай Иванович тяжело вздохнул.

— Вольф Мессинг на мою голову... — пробормотал он, глянул на обмотанный платком палец, и его передёрнуло. На платке выступало кровавое пятно.

— К-кто? — сдавленно переспросил я. Вопреки аховому положению, в котором очутился благодаря выходке компьютерного пса, меня совсем ни к месту начал душить смех. Скорее всего, нервный, и стоило огромных усилий сдерживать его. Не поймёт меня следователь, а если и поймёт, то превратно.

Николай Иванович не ответил и одарил меня долгим, изучающим взглядом. Ох, и нехороший это был взгляд!

— Вот что, гражданин Челышев, — сухо сказал он. — Мы прервём дачу вами свидетельских показаний по факту разбойного нападения на кафе. На неопределённое время.

Он расписался в пропуске и пододвинул его ко мне.

— Идите. Когда понадобитесь, вызову.

Я поспешно встал, схватил со стола пропуск.

— До свиданья, Николай Иванович...

Ответил ли что-нибудь Серебро, я не помню, так как в этот момент сейф мелко задрожал, затем заходил ходуном, внутри что-то тяжело грохнулось и разбилось со стеклянным звоном.

Я выскочил из кабинета и поспешил по коридору прочь с максимально возможной в таком учреждении прытью. Но как только входная дверь городского УБОП осталась за спиной, нервы не выдержали. Держась одной рукой за стену, другой — за живот, я на полусогнутых ногах отошёл от крыльца и разразился неудержимым хохотом. Мало было в том смехе веселья — больше истерики...

— Эй, мужик, ты чего? — услышал я встревоженный голос, когда смех стал переходить в икоту.

Надо мной склонился Шурик Куцейко — видимо, дожидался моего выхода из УБОП. Запугал его следователь Серебро, и сейчас Шурик начнёт меня упрашивать-уговаривать подтвердить его алиби. Невдомёк "вольному художнику", что следователю наплевать, когда Шурик ушёл из погребка. Серебро вычисляет, не было ли там наводчика, а наводчику во время покушения в погребке делать нечего.

— Что с тобой? — Шурик осторожно положил ладонь на моё плечо.

Как ни душил нервный смех, я отпрянул, стряхивая его руку. Напрасно он это сделал. С меня так и сыпались невидимые искры — "подзарядился" от работающего компьютера в кабинете следователя. Вроде бы вреда от этого было гораздо меньше, чем от самого компьютера, но всё же... Как говорится, прецеденты были. Точнее, не были, а был. Один. С пастушкой на старинной чашке. С виду пустячный случай, однако бережёного и бог бережёт.

Шурик мои действия истолковал превратно. Лицо у него вытянулось, губы обиженно, по-бабьи, задрожали. Может, он гомик — ишь, как на всё неадекватно мужчине реагирует?

— Извини, мужик... — просительно протянул Шурик. — Помощь твоя нужна.

Я распрямился. Душивший секунду назад хохот исчез, пропал и осыпающийся с меня невидимыми искрами энергетический потенциал — разрядился на "вольного художника". То-то будет...

— Ты уверен? — спросил я одеревеневшими от недавнего смеха губами.

— Да-да, — поспешно зачастил "вольный художник", приняв неопределённость ответа за согласие. — Мы же с тобой сидели за стойкой в погребке "У Ёси"... Помнишь?

Неожиданно в меня вселился дух противоречия. Не следовало Шурику касаться моего плеча, обозлил меня до крайней степени. Без него забот полон рот.

— В погребке "У Ёси" я сидел один, — недовольно пробурчал я.

— Как? — растерялся Шурик. — Ах, ну да... Мы сидели по разные стороны стойки... Помнишь, я ещё официантку по заднице шлёпнул, а она мне по морде врезала?

Столько самоуничижения было в фигуре и голосе Шурика, что я отвёл взгляд. Прямо-таки кающийся грешник, учитывая его одежду и татуировку. Кто другой, не видевший его реакции на пощёчину, ни за что бы ему не поверил. Слишком большой контраст между униженной позой и будто вырубленным из камня мрачным лицом закоренелого преступника. Не всегда, оказывается, прав Ломброзо, и тот факт, что исключение лишь подтверждает правило, отнюдь не способствует утверждению его теории. Впрочем, несмотря на это, подавляющее большинство людей подсознательно ведёт себя в соответствии с азами физиогномики. И я в том числе.

— Мы сидели по разным углам стойки, а по разные стороны мы находились с барменом, — раздражённо сказал я.

— Да-да, — закивал Шурик и опять заискивающе улыбнулся. — Всё-таки помнишь... Так ты это... скажи следователю, что Владик меня выгнал из погребка ещё до того, как началась перестрелка. Скажи, будь другом, ведь это правда. Подтверди, а?

В глаза у него была такая отчаянная мольба, будто его тащили на эшафот. Стало муторно и противно.

— Ты знаешь, что случилось с Владиком? — тихо спросил я.

— А что?

Глаза Шурика забегали, хотя он стоически пытался выдержать мой взгляд.

— Ранили Владика. Тяжело ранили. В реанимации лежит.

— Вот не повезло мужику... — потупившись, забубнил Шурик. — Надо же...

Врал он безбожно. Определённо знал, что случилось с барменом, да своя рубашка для "вольного художника" была ближе к телу.

— Слушай, так как насчёт моей просьбы, а? — вернулся он к своему, наболевшему. Словно я ему только что пустяковую байку рассказал. Типа сводки погоды на вчера. — Помоги...

— Помощи просишь... — едко процедил я. — Следователь тебя запугал, притесняет, "мокрое" дело на шею повесить хочет... А как ты считаешь, Владику помощь не нужна?

— А что я могу? Денег у меня нет... — запричитал Шурик. — Как помочь? Сам, видишь, в каком положении оказался... Так помоги, а?

Я снова окинул взглядом согбенную фигуру Шурика. Злость к нему сменилась на брезгливость. Прав всё-таки кое в чём Ломброзо, и ничего тут не попишешь.

— Тебе скоро совсем другая помощь понадобится, — сказал я, отворачиваясь. — По более серьёзному поводу.

— Какому поводу?.. — оторопел он. — Почему?

Я не ответил, оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ни души. Хорошо, что здание УБОП находится в небольшом сквере, и по вполне понятным причинам люди предпочитают обходить его стороной. К тому же и милицейского поста у двери нет. Тем лучше, меньше свидетелей. Случись это на многолюдной улице, я бы ничего поделать не смог. К сожалению, ничего от меня не зависело, и здесь случай был на моей стороне.

— Почему? — повторился Шурик.

— На себя посмотри.

Он мельком глянул на свой весьма непрезентабельный джинсовый костюм, стоптанные кроссовки и вновь уставился на меня недоумённым взглядом.

— Так в чём дело?

В голосе вместе с недоумением прорезались нотки страха. Правильно он боялся.

— Не ширинку проверяй, — поморщился я, — на руки посмотри!

Шурик поднял руки и посмотрел на ладони. Да так и застыл, загипнотизированный немигающим змеиным взглядом. Татуировка змеи оживала, объёмно вырастая из рук "вольного художника", и, похоже, её вовсе не ждала судьба кокетливой пастушки с прабабушкиной чашки. Почему-то я был уверен, что жить эта змея будет долго.

Хвост змеи свесился с левой ладони, а с правой, медленно покачиваясь и не отрывая гипнотизирующего взгляда от лица Шурика, поднималась её голова. Вела себя змея как кобра, хотя по виду напоминала питона. Кто знает, кого изобразил татуировщик на теле Шурика. Но гад ползучий получился весьма внушительный, и Шурик Куцейко окаменел, как кролик, под его взглядом.

— Ты с ним поделикатней, всё-таки твой хозяин, — сказал я змее, хотя не был уверен, что она меня послушается. Не больно-то меня жаловала Рыжая Харя — творила, что хотела. Правда, надо отдать ей должное, ничего мне во вред не делала, скорее, наоборот. Зато о методах, которыми "пользу" приносила, лучше не вспоминать. Сплошное содрогание.

Змея медленно повернула ко мне голову, одарила холодным взглядом, на мгновенье выплюнула раздвоенный трепещущий язычок, и вновь столь же степенно повернула морду к Шурику. Лишённый на несколько секунд гипнотизирующего взгляда Шурик, было, осел, однако тут же вновь окаменел. Вселенский ужас отражался на его лице.