— Допуска к обслуживанию, конечно, нет? Матчасть, конечно, не знаешь?
Я развел руки еще шире.
— Ясно. Долгая канитель получается, — он повернулся к Панину. — Бригадир, ну что за фигня? Сколько я еще на двух самолетах должен горбатиться? Вы у меня вместе с Тихоном, вот уже где! — Петров провел ладонью по горлу. — Ладно, механиков не даете. Но один техник на два самолета, это уже чересчур.
— Жень, ну не заводись, — старший техник миролюбиво похлопал его по плечу. — Все будет хорошо. Чем быстрее парня в строй введешь, тем тебе же лучше. Давайте знакомьтесь, а мне еще на 22-ой подскочить надо. Там сегодня топливный насос меняют.
Панин вышел наружу и быстро зашагал прочь. Мы остались вдвоем. Раздосадованный Петров зло выматерился.
— Ну что, друг ты мой разлюбезный, — обратился он ко мне. — Давай начнем с самых азов. Твое укрытие открыто? — техник выглянул наружу. — Ну, и ладушки. Значит так, вот тебе ветошь, — с этими словами Женька протянул мне несколько старых тряпок. — Керосин найдешь в укрытии и, чтобы к концу дня, твой самолет блестел, как у кота, сам знаешь что.
Предложение, а самое главное тон, каким все это было сказано, возмутили меня до глубины души:
— Какого черта я должен его мыть? Что солдат, что ли нет для такого дела?
— Солдат? — изображая крайнее удивление, переспросил меня Женька. — Солдаты тебе нужны? А где ты видел здесь солдат? Солдаты, ау-ау! Я бы и сам от них не отказался. Кроме тебя это делать некому. Понял?
Все сильнее подозревая, что меня разыгрывают, как салагу, я твердо отрезал:
— Я не буду мыть! Я не для этого институт заканчивал!
Это было ошибкой. Петров покраснел, как рак и заорал так, что, наверное, его услышали в штабе полка:
— Ах, у нас верхнее образование! Ну, как же, как же! Мы ручки пачкать не любим. А меня среднее, поэтому я, как раб за всеми должен дерьмо разгребать! Откуда вас только таких умников берут? Не хочешь работать, давай вали отсюда и занимайся по своему собственному плану!
Я пробкой выскочил из 19-го укрытия и помчался в свое. Однако, в конце рабочего дня на построении, не выдержал и осторожно спросил у Панина:
— Почему солдат в эскадрилье не видно? Где они?
— Они не каждый раз присутствуют. Сегодня, допустим, построение только для офицеров.
— Да нет, я не про построения. Почему они на стоянках не работают?
— А, вон ты про что.... У нас Сашок, в эскадрилье, на одного солдата приходится по два с половиной офицера. Поэтому солдат только-только хватает для нарядов. Они каждый день кто на кухню, кто в охрану, кто дневальный.
Спецам еще дают солдат-механиков, а нам, техникам самолетов — только в исключительных случаях. Считается, что мы и сами справляемся.
— Ну, хорошо, а чья же тогда обязанность мыть самолет?
— Тезка, ты, кажется, еще не догнал самого главного. Если ты техник самолета, то все что его касается, есть твоя прямая обязанность. Да, ладно, не переживай. Не ты первый, не ты последний. Спи спокойно. Завтра у тебя техучеба в инженерном отделе с 9 утра. На целую неделю.
Поспать мне, однако, не пришлось ни в эту ночь, ни в последующие. С третьего этажа КДП хорошо было видно, как соседний полк, или как его у нас еще называли — 'братский', стоянки которого находились по другую сторону взлетной полосы, вытаскивал свои самолеты и расставлял их в ряд на площадке, прямо под моими окнами. Теперь я уже знал, что это площадка называется центральная заправка или просто — 'ЦЗ'.
Внизу шла обычная предполетная круговерть: сновали взад-вперед спецмашины, подвозили боеприпасы, расчехляли свои самолеты техники.
Я с интересом, разглядывал огромные серые туши фронтовых бомбардировщиков Су-24, которые видел впервые. Разглядывал, еще не догадываясь о приятной неожиданности, которая ждала меня впереди. Только, когда запустилась первая 'сушка', и два мощных движка заставили стекла в моей комнате затрястись, как при землетрясении, до меня, наконец, дошло, как же мне повезло.
Полеты закончились в три часа утра, только после этого ко мне пришел короткий, полный кошмаров сон. Разбитый и злой я притащился утром в инженерный отдел полка, где благополучно проклевал весь день носом, за столом, заваленным руководящими документами и описаниями самолетных систем.
На следующую ночь летали уже наши МиГи, так как оба полка использовали одну и ту же взлетную полосу, а полеты в летнее время в основном были ночными. Так повторялось каждую ночь. Днем я ходил как сомнамбула, ничего не соображая и натыкаясь на предметы. У меня было только одно желание — спать, спать, спать!
Выспаться мне удалось лишь к концу недели. Нет, полеты никто и не думал переносить из-за моей скромной персоны. Просто однажды, я вырубился прямо под этот оглушающий рев и проснулся только после окончания полетов, от звенящей в ушах тишины. После этого уже ничто в жизни не могло помешать моему здоровому невинному сну.
Через неделю моя учеба закончилась, и я был отправлен назад в эскадрилью. Несмотря на мои опасения, новая встреча с Петровым прошла спокойно. Между нами, как бы само собой, установилась негласная договоренность: Женя перестал разговаривать со мной командным тоном, а я делал вид, что никакого высшего образования не существует в природе.
Тем временем, ко мне в мою скромную обитель подселили еще парочку новых техников — двухгодичников. Оба они были недавними выпускниками Московского Авиационного института и коренными москвичами. Наивно полагая, что общая беда сближает, я думал, что мы можем подружиться. Однако мои предположения не оправдались. Ребята явно считали ниже своего достоин?ства общаться с провинциалом, пусть даже и из западных провинций Могучего и Необъятного.
Что ж. Нет — так нет! Я оставил 'столичных штучек' в покое, не желая набиваться им в друзья. Более того, до меня, наконец, дошло, что это еще два потенциальных конкурента на гостиничную койку. Усилия по выбиванию места под солнцем были удвоены. Я метался между командирами различных уровней, пытаясь как-то разрешить мою проблему. Они успокаивали, уверяли, обещали помочь, но, в конце концов, все опять почему-то возвращалось к бедному Чернову. Тот уже начинал злиться.
— Ну что ты все ходишь, жалуешься? Что я тебя третьим в свою кровать положу? Сказал же, делаю все возможное!
Однажды в очередной раз, жалуясь Алику, я оговорился:
— Только ты Крохе не рассказывай. Не удобно перед ним. Ведь это такой пробивной парень. Он бы, наверное, проблему в два счета решил.
— Успокойся Саша, — улыбнулся Алик. — Во-первых, место в гостинице ему задаром досталось. Когда мы с ним сюда приехали, коек свободных еще было полным — полно. Во-вторых, ты не знаешь, что он ходил к Птицыну и просил перевести его из техников на комсомольскую работу. Замполит вежливо завернул Сережу к нашему комэску, а комэска сказал, что болтунов у него и так полно. Вот только работать некому. Ну конечно не в этих самых выражениях, но смысл был такой. Так ты думаешь, Кроха пошел чего-то там добиваться? Кого ты вообще слушаешь! Ты что не знаешь эту породу людей? Да они могут, ни разу не запнувшись, прочитать пятичасовую лекцию о том, как лунный свет влияет на рост телеграфных столбов. Знаешь, как говорят здесь, в армии? Командир командует подчиненным: 'делай, как я!', а замполит: 'делай, как я сказал!'
Выход нашелся как всегда случайно. Офицерская гостиница была квартирного типа. Каждая квартира состояла из двух отдельных комнат: одна была на двух, другая — на трех человек, с общим туалетом и крохотным коридорчиком. В тот же вечер Алик посоветовал мне:
— Слушай Саня, сколько уже здесь обитаем, еще ни разу не видел никого из соседней комнаты. Пару раз, по ночам был какой-то шум, но может, показалось. А вдруг там и не живет никто. Попроси Чернова, пусть по своим каналам проверит.
Через несколько дней начштаба навестил меня в гостинице. По его словам получалась совсем неплохая картинка. Комната, о которой говорил Алик, была закреплена за братским полком, но сейчас там официально проживает только один человек. Я был вне себя от счастья. Кажется, появилась реальная возможность захватить вторую свободную койку.
Администратор гостиницы долго изучала записку с просьбой о предоставлении койко-места, которую ей передал Чернов. Она долго вздыхала, закатывала глаза и, наконец, подала мне ключи, поджав тонкие губы:
— Смотрите, я ничего не гарантирую. Если Адам будет против такого соседства, будете разбираться с ним сами.
Так, значит, моего нового соседа зовут — Адам. Ну, Адам, так Адам. Как-нибудь договоримся. Главное, что буду жить рядом со своими ребятами.
Мне не спалось в эту ночь, в моем шикарном (как мне показалось после КДП) двухкоечном номере. С минуты, на минуту я ожидал прихода этого загадочного Адама, но тот так и не появился. Беда пришла с другой стороны, откуда ее совсем не ждали. Утром на простыне обнаружилось несколько красных пятнышек и крохотное насекомое, пытающееся ускользнуть из столовой, не расплатившись. Тварь была немедленно поймана, исследована и приговорена к смерти.
Несмотря на свою предыдущую чистоплюйскую жизнь, я уже пару раз встречался с этим явлением. Имя его было кратким и похожим на звук бича Господня — 'клоп'! Стало ясно, что прошедшей ночью не только мифический Адам стал причиной моего беспокойства.
И грянул бой — не на жизнь, а на смерть! Этим же вечером все в комнате было перевернуто вверх дном. Каждая вещь тщательно обследовалась. Особое внимание уделялось кроватям. Найденные схроны безжалостно уничтожались.
В полночь, в полном изнеможении, но довольный содеянным, я рухнул на койку и заснул младенческим сном. Однако через пару часов неприятные ощущения повторились. Вскочить и зажечь свет, было делом одной секунды. По простыне, в разные стороны метнулись незваные гости.
Последующие вечера прошли в том же ключе. Приходя со службы, я засучивал рукава и брался за работу. За облавами следовали зачистки, за ними фильтрация, потом репрессии. Заканчивался процесс физической ликвидацией, с непременными тремя контрольными ударами каблуком в голову. Количество захватчиков слегка уменьшилось, но праздновать полную победу было слишком рано.
Потихоньку ко мне приходил опыт антипартизанской воины. Сообразив, что основная ставка противника переместилась за плинтуса и обои, я добавил в свой арсенал химическое оружие, щедро замазывая все подозрительные щели авиационным керосином. Тактика выжженной земли скоро стала приносить свои плоды, но остатки бандформирований становились все более хитрыми и агрессивными. В полном соответствии с теорией эволюционного отбора, выживали только сильнейшие и умнейшие, давая соответственное потомство. Партия начала переходить в эндшпиль. Победителем мог стать только тот, кто обладал наибольшим интеллектом.
Призвав на помощь все свое воображение и технические знания, полученные в одном из не самых плохих вузов страны, я нашел гениальное решение. Койка была отодвинута подальше от стены и ее ножки поставлены в большие стеклянные банки из-под болгарских огурцов. Затем я аккуратно залил их доверху водой и, удовлетворенно поглядев на плоды рук своих, спокойно уснул в неприступной крепости, надежно защищенный от окружающей среды.
Ночью привычное жжение и зуд тела повторились. Отказываясь верить в происходящее, юный Эйнштейн зажег свет и остолбенел. Над кроватью, на потолке, сидел целый взвод головорезов, уже готовых к десантированию. Нервная система не выдержала. Страшно матерясь, я вскочил на кровать, пытаясь дотянуться до них ботинком.
Крак. Раздался тихий хруст и за ним звон разбитого стекла. Это одна из банок не выдержала моих прыжков. Стоя на койке в одних трусах, с торчащими во все стороны волосами, я тупо смотрел, как темное пятно воды быстро расползается по полу, веселой струйкой выбегая в коридор. Автоматически мой взгляд упал на будильник. Он показывал 4 часа утра. Почему-то в этот момент вспомнился детский стишок, который мы учили в школе, в пятом классе:
' Рано утром на рассвете, Гитлер дал войскам приказ...'
У-у, фашисты! Все фашисты! Ненавижу!
* * *
Скоро мне стала ясна структура полка. В него входили три эскадрильи, ТЭЧ, батальон обеспечения и несколько мелких вспомогательных подразделений. Одна эскадрилья включала в себя 15 боевых самолетов МиГ-27К и подразделялась на три звена по пять самолетов в каждом. Дополнительно каждой эскадрилье придавалась одна спарка (двухместный самолет) — учебно-боевой истребитель МиГ-23УБ.
Первая эскадрилья считалась 'ударной'. В ней процент летчиков первого класса был самым высоким в полку. Штатное вооружение включало в себя мощные пятисот килограммовые осколочно-фугасные бомбы.
Вторая авиационная эскадрилья предназначалась для подавления ПВО противника и поэтому использовала ракеты с лазерными или телевизионными головками наведения, а также противорадиолокационные ракеты.
Третья эскадрилья являлась учебной. Здесь только руководство было опытными летчиками, а все остальные — это молодежь, недавно закончившая летные училища. Самолеты третьей являлись носителями блоков с неуправляемыми ракетами, контейнерами для шариковых и кассетных бомб и тому подобных видов вооружения.
Технико-эксплуатационная часть или просто — 'ТЭЧ', являлась технической базой полка. Здесь выполнялись регламентные работы на самолетах и ремонты средней сложности, которые было невозможно провести в эскадрильях.
В задачу батальона входило обеспечение полка автотранспортом и спецмашинами, очистка, а также текущий ремонт взлетной полосы и рулежек. Соответственно задаче подразделение имело необходимое число тягачей, топливо, масло и кислородо-заправщиков, передвижных дизель генераторов, очистительных машин и прочее, прочее, прочее...
По прошествии времени, я обнаружил, что рабочий день в армии был ненормированным. Причем сильно. Ежедневно приходилось торчать на стоянке по 9-10 часов. Во время летной смены еще больше. Выходной день в большинстве случаев был только один — воскресенье. В субботу обычно устраивали парковые дни. В этот день проводились различные целевые проверки авиационной техники. К примеру, если произошла где-нибудь авария МиГ-27, из-за отказа какого-нибудь агрегата, как тут же выходит приказ Главкома Авиации на осмотр этих агрегатов на всем парке самолетов. А их в стране было много, и аварии случались часто. Поэтому бездельничать не приходилось.
Если никаких катаклизмов в ВВС не происходило, то в субботу делали парково-хозяйственный день. В этом случае техники косили траву или убирали снег, в зависимости от времени года, подметали выезды из укрытий, подкрашивали самолетное оборудование и т.д. и т.п. Одним словом отцы-командиры делали все, чтобы у нас было поменьше свободного времени.
Мне пришлось окончательно распрощаться с моими наивными мечтами — ездить каждый выходной к жене в Ригу. Теперь почти все свое свободное время мы проводили вместе: я, Алик, Кроха и Юра. Собирались в большой комнате, где они жили втроем: гоняли чаи, травили анекдоты и вели неторопливые беседы за жизнь.
