Фамилиар: Выкинутый.

— Нет, — сказал Аль, и оборотненыш не стал настаивать. Его вдруг одолела очередная бредовая идея: устроить фотосессию.

Аль послушно позировал, захоти сейчас пацан танцы и пляски зулуских воинов, он бы и это исполнил, такая благодарность переполняла душу мужчины.

Он напрягся только тогда, когда хозяин заставил его нагнуться и одел резиновую перчатку: часто задышал и закусил запястье, готовясь смиренно принимать разрывающую боль. Но тот всего лишь запихал в него какое-то лекарство, помогающее восстановлению. А потом, видимо загоревшись мыслью поверхностного форсирования регенерации, принялся смазывать и заклеивать все раны и ожоги.

Аль блаженно вздыхал и ёжился: прикосновения дарили ярчайшие синие искры, сначала холодные, заставляющие щекотливо вздрагивать, а потом потеплевшие, порождающие чувственные мурашки. В ответ он отдавал оборотнёнку маленькие вспышки красного и украдкой следил за тем, как тот это принимает. Лицо юноши ему казалось симпатичным и странно одухотворенным, словно грязь всего мира не могла его запачкать. Он вдруг вспомнил, что парень называл себя по коммуникатору. Жека, вот как его имя.

Лечебный сеанс закончился мимолетной лаской внизу живота, от которой по телу разлилась жаркая волна. Никогда в жизни Аль не испытывал такого удовольствия, как от этих невинных действий. Парень ушел, оставив ему одежду — мягкую, чистую и теплую, мужчина зарылся в нее лицом, ощущая почти счастье. На кухне его ждала еда — два огромных сэндвича, показавшиеся необыкновенно вкусными.

Жека, засыпающий на ходу (слишком интенсивный энергообмен утомил), куда-то ушел и через некоторое время оттуда крикнул, где находится гостевая комната. Он так и не стал пользоваться своим фамилиаром по назначению, хотя практически полностью восстановил его. И верно, решил Аль, кого вдохновит его исхудавшее и избитое тело, надо подождать, пока он снова обретет форму. Выключив свет, Аль пробрался в свою спальню и нырнул в постель. Он не удержался и с чувством погладил свежие простыни — это чувство понятно, наверно, только тому, кто несколько месяцев спал на грязном полу или подвешенным в оковах.

* * *

Жека

На выходе из спортклуба мы встретили Серегу и соблазнили на совместный обед. Соблазнял, конечно, я, но главной завлекалочкой у нас послужил молчаливый, как обычно, Аль.

— Бл... мужики, мне вообще-то на работу надо, — говорил Серега, не отрывая детски-восхищенного взгляда от моего спутника.

— Да знаю я, как ты на работу ходишь, — хмыкнул я, — чтоб мне всю жизнь так отдыхать, как ты работаешь.

— Не, ну, у нас тоже авралы бывают, — проявил он профессиональную гордость. — А, ладно, пошли нах...

— В смысле, пожрать, — довольно заключил я. — Аль угощает!

— Я бл.. пробовал по этой стенке взбираться, — вещал (очень громко) Серега за столом, — с пол пути нае..нулся.

— Че, жопа перевесила? — заинтересовался я.

— Да, жопа у меня что надо. — Польщенно заметил он. — Ты, Жека, на присяды налегай — и у тебя такая же будет. — Он развернулся к Алю: — А ты альпинист, да?

— Приходилось, — сдержанно ответствовал тот.

— И на натуральные скалы лазил?

— Да. — Он покрутил в руках стакан с соком и явил, судя по всему, акт невиданной любезности и прямо таки откровения: — В армии.

— А что за войска?

— Особые.

— Спецназ, что ли? — Серега подался вперед: — И в горячих точках был?

— А вы, позвольте, с какой целью интересуетесь? — сурово прищурился Аль, и мы с Серегой заржали. Аль снисходительно усмехался.

— Бл... вот это жизнь, — говорил Серега, — скалы, моджахеды... романтика. Не то, что у нас — сидишь целый день за компом, как лох.

— Я не сижу, — оскорбился я.

— Ну да, я понял, ребята, лох тут только один, и это — я. — Он ухмыльнулся, глядя на меня: — А ты, значит, сутками приносишь пользу человечеству как ээ...

— Кадуцеем в жопу ужаленный? — подсказал я.

— Жека, — засмеялся мой друг, — а что такое кадуцей?

— Не знаю, — сознался я, — что-то римско-католическое, по-моему.

— Ты бл... умный, — протянул он как-бы с уважением.

— Интеллектуал, однозначно, — не смог не согласится я.

— Знаю я твою пользу человечеству — сестричек в ординаторской осеменять.

— Молчи уж, спермодонор-террорист, — выдавил я севшим от смеха голосом. Серега одно время носился с идеей крайней доходности спермодонорства. Но реальность разбила его меркантильные мечты — дело это требовало строгого режима и воздержания.

— Вот ты, Жека, как врач-убийца, должен заценить. Прикинь, мужика в подвале бойлером задавило, так он сутки там лежал, а потом решил себе отпилить руку. Спасатели пришли как раз, когда он заканчивал.

— Суров мужик, — оценил я и покосился на Аля. Вот кто явно не стал бы ждать сутки. Дай только в руки ножовку. — И как — отпилил? В больнице пришили?

— Не, там отрезали нах..й. Уже гангрена пошла.

— Нда... а что он с пилой в подвале делал?

— Бойлер пилил, наверно. — Серега снова засмеялся, — Наверно жена достала: сходи, типа, да сходи бойлер починить. Когда ты от своего бл..дь футбола оторвешься.

— Да чтоб у тебя рука отсохла, — поддержал я. — Которой ты за телеком дрочишь.

— Ага, — уже откровенно заливался он, — жена ушла, бойлер отвалился. Сходил, бл..дь, попилил.

— А вот был бы у него короткоствол, — я со значением посмотрел на Серегу. Тот был восторженным почитателем Гоблина и тему короткоствола уважал.

— Да, — радостно согласился он, — все закончилось бы совсем по-другому.

— Короткоствол, — заметил Аль, — вещь полезная. Но длинноствол все-таки лучше.

— А почему, — спросил Серега, аж рот раскрыв от уважения.

— Кучность выше. — Аль сделал вид, что передернул затвор винчестера и повел стволом по залу. На мгновение я встретился с его желтыми прищуренными в прицеле глазами, а потом он нажал курок. Стул за нашими спинами грохнулся и разлетелся на куски.

— Бл... что это было?! — подскочил Серега (я молча оху..вал).

— Стул упал, — равнодушно ответил Аль и схлопнул винчестер.

— И развалился, — истерически рассмеялся я.

Все так же загибаясь от хохота, мы вывалились из несчастной кафешки.

— Ну, давай, Жека, удачи! — Серега с рамаху врезал мне по плечу.

— Бл... что это было?! — просипел я, чуть не свалившись. Блин, нельзя столько ржать, но с Серегой по-другому просто невозможно.

— Стул упал, — загоготал тот и, пожав руку Алю, свалил на работу.

Мы не спеша пошли в сторону супермаркета — надо было закупиться продуктами. Я покосился на Аля:

— А ты, значит, в армии служишь?

— Сейчас перерыв был, — ответил он со странным выражением.

— Вот как... и когда снова в строй? — спросил я, ощущая какую-то ирреальность.

— Три дня.... дай мне отдохнуть три дня.

Глава 6

Аль. Бесконечные небеса

Алю снились горы. Из тесной комнаты, заставленной вычурной мебелью, он проваливался в огромное небо своего детства, с жарких простыней — в пряные травы. Он снова был десятилетним мальчишкой, бегущим, раскинув руки, вверх. Его маленькое тело переполняла собственная, незаимствованная сила, он летящими прыжками преодолевал крутой скалистый подъем и, добегая до вершины, срывался с обрыва, чтобы лететь теперь по-настоящему, хотя и вниз. Километровая пропасть, легкие толчки от крошечных уступов — падение было почти беспрерывным, опрокинутая земля вдруг застывала, с фотографической точностью запечетлевая каждую миллисекунду полета — и продлевая ее на минуту. Небеса разверзались бездной и переворачивались, а он падал в них.

Посредине пути он останавливался, находя подходящую площадку, и смотрел, как розовые и золотые облака переползают через столовые горы. Некоторые из них были похожи на грибы, а на их опасно балансирующих шляпках росли деревья. Алю нравилось воображать себя живущим на одном из этих недоступных воздушных островов. Гористая страна казалась бесконечной и он ни разу не спустился по одной дороге и не остановился на одной площадке. Достигая дна, он смеялся, ветер путался в его волосах, вырываясь, а душа все еще летела ему вслед.

А в следующее мгновение он шел по коридорам клиники Изменяющих и с томительным ужасом ощущал свою тогдашнюю радость и гордость. Нет, подожди, беззвучно кричал он вслед глупому светловолосому мальчишке, но тот снова и снова уходил, не оглядываясь, в свою новую жизнь, полную обещанием невероятной силы. А Аль запутывался в переходах и операционных, превращающихся в пыточный подвал, в его постоянный кошмар, который он каждый день видел наяву, а теперь каждую ночь, видимо, будет — во сне.

Он слышал звук открывающейся двери и опять бился в оковах, словно животное, непонимающее бессмысленности этих движений. Кошмар милостиво расступался, не давая приблизиться палачу, и он снова оказывался где-нибудь на вершине спирального холма под прозрачным небом. Далекое счастье разрывало сердце болью, и вот он, снова двенадцатилетний, бежит, радостно подпрыгивая, по клинике навстречу судьбе и одновременно кричит сам себе: нет, пожалуйста, остановись, не надо меня калечить. Мальчик никогда не останавливался, а он опять терялся и оказывался в подвале, а Стайн каждый раз подходил все ближе.

Из этого круга было невозможно вырваться. Стайн наклонился к нему, придя по пятому разу.

— Тихо-тихо, — сказал он, гладя Аля по голове, — тебя никто не обидит.

И в его руке заполыхало ледяное пламя энергии. Жека! Аль проснулся и прижался к своему спасителю всем телом. Он наплевал на всякие приличия и упросил Жеку остаться на всю ночь. Удивительно, но тот согласился. Он проявил только легкое недовольство, когда Аль недоверчиво таращился на него в темноте, велев отвернуться. А потом обнял; и синяя и красная марны сплелись вокруг них коконом, даря защиту.

Аль подумал, что ни разу не взобрался на воздушные острова столовых гор, как мечтал в детстве. Хотя уже через год после Изменения у него достало бы сил сделать это. А еще через пару лет он бы смог приземлиться туда на крошечном истребителе — любимой "Мурене". С ювелирной точностью — прямо в точку равновесия, как и подобает синему воину. Но так никогда этого и не сделал. Как можно было забыть. Он несколко раз просыпался и снова уходил в прекрасный сон без сновидений. Но в перерывах с мучительной тоской вспоминал, что забыл что-то важное. Только что?

* * *

Последний раз проснувшись, он обнаружил, что уже давно настал день. Жека куда-то смылся. Аль потянулся, ощущая звенящую силу. Ха, этого хватит на маленькую войну! Он вскочил с кровати, свивая вокруг себя щиты (5-я степень защиты) и сделал один из малых комплексов подготовки. Получился "Вой теней". Тенями, подумал он, скоро станут мои враги, а их вой будет вечно услаждать мой слух. Хотя что-то там это другое символизировало. Твердость духа на изнанке мира, кажется. Ну, это нам тоже пригодится. Аль подавил желание зловеще расхохотаться. Все-таки предозировка марны имеет свои последствия. Сложно удержаться и не вести себя, как придурок.

Он быстро оделся, думая о Жеке. А с ним как себя вести? Парень удивительно щедр; что же будет расплатой за такое изобилие? Он сжал челюсти, представив себе различные варианты. Ладно, рано себя накручивать. Всегда можно сбежать, если что. Если что, кстати? Каков порог его терпимости? Сколько лет он позволял делать с собой практически что угодно? Почти столько же, сколько служил роду Нарах. Аль снова сдержался и даже не пнул подвернувшийся пуфик.

Он проскользнул между отражениями стен, ища хозяина. Хорошо быть воином. Стыдно вспомнить, что ночью он чуть ли не позавидовал участи бездарных, жалея о своем Изменении.

Жека почуял его приближение и вышел навстречу. Пацан выглядел таким забавным со своим нежным тонким личиком; взъерошенный, как драчливый воробей. Красная энергия бурлила в нем, переполняя и побуждая к агрессии. Он вцепился в легкий модерновый стульчик так, что аж пальцы побелели. "Неужели хочет пристукнуть меня этой штукой", — удивился Аль, — "расплавить железяку, чтоб не повадно было!" Но опять сдержал свой злобный порыв. В случае чего эту самую железяку можно скатать в шарик просто руками, не тратя резерва.

Жека, между тем, передумал рукоприкладствовать, справившись, по-видимому, с велениями марны. Вместо этого он поразил Аля совершенно неожиданным ходом — решил запрячь того в приготовление еды. Ах, да мальчик же жил один, даже без прислуги.

Вообще-то, Аль любил готовить (для себя) и обожал всякие экзотические блюда. Но местный рефрижератор таил в себе лишь птичьи яйца в коробочке. Какая мерзость! И что с этим можно сделать?

Аль брезгливо потыкал в белесые шарики ножом и вспомнил, что синебрюхие каперианцы готовили из чего-то подобного свою ритуальную вздржрачку. Говорят, она приводит их в неистовство перед боем. Он прикрыл глаза, вспоминая рецепт, и приступил к священнодействию.

Вздржрачка удалась на славу, прям по канону. Попробовав ее, Аль понял, что готов впасть в неистовство. После такого-то. А Жеку аж перекосило. Пацан совершенно не оценил изысков сакральной каперианской кухни и отдал свою порцию Алю. А может не захотел в неистовство впадать?

По правде говоря, мужчину самого с души воротило от одного вида этой еды. Хотя, казалось, с чего бы. Это ж не с пола помои жрать. Убью, подумал он, вспомнив о помоях, и проглотил вздржрачку, не заметив. Жека же, запив вкус кофием, принялся его бесить, снова выспрашивая о роде.

— Нету у меня рода, — говорил (спокойствие, спокойствие) ему Аль. — Раньше был, а теперь нету.

— И значит совсем некуда пойти? — спрашивал тот с неким гнусным подтекстом. Вместо того, чтобы прямо выкладывать конкретные требования.

— Нет, — скулы сводило от злости. Он что, теперь должен на коленях умолять выдать свое предназначение? — Неужто гонишь?

Мальчишка занервничал:

— Да нет, оставайся. Сколько хочешь.

Ах, ты, гаденыш, подумал Аль, окончательно зверея.

— Конечно. Именно я. Именно хочу.

Жека захлопал глазами, бледнея, и вдруг заорал:

— Да ты мне вообще не нужен!

Ну, да. Таким, как ты, всегда что-то нужно. А конкретно — все и еще в два раза больше. Сколько можно разыгрывать представления. Аль встал, желая покончить с этой комедией:

— Так для чего ты меня подобрал? Кормил и дал имя?

Его законный вопрос породил совершенно невероятный ответ:

— Ни для чего. Какая от тебя польза. Можешь проваливать прямо сейчас.

Аль застыл в ошеломлении, понимая вдруг, что это правда: его отпускают. И еще: о нем позаботились просто так, из жалости; вот откуда этот холод в ощущении даруемой энергии. Никто никогда его не жалел, и Аль просто не знал, что это чувство такое ледяное. Неблагодарность, — он прижал ладонь к виску, — оказывается, вот что мне удается лучше всего.

— Прости, — прошептал он, — я не думал, что ты... — он прервался, не найдя (впервые в жизни) нужных слов, и постарался взять себя в руки: — Спасибо. Я пойду.

Жека догнал его у выхода. Схватил за руку, говоря что можно остаться — раз пока некуда идти. Он сводил с ума, предлагая одновременно свободу и гигантский шар горячей на этот раз марны. И Аль, потеряв разум от жадности, повелся, как ребенок — взял конфетку у доброго дяди. Энергия хлынула прямо в мозг (сразу обнаружилось пустое место) и размазала его по стенкам черепа тонким слоем.