Путешествия Нильса продолжаются

Минуя широкую площадь с высоким фонтаном в центре, Нильс и его старший друг приблизились к величественному мраморному храму, по ступенькам которого навстречу им сходило несколько людей. Их фигуры и одежды были безупречны, а лица неописуемо прекрасны. Прямые носы, изящные руки и благородные манеры — все в них дышало непередаваемым величием. Больше всего поразили Нильса их глаза. Они были больше глаз обычных людей, с чуть приподнятыми вверх, к вискам, уголками и светились такой мудростью и знанием, что казалось, сияющие за ними души юпитериан достигли в своей жизни всего, о чем земляне только могут мечтать в своих самых возвышенных порывах.

Незнакомец и юпитериане улыбнулись друг другу, затем все они обратили взоры на Нильса.

— По сердцу ли тебе Юпитер?— спросил Нильса один из юпитериан.

Нильс молчал, но всем и так было понятно, что с ним происходило...

Так прошла минута, а может и больше. Затем гостей пригласили в легкую, наполненную светом беседку, стоящую на сказочном лугу.

— Не удивляйся, Нильс,— говорили юпитериане,— Венера и Уран так же населены, как и наш расцветающий Юпитер. Но жизнь на тех изумительных планетах еще более совершенна и высока, чем наша. Несказуемое счастье царит на них. Когда-то и Земля достигнет подобных результатов. Но, прежде чем это произойдёт, еще много слез прольют обездоленные люди. Такова воля неумолимого закона. Ведь прежде чем злаки расцветут и их колосья зашелестят под Солнцем, семена должны находиться под землей, во мраке, и лишь спустя отведенный срок они способны выбиться наружу. Но и потом, прежде чем ростки окрепнут, ливни и ветра, зной и холода зимы еще не раз подвергнут их испытаниям, которые нужно одолеть.

Ты молодец, наш устремленный Нильс! Редко кто из людей был удостоен возможности увидеть то, что довелось увидеть тебе. Но в будущем, каждый человек сможет по своему желанию посещать любую из планет нашей звездной системы...

Наступило молчание, юпитериане простились, их лучистые тела удалились, и мальчик находился теперь наедине с Незнакомцем.

— Как же мы смогли оказаться здесь?— спросил Нильс Незнакомца.

Незнакомец продолжал молчать... Но вот он заговорил, и мальчик, очарованный его голосом, слушал не шелохнувшись и почти не дыша, боясь помешать потоку вливающихся в сердце мыслей.

— Наше сознание томится в нашей плоти, подобно птице в клетке. Но оно способно оставлять ее и путешествовать куда угодно и где угодно. Ни стены, ни расстояния, ни время не преграды для него. Оно способно жить везде: под водой, под землей и в Космосе, в чем ты сегодня убедился. Оно вечно и неистребимо. Оно способно пережить все: свою плоть, в которой временно пребывает, реки, горы и планету, Солнце — жизнь которого несказанно длинна, и даже саму Вселенную, с ее мириадами галактик, живущими бесконечно долго, но все-таки не вечно!

Мог ли Нильс осознать до конца сказанное старшим другом? Вероятно нет. Но он понял главное, что жизнь со смертью тела не кончается и что она и является тем самым Началом и Концом, откуда все начинается и куда все возвращается по истечении веков...

Незнакомец и Нильс молчали. Время шло. На Юпитер быстро сходила ночь. Мальчик поднял вверх голову и на черном небе, усыпанном бесчисленными звездами, увидел небольшой светящийся пятачок, опоясанный тоненькими кольцами. "Сатурн!"— понял Нильс, и этот малый пятачок материи в необозримом пространстве Космоса разбудил в его груди какие-то неясные чувства. Вдруг желание побывать на этом удаленном пятачке завладело Нильсом, и он спросил Незнакомца:

-А нельзя ли посетить Сатурн?

— Этого не следует делать! Сатурн — планета скорби и несбывшихся надежд, хотя внешне он вполне красив, — ответил Незнакомец.

Но Нильс был полон решимости и не желал уступать. И тогда Незнакомец, внимательно посмотрев в глаза Нильса, согласно кивнул.

В мгновение ока Юпитер остался позади и уже через секунду гигантские кольца Сатурна, состоящие из огромных глыб взорвавшихся спутников, окружили Нильса. Скользнув сквозь них, Нильс понесся к поверхности Сатурна. Еще мгновение — и он и Незнакомец находились уже посреди мрачной безжизненной пустыни, распростертой на все стороны света и покрытой безмолвными холодными камнями. Но, о, Боже: сильнейшее магнитное поле придавило Нильса к ужасной поверхности Сатурна! Казалось — мощнейший, невидимый пресс готов был беспощадно раскатать его по пронизанным холодом плитам. Нильс попытался бороться с невероятным притяжением планеты, но тщетно — сознание оставляло его: раздался его приглушенный крик. Из последних сил ухватился он своим ослабевшим сердцем за образ находящегося рядом Незнакомца, как за спасательный круг для утопающего, и невероятная сила, с неизмеримой быстротой повлекла мальчика вверх в Космос, и Нильс увидел как удалился Сатурн, как стали сплошными его светящиеся кольца, как мимо пронесся Юпитер, пояс астероидов, а затем красноватый Марс и серебристая Луна.

Нильс приближался к Земле. Вот он вошёл в ее атмосферу, метнулся вниз, скользнул в горлышко вулкана и возвратился в свою плоть, лежащую на мягкой подстилке, подаренной одним из гномов...

Его глаза открылись. Вверху маленький лоскут голубеющего неба — наступало утро... Мальчик осмотрелся: все то же дно потухшего вулкана, все те же известковые породы, все та же подземная река. Пробуждались от сна заточенные сюда на долгие годы, любящие правду гномы. Ни юпитериан, ни Незнакомца, ни коварного Сатурна...

ИЗБАВЛЕНИЕ

Весь день, с самого утра и до самого вечера, почти без передышки вывозил Мортен на своей спине гномов, проведших под землей столько тяжелейших лет. Эти существа настолько отвыкли от яркого солнечного света, что не могли находиться на нем и прятались в листве. Лица их были бледными как мрамор и видно не скоро еще могли обрести свой естественный цвет. Но даже под этой печатью долгого пребывания под землей легко различался свет глубокой благодарности гномов Нильсу и Мортену за их неоценимую услугу.

— Мы никогда не забудем вас!— горячо говорили гномы, когда на следующий день — утром, Нильс и Мортен собрались улетать.

— Нам не нужно благодарности,— смущался Нильс,— мы всего лишь хотели помочь.

Но гномы не хотели отпускать своих спасителей не подарив им ничего на прощание, и один из гномов — седобородый старик, вышел вперед и, протянув Нильсу книгу, сказал:

— О, наш добрый спаситель! Не отказывайся от предложенного нами подарка, и прими в дар эту волшебную книгу, дабы ты помнил о нас и знал о нашей великой к тебе благодарности! Книга эта издавна находится у нас. Еще прадед моего деда получил ее от одного мудрого человека, жившего в горах в уединении. Нет в мире книги, подобной этой. Она написана мыслями великого сердца, когда-то жившего на земле, достигшего просветления и унесшегося к звездам, чтобы каждый человек мог последовать его примеру и осуществить свои самые сокровенные мечты, на которые только способно его воображение. А сейчас возьми эту книгу и когда начнешь ее читать, ты узнаешь всю волшебную силу ее таинственных страниц!

Передав книгу, гном низко поклонился, и в эту секунду Нильс понял, как дороги ему эти необычные существа, которых он узнал совсем недавно.

Мальчик посмотрел на переплет: он был синего цвета, небольшой и мог свободно уместиться во внутреннем кармане куртки.

На твердой бугристой его поверхности мальчик прочитал — "УРНАМЭ". "Странное название! — подумал он. — Видимо оно не случайно и что-то означает!?"

Поблагодарил гномов за подарок, Нильс положил книгу в карман, влез на спину гусю, уже держащему в клюве волшебный Камень, и когда захлопали его широкие крылья, друзья снова оказались в небе.

Тут один из гномов, спохватившись, крикнул поднявшимся в воздух друзьям:

-А что это за камень, который Мортен всегда держит у себя в клюве?

Но друзья не услышали вопроса, они уже были далеко.

Глава-5

РОДНИК

Вдохновленные тем, что смогли освободить гномов из пасти потухшего вулкана, Нильс и Мортен летели весело и бодро. Их лица сияли, в сердцах не было ни малейшей тени, ни малейшего намёка на ураган: только глубокое, безоблачное небо и ясное лучащееся солнце... Лишь к вечеру друзья спустились вниз, чтобы отдохнуть, набраться сил, что-нибудь поесть, а потом продолжить полёт: время ещё позволяло. Место для отдыха было выбрано тихое и красивое: залитая солнцем и голосами птиц опушка леса, зеленый широкий луг и небольшая петляющая речка, окаймленная по берегам кудрявыми кленами и раскидистыми дубами.

Гусь, неуклюже переваливаясь по поляне на своих коротких лапах, принялся щипать траву, а мальчик отправился в лес поесть ягод и если повезет отыскать мед диких пчел. Ягод было много, а вот отведать меда так и не пришлось. После нескольких попыток отыскать его, Нильс решил вернуться и по дороге назад наткнулся на тихо журчащий родник. Вода в нем была чистая и холодная. Никогда раньше мальчик не пробовал такой вкусной воды. Утолив жажду, он присел на траву и принялся слушать, как этот родничок бил из-под камней.

Так продолжалось довольно долго, и за это время Нильс настолько углубился в тихое пение воды, что ему даже показалось, что среди этих негромких звуков он различает голоса. Мальчик даже мысленно пошутил над собой: "Надо же послышаться такому!" Но тут слабые плески родника стали явственно превращаться в слова и вскоре ясная речь, исходящая из его глубин, предстала изумленному слуху Нильса. Еще некоторое время мальчик пытался разубедить себя в происходящем и даже укусил себе губу: "Уж не сплю ли я?" Но нет, родник явно говорил и, как видно, был разумен. Голос его был тоненький и негромкий, но ясный и глубокий. Он звучал как симфония маленьких, нежных и чувствительных колокольчиков.

— Здравствуй, Нильс!— сказал родник.— Я рад, что моя вода тебе понравилась. Не удивляйся так! Не только я на земле умею говорить, но и другие стихии — ветер и огонь и даже камни! Только вот люди неспособны или не желают их услышать... Но мне известно, что ты многое понял не только в жизни людей, но и других царств природы — мира животных, птиц, насекомых и растений. Ты стал чутко и бережно к ним относиться, поэтому ты и можешь услышать то, что недоступно другим и способен понимать также и меня. К тому же волшебный Камень вот уже много дней находится у тебя. Именно Он помогает раскрытию в тебе чудесных свойств. Ведь ты и сам уже не раз убедился, что видишь и слышишь больше чем кто-либо другой! Ты спросишь откуда мне все это известно? Но незримые волны происходящих событий окружают нас. Они проплывают над землей, проходят сквозь горы, озера и океаны, а затем уносятся в пространство... Я вижу их и чувствую, поэтому нет для меня ничего неведомого: я все храню и все запоминаю!

Нильс уже достаточно привык к разного рода странным обстоятельствам, время от время случающимся с ним, поэтому он быстро овладел собой и не перебивал, а прилежно слушал говорливого родничка.

— Если ты не против, Нильс,— продолжал родник,— я расскажу тебе немного о себе. Ты ведь понимаешь, конечно, что мне не часто приходится говорить с людьми. Возможно поэтому я так словоохотлив. К тому же мой рассказ, я думаю, будет для тебя не бесполезен.

Нильсу еще никогда не приходилось иметь столь необычного собеседника, поэтому он сел поудобнее и весь превратился в слух.

РАССКАЗ РОДНИКА

— Когда-то, давным-давно,— начал торжественно родник,— из глубин Космоса выявился Вселенский Разум, который создал нашу звездную систему, а затем выделил меня из своего естества и сделал водой... С тех пор я огромными океанами и морями окружаю землю и поддерживаю на ней жизнь.

Когда лучи стоящего в зените Солнца пронизывают меня — я испаряюсь, и плотной стеной тумана поднимаюсь вверх, образуя облака. Искрюсь их белыми, рыхлыми боками и, подгоняемый ветрами, перемещаюсь над лесами и реками, оврагами и степями. Выпадаю дождями на полях и снегом в горах.

Когда мои ниспадающие, сверкающие струи наполняют почву, то часть их поднимается по стеблям бескрайних злаков и питает их, тогда как другая часть теряется в земле...

Много путей я совершаю по лицу планеты. Я огибаю его неровности, затекаю в его расщелины, крадусь под его покровами и вновь, поднимаясь родниками, образую озера, отражающие солнце.

Когда на вершинах гор я — превращенный в снег, вдруг таю как свеча, то бесчисленными ручейками устремляюсь вниз, образую бурные реки, петляю меж кустов и скал, ворочаю огромные валуны, сокрушаю берега и корчую деревья. Но стоит мне спуститься на равнину, где все мои неуемные притоки сливаются в один, как величавое спокойствие овладевает мной, и я широким рукавом протекаю мимо городов, сел и тихих деревень, чтобы спустя недели, а то и месяцы, снова слиться с океаном. Но это лишь часть ролей, исполняемых мною на земле.

Зимой снежным одеялом я укрываю поля и травы, кусты и дерева. Бесчисленными снежинками кружусь над ними, залетаю под коряги и сижу там тихо-тихо, боясь солнечных лучей. Ведь стоит им только появиться, как мои тоненькие, легкие иголки тают и теряют форму. И тогда, как мимолетный метеор, я вспыхну и исчезну.

Но иногда я даже рад потерять свои нежные прохладные пушинки. Ведь так приятно падать на лица и ресницы смеющихся детей, таять на них. Попадать на детские языки и чувствовать их горячие прикосновения.

Когда на чистых озерах я превращаюсь в лед, а шаловливая детвора бросает на меня камни, я издаю хрупкие, прозрачные звуки: тинь-тинь, тинь-тинь, тинь-тинь...

Всю зиму брошенные на меня камни, к которым прикасались пальчики детей, лежат на мне, а когда подходит весна — я таю под ними и отпускаю их на дно. И снова я испаряюсь, образую облака, плыву по небесам, затем срываюсь дождями вниз на луга и степи, крыши домов и тротуары улиц. Бурлю в водосточных трубах, пузырюсь на асфальте и образую лужи. В жару (повинуясь воле человека) сверкаю в городских фонтанах, обитаю в водопроводных кранах и шлангах садовника. Орошаю сады и наливаюсь в ягоды и фрукты. Я всюду: в клетках человека и животных, птиц и рыб, насекомых и растений, в утренней росе и радуге на небе...

Родник на минуту замолчал.

— Знаешь, Нильс,— вдруг снова начал он,— иногда мне кажется, что души людей когда-то тоже были одним неразделимым океаном, но, по какой-то причине разделившись на мельчайшие капли, они путешествуют теперь по миру, подобно мне — воде, чтобы в далеком будущем стать снова одним неразделимым целым — безбрежным океаном...

Родник затих. Он как бы удалился от Нильса, и мальчик перестал понимать его. Слышны были лишь его тихие плески и негромкое журчание воды. И все же в этих гармоничных звуках родника Нильс различил еще несколько негромких слов :

— Прощай, прощай, Нильс!

Мальчик посидел еще немного, охваченный очарованием от поведанного родником, но нужно было лететь дальше, поэтому он встал и медленно пошел к Мортену.

Весь оставшийся день он молча летел на спине у друга, думал о роднике, о его рассказе, о людях и о Камне...

Глава-6