Ухан отнесся к сказанному серьезнее. Почесав коротко остриженный светловолосый затылок, он неуверенно улыбнулся, как бы заранее извиняясь за то, что вынужден сообщить:
— Знаешь, Сомаха, а ведь Совет старейшин не знает о задании Хокинава. По крайней мере, знают о нем не все старейшины.
Вывод приятеля не застал меня врасплох. Мы и сами с усами, можем умножить дважды два без посторонней помощи. Но мне стало интересно, что обо всем этом думает лично Ухан, поэтому я озабоченно нахмурился, демонстрируя полное неведение относительно происходящего:
— Это почему же?
— Элементарно. — Ухан улыбнулся чуть шире. — Когда я собирался в путь, мой папаша не преминул поинтересоваться, куда это я намылился и надолго ли.
Вот тебе и на! Отец Ухана, Файсах Ноэлик, тоже входил в Совет старейшин, являясь главой сословия хранителей Хрусталитов. И если Совет принял решение, как заверял меня Дед, то он не мог об этом не знать.
— Ты серьезно?
— Ага.
— А может, он просто проверял тебя на болтливость? — не без скепсиса предположила Марана.
Ухан придвинулся к ней поближе и насмешливо шепнул в симпатичное ушко, достаточно громко, чтобы слышал и я:
— Поверь, я знаю своего предка. Он действительно не имел представления о нашем путешествии. А я, не будь дураком, соврал, что у меня свидание с тобой. С уклоном на ночь. Иначе никуда бы мы сейчас не летели.
— Выходит, Совет по-прежнему против этой идеи с роботами, — задумчиво произнес я.
— Ага. Похоже, Дед принял решение единолично, и вполне возможно, предоставил для оплаты собственный счет, а не общественный.
— Когда это обнаружится, у него будут неприятности... — вырвалось у Мар.
Я видел, что она встревожилась не на шутку. Впрочем, любой из нас троих любил Деда по-своему, так что подтвержденные Уханом подозрения обеспокоили меня не меньше, чем сестренку, но...
— Возможно, неприятности и возникнут, — сказал я. — Но мне кажется, Дед знает, что делает.
— К тому же в истории любого общества имеются примеры, когда большинство не всегда право, не так ли? — Ухан примирительно улыбнулся, стараясь успокоить подругу. — И иногда возникают моменты, когда приходится принимать решения, идущие вразрез с мнением этого недалекого большинства.
Марана неодобрительно посмотрела сначала на меня, затем на моего друга и не удержалась, чтобы не выразить возмущение по поводу нашего легкомысленного (по ее мнению) поведения:
— И вы так спокойно сидите и обсуждаете...
— А ты что, предлагаешь отказаться от путешествия на Сокту? — Ухан искренне удивился.
— Я... я не знаю. — В голосе Мар прозвучала явная растерянность.
Я ее прекрасно понимал, потому что и сам, если честно, чувствовал себя не лучше. Очень уж внезапно эта поездка свалилась на наши головы. А вся эта словесная бравада была лишь внешним налетом, защитной реакцией на случившееся.
С небольшими интервалами челнок несколько раз слегка тряхнуло, заставив нас замолчать, пережидая. Видимо, преодолевали мощные воздушные потоки. Не знаю, в полетах я не разбираюсь. Затем Ухан возобновил разговор, желая успокоить Марану:
— Пойми, нас не в чем упрекнуть, Мар. Если Дед решил пойти наперекор Совету, то это целиком и полностью его проблема. Негативно на нас это никак не скажется. Мы же люди подневольные, выполняем задание, кроме того, пребываем в неведении относительно истинного положения дел. Да и наш старейшина Хокинав не из тех, кто позволит Совету себя так запросто слопать. Я уверен, что Дед выкрутится из любой ситуации без особых для себя потерь, как уже бывало не раз. Сама подумай, ну кто входит в этот так называемый Совет? Мы все прекрасно знаем этих старичков, их реальные возможности и их умственные способности. Никто из них и в подметки не годится Хокинаву. Скажешь, нет?
— Даже твой отец? — Мар насмешливо прищурилась.
Это сестренка сказала зря. Родители — всегда непростая тема для разговора... Но Ухан и виду не показал, что задет. Он многое сносил от Мар абсолютно безропотно. Любил засранку.
— А что отец? Он хороший человек, я его люблю и уважаю, но дальше собственного носа он не видит. Сама знаешь, у меня частенько с ним из-за этого разногласия. — Ухан поморщился. — Любит давать советы, устаревшие лет сто назад, и не желает замечать, что я уже вырос из коротких штанишек, и у меня давно сложилась своя личная жизнь.
— Еще бы он стал замечать твою личную жизнь. Кроме болтливого языка у тебя еще и слабое чувство ответственности за свои поступки, — все еще недовольно проворчала Марана. Использовав, кстати, стандартный речевой оборот Деда. Но я заметил, что она явно начала оттаивать, заверения Ухана упали на благодатную почву.
— Ну, наконец-то я дождался признания собственных заслуг! — с повышенным энтузиазмом восхитился Ухан и сгреб мою сестренку в охапку обеими руками.
Как она ни отбрыкивалась, фыркая, точно дикая кошка, как ни шипела, вырваться ей не удавалось. Еще бы. Сопротивлялась она только для виду. Они частенько играли вдвоем в подобные игры. А мне оставалось только улыбаться, глядя на них. И стараться не вспоминать о собственных личных проблемах.
Несколько минут спустя челнок вышел на орбиту, нырнул в громадный зев приемного порта торгового корабля Кассида, распахнувшегося при нашем приближении, и пристыковался к палубе грузового ангара. Шум двигателей как отрезало. Небольшая перегрузка, слегка потрепав по пути, оставила нас в покое, теперь следовало лишь немного подождать, пока в ангаре выровняется давление. Наконец ремни безопасности отпустили нас, гибкими змеями скрывшись в основаниях кресел. Опередив Ухана с Мараной, я поднялся, в два шага добрался до распахнувшейся дверцы челнока и шагнул наружу...
И тут же уткнулся лицом во внушительные полушария женской груди, обтянутой глянцевито-серым экровеленом. Пришлось поспешно отступить на шаг, чтобы лицезреть бикаэлку полностью. Краска смущения стремительно залила лицо. Здорово она меня подловила, в следующий раз буду осмотрительнее.
— Привет, Сомаха. — Голос у нее низкий и густой, как патока, с резонирующими шипящими, но с мужским не спутаешь. Абсолютно спокойный. Как и сама Зайда. Представьте себе женщину ростом почти в два с половиной метра, с могучим, но гармонично скроенным телосложением — широченные плечи, тонкая талия, причем тонкая для ее габаритов, а не по общечеловеческим меркам, крутые дуги тяжелых литых бедер. Рыжевато-коричневая кожа, правильные черты лица, иссиня-черные волосы, заплетенные в четыре косы — по две с каждой стороны лица, специально распушенные кончики чиркают по ключицам. Наряд у Зайды привычный, ее одежда скроена из плотного и очень прочного серого материала: безрукавка с массой карманов и кармашков для разных полезных вещей (что-то вроде разгрузочного жилета у военных), в узкий вырез на груди выглядывает нательный топик, ноги обтягивают плотные лосины, тоже с карманами. На ее фигуре все сидит в обтяжку, выгодно подчеркивая формы. Ее ботинки полувоенного образца размеров этак на пять больше, чем у Ухана, а у него, между прочим, почти самая здоровая лапа в общине. Но при общей комплекции бикаэлки ее стопа казалась даже маленькой и почти изящной. Часть лица и шеи женщины покрывала золотистая вязь татуировок, краешки линий и завитков, определенно распространявшихся и под одеждой по плечам и груди, выползали из-под ткани на открытые взгляду, внушительные даже по мужским меркам бицепсы.
Думаю, теперь вы получили приблизительное представление о том, что такое бикаэлка.
— Рад тебя видеть, Зайда. — Я широко улыбнулся, с трудом поборов смущение. Я и вправду рад был ее видеть. Последний раз мы встречались месяцев шесть назад, не меньше. Естественно, она ничуть не изменилась, что для долгожителей с Бикаэллы характерно. Ее имя, кстати, следует произносить правильно — ударение на первый слог, а то она может рассердиться. А когда бикаэлка сердится...
Выбравшись из кабины челнока через пилотскую дверцу, мимо нас молча прошел красавчик Лайнус, надменный и прямой, словно палку проглотил. Даже не удостоил пассажиров взглядом, словно нас и не существовало, а его "Мини" вместо нас привез воздух. Наверняка отправился в рубку "Забулдыги", чтобы приступить к следующим обязанностям — как пилот-универсал, Лайнус заведовал у Кассида всеми летательными средствами. К месту говоря, с командой Кассида нашу общину связывает многолетнее сотрудничество, на Полтергейсте они почти свои. Но если немногословный Лайнус оставался для нас таким же безликим и холодным, как зимой Призрак — наше планетарное светило, то с Зайдой нас связывали особенные отношения. Примерно лет в восемь я даже испытывал к этой великанше что-то вроде детской влюбленности, а она, видя такое отношение, неизменно выделяла меня среди другой малышни, одаряя повышенным вниманием. Что, естественно, поднимало мой статус среди сверстников на неизмеримую высоту. Потом влюбленность прошла, но дружеские отношения и некоторый романтический налет в восприятии образа бикаэлки остались.
Потрепав меня по плечу с высоты своего роста — очень осторожно, чтобы ненароком не сломать мне что-нибудь нужное (с ее-то силой), Зайда перевела внимание на моих спутников:
— Как поживаешь, БэЗэ? Проснись, Ухан, шевели костылями.
Зайде постоянно кажется, будто Ухан спит на ходу, но у него просто такое выражение лица. Я ухмыльнулся, отметив, как недовольно вытянулось лицо Мараны, когда Зайда произнесла прозвище, столь ею нелюбимое — БэЗэ. И все же сестренка нашла в себе силы растянуть пухлые губки в приветливой улыбке:
— Привет, Зайда. Надеюсь, мы вам не помешаем, а то Хокинав...
Бикаэлка пожала плечами:
— Хокинав, как тебе известно, наш давний хороший знакомый, за последние тридцать лет мы выполнили немало его поручений — за хорошее вознаграждение, естественно, так что для нас вы желанные клиенты. Правда, на этот раз придется сделать нечто противозаконное, но...
— Но для вас это не впервой, как и для любого торговца, — закончил я ее мысль. — Интересно, сколько Дед заплатил Кассиду за эту работу?
Вопрос повис в воздухе, так как бикаэлка уже отправилась показывать нам дорогу к отсеку, в котором мы проведем время в полете, а на ее спине, хотя бы и такой широкой, ответ, понятное дело, не прочтешь. Не стоило воспринимать это как грубость — Зайда и так своим поведением очень сильно отличалась от истинных бикаэлок. Несмотря на обычный для них способ пополнения личного бюджета — охрана высокопоставленных лиц, эксклюзивные боевые операции, высокооплачиваемый розыск крупных должников, вплоть до заказных убийств, она была слишком миролюбива и общительна для представительниц своего свирепого и воинственного народа. То, что она с нами вообще поговорила, уже можно было воспринимать как знак поощрения и симпатии.
Ангар, хотя и был по большей части загроможден массой крупногабаритным ящиков и контейнеров, из-за которых его громадные размеры скрадывались, все равно впечатлял. Внешник Кассида устроен довольно просто: если смотреть на него со стороны, то он похож на цилиндр, скомпонованный из четырех уложенных друг на друга "бубликов" — палуб, пронизанных вертикальными колодцами — центральным, по оси, и тремя вспомогательными, идущими вдоль обшивки внутри корабля. Шахты, естественно, обслуживаются лифтами, иначе с первой на четвертую палубу было бы довольно затруднительно попадать, так как каждая палуба — гигантский модуль диаметром около ста метров и высотой около двадцати. В свою очередь они поделены на три равных "дольки" — ангары, между которыми проложены горизонтальные коридоры, соединяющие все вертикальные шахты внешника между собой. Всю эту громаду приводят в движение маневровые и гиперпространственные двигатели, они сосредоточенны в нескольких автономных отсеках, вынесенных за пределы корпуса на мощных штангах, и обслуживаются через технические колодцы. На первой палубе находится рубка, личные каюты экипажа и кают-компания. Ничего из этой "красоты" мы, конечно, не увидели. Мы ведь всего лишь пассажиры, балласт, в святая святых внешника нам делать нечего. В каждом из двенадцати ангаров внешника есть особое помещение, оборудованное системой жизнеобеспечения для "разумных биологических единиц" и защищенное полями нейро-компенсаторов.
Вот туда-то нас Зайда и повела.
Ухан и Марана повели себя на удивление скромно, молча отправившись вслед за бикаэлкой. Они даже обошлись без комментариев по виртуалке, иначе бы я засек, наши с Уханом лоцманы по-прежнему соединены в общую сеть. Я их понимал. С Зайдой, с ее всеподавляющей физической мощью, так и прущей из всего ее облика, вести себя иначе просто трудно. И нежелательно. Особенно, если тебе здоровье дорого. Она все-таки не нянька, а воин, привыкший проламывать врагам черепа, и особо церемониться с нашими "нежными" чувствами, вроде чувства собственного достоинства, не станет. Навешает подзатыльников, и вся недолга. Рука у нее тяжелая, кстати. Случалось прочувствовать — в детстве. К стыду своему, "осчастливленный" подобным вниманием, еще и хвастался потом перед сверстниками.
Спустя минуту Зайда остановилась у двери предназначенного для нас помещения, небольшое пространство которого — три на четыре метра, было целиком занято шестью противоперегрузочными ложементами-коконами, подвешенными над полом с помощью специальных эластичных растяжек. Обождав, пока мы чинным гуськом пройдем внутрь и рассядемся на выбранные ложа, шагнула следом и прислонилась спиной к переборке — та аж заскрипела под тяжестью ее тела. И неожиданно ответила на "зависший" вопрос, насмешливо уставившись на меня своими завораживающими золотисто-зелеными глазами:
— Хокинав расплатился ремонтом гипердвигателя "Забулдыги". И я до сих пор гадаю, как при отсутствии промышленности на вашей планете и, соответственно, продвинутой технической базы это вообще возможно. Впрочем, я гадаю об этом уже не меньше трех десятков лет, с тех пор как Кассид заключил с вашей общиной соглашение о тесном сотрудничестве и увяз в ваших делах по уши. Хокинав нам вполне достаточно платит за молчание, если ты понимаешь, о чем я.
Еще бы я не понимал. Кассид, вероятно, не задумываясь, отдал бы правую руку, только бы узнать, каким образом мы восстанавливаем то, что абсолютно не подлежит ремонту. Но секреты общины мы не продаем, а он не такой кретин, чтобы кому-то проболтаться и потерять все выгодные сделки, которые мы заключаем с ним весьма регулярно.
Пока Зайда говорила, я заинтересованно уставился на ее татуировку. Кажется, на ее плечах появились новые завитки, которых я раньше не видел. Наверное, еще какой-нибудь болван решил перейти ей дорогу, да споткнулся, причем с летальным исходом. Татуировка у бикаэлок — это очень серьезно. Она рассказывает о родословной, ведущейся у них по женской линии, о том, какое образование женщина получила, из какой касты, сколько у нее мужей и детей, сколько на ее счету поединков, даже какая она по характеру, чем интересуется и к чему стремится. Соплеменник, знакомый с такой "письменностью", без труда прочитает весь жизненный путь бикаэлки по ее телу. Но для меня, чужака, все имевшиеся знания об этом ритуале являлись исключительно теоретическими, почерпнутыми из Сети. Еще я знал, что по обычаям бикаэльцев татуировка может наноситься на все части тела — лицо, шею, грудь, спину, живот, руки, даже пальцы. Причем послужной список обычно начинает свой путь с мест, обычно закрытых одеждой — с живота, например. Из того, что у Зайды рисунок доходил только до бицепсов, наверное, можно судить об ее относительной молодости (здесь главное не забывать, что, в отличие от нас, простых смертных, воительницы с далекой планеты без малейших ухищрений медицины доживают до трехсот стандартных лет, если не погибают в схватках, конечно), а ее истинного возраста я не знал.
