Ведьмин крест

— Не надо! Я сама! — Наглотавшись воды, и пытаясь открыть щиплющиеся от мыла глаза, наконец, возмутилась Софья. Где-то внутри просыпалась злость. — Пошли прочь!

— Ты смотри! Еще не хозяйка, не жена, а уже туда же! Командовать! — Восхитилась молчавшая до сих пор пышнотелая служанка.

— Говорят, она бесприданница! Ничего за душой, только титул! — Поддакнула девушка-чернавка так, словно ее, Софьи, тут и вовсе не было.

— Так! Все! — Софья, окунулась с головой, смывая липкое мыло и поднялась. — Пошли прочь! Несите мое новое платье! Раз уж ваш хозяин венчальное платье самой графини Рощинской, подаренной ей императором не ценит, то, что говорить о его глупых шавках! Быстро!

Толи в ее голосе читалась реальная угроза, то ли побоялись холопки перечить будущей хозяйке, но спорить не посмели, и резво потрусили к двери. Софья победно улыбнулась. Еще посмотрим кто кого!

Выйдя из лохани, она с наслаждением завернулась в мягкую простынь, лежавшую на лавке, и украдкой смахнула злые слезы. Раз уж Илья Николаевич сделал такую ошибку, пожелав ее в жены, она станет соответствовать своему титулу и положению! И не позволит никому смеяться над собой!

Спустя час, Софья, одетая в белоснежное, с открытым лифом и длинным шлейфом, шитое серебром платье, уже входила в зал. Ее блестящие волосы были заплетены в две толстенных косы, с ниткой жемчуга. Фату она одевать отказалась, и служанки не посмели перечить. Впрочем, отсутствие ее никто и не заметил. Все смолкли, во все глаза пялясь на невесту, будто на призрак, пока жених не прервал молчание.

— А вот и моя невестушка пожаловала! Софья Алексеевна! Прошу красавица! — Илья Николаевич, одетый в расшитый золотом черный камзол и такие же штаны, грузно поднялся и неровным шагом подошел к невесте. Подал руку. Софья едва сдержала гримасу брезгливости. От жениха изрядно пахло алкоголем. От принятой на грудь медовухи веки жениха набрякли, делая немолодое лицо одутловатым, а темные глаза налились кровью, делая его взгляд угрожающим.

— Конечно! — Она сделала над собой усилие, и улыбнулась. Приняла его руку, и позволила повести себя в центр зала, где их ожидал, покачиваясь, одетый в черную рясу местный поп. В жидкой бороденке застряли крошки хлеба, а глаза упрямо закрывались.

— Мы готовы отец Макар. — Наконец они замерли перед священнослужителем.

— Аминь! — Обрадовался тот, попробовал сфокусировать взгляд на молодых и, запинаясь, затянул какой-то псалом.

Софье было невыносимо стоять здесь, на лобном месте, точно паяц в балагане, и она была несказанно рада, когда прозвучали вечные слова:

— Берешь ли ты, Илья Николаевич, в жены, рабу божию Софью?

— А как же!

Священник довольно икнул, видимо вспоминая об оставленном за столом угощении, и перевел мутный взгляд на невесту.

— А ты, Софья Алексеевна? Берешь ли в мужья нашего уважаемого Илью Николаевича?

Интересно, а что будет, если сказать "нет"?

Софья так явно представила последствия этого коротенького словечка, что рисковать и экспериментировать желания не осталось. Она нашла взглядом, стоявшего позади остальных гостей Дмитрия, и,, не сводя с него взгляда громко произнесла:

— Да. Я беру.

— Вот и чудненько! — Обрадовался поп. — Точнее аминь!

И словно этим словом снял запрет на разговоры. В зале точно завелся пчелиный улей. Кто-то кричал поздравления, кто-то продолжил беседу, прерванную на этот нелепый обряд. Зазвучала музыка. Софья готова была провалиться сквозь землю, только бы не быть здесь, где каждый норовил показать ее ненужность, ее чуждость в этом доме. Даже ее новоиспеченный муж словно забыл о ней, принимая поздравления и поднимая с каждым чарку за счастливый брак.

Наконец он о ней вспомнил.

— Софья, пойдем, поешь чего-нибудь, выпей. — Муж облапил ее за талию и потащил к двум стульям, стоявшим во главе стола. — Садись!

Он усадил ее за стол, сел рядом и снова обняв за талию, зашептал на ухо.

— Ты не бойся, моя хорошая! Я тебя лаской не обделю. Сколь не выпью, а мужем твоим сегодня стану. Веселись, знакомься с родней, друзьями, а около полуночи уйдем.

Софья молча кивнула, а когда он отвернулся, передернулась, украдкой глядя на него. Пусть вчера он и показался ей моложавым, но сейчас, перебрав медовухи, выглядел гораздо старше своих лет. А может все же свалит его с ног сегодня зелье? Сделать вид, что она тоже пьет, а самой ему подливать?

Перекусив зажаренным на вертеле перепелом, она подставила кубок виночерпию и коснулась руки мужа.

— Давай выпьем с тобой, Илья, за нашу сделку?

— Сделку? — Он заглянул в пустой кубок, дождался, когда его наполнят и, щурясь, посмотрел на жену. — Ха, а ведь ты, деваха, права! Сделка она и есть! Потому мне наш союз люб. Любовь она — что? Она делает тебя слабым, а дело — завсегда дело. За сделку!

И махом опрокинул кубок в себя. Утер рукавом усы и снова облапил ее.

— Будешь верной, родишь мне сына и я тебя озолочу!

— Я помню наш уговор.... — Она отхлебнула пряный, пахнущий травами и медом напиток, и снова подняла тост. — Тогда, милый муж, давай за будущего сына и наследника!

— О! Эт другой разговор! — Ему вновь наполнили кубок, и он тут же его осушил.

Спустя полчаса такого душевного разговора, Илья Николаевич уже больше висел на ней, чем сидел на стуле, и говорил несвязно, постоянно повторяясь. Вот только и Софья с непривычки, хоть и пила мало, напробовалась медовухи, и теперь противно кружилась голова, и хотелось спать.

— Илья Николаевич! — Наконец, не выдержав его бормотания, она вскочила. — Что-то дурно мне, от зелья твоего. Голова кружится и мутит. Не пила я до сего дня отраву эту!

— Что? Желаешь в опочевальню и так намекаешь? — Он растянул в пьяной улыбке губы.

— Желаю. Но сперва на крылечке хочу постоять! На ветру холодном. Чтобы в себя прийти, и долг супружеский исполнить.

— Ну, ступай. Постой. А я, ежели не дождусь, приду за тобой! — Илья махнул на нее рукой, словно благословляя, заглянул в пустую чарку и криком подозвал себе слугу. — Эй ты! Почто моя чарка пустая? Наливай! Вровень с краями наливай! Слепой, что ли?

Дальше Софья на него не смотрела. Принялась пробираться меж гостей к желанным дверям, а выбравшись в холодный темный коридор, она чуть ли не на ощупь пошла вперед, молясь только об одном, найти выход на улицу. В тот момент она хотела спрятаться хоть в сарае, хоть под крыльцом, лишь бы ее не нашло чудовище, называющееся теперь мужем.

Она услышала, как где-то грохнули тяжелые двери зала, и прибавила шагу. Холодный осенний ветер принял ее в себя, когда она уже и не надеялась найти дорогу на улицу. С наслаждением вдохнув напоенный дождем воздух, Софья не стала спускаться с крыльца, просто подошла к крайней колонне и, обняв ее, прижалась щекой к холодному мрамору.

Успокоение пришло с мыслью: никто ее не будет искать. Ее благоверный уже слишком пьян и оттого ленив. Разве что его слуги, да и тем лень будет идти в непогоду. Надо подождать тут пару часов и ненавистная постель отложится на день. А если завтра будут вторые сутки празднования, то и на два дня.

Она так размечталась о том, как будет хороша жизнь, если ее старый муж не будет ее принуждать к тому, чего она не хочет, что даже не заметила, как тихо скрипнула дверь, и на крыльцо вышла высокая, широкоплечая тень. От сжавших ее в объятии рук, она едва не закричала, но стерпела, почуяв сладкий аромат зелья, исходящий от подкараулившего ее супруга. Губы на удивление нежные, скользнули по шее, задержались на плечах, заставляя ее против своей воли тихонько застонать. Не ожидала она такой нежности от Ильи Николаевича, но все же, негоже это пьяными в брачную постель ложиться. А ну как боженька дитя им с первой ночи даст?

— Погоди, Илья Николаевич. — Выдохнула она, млея от невольной ласки. — Дай привыкнуть! Понимаю что твоя, но прошу, пусть это случится не сегодня. Это моя последняя просьба как невесты!

От раздавшегося голоса она замерла, не в силах пошевелиться.

— Нет, Софьюшка, не моя ты. И привыкать не к чему. Все бы отдал, чтобы оказаться на месте брата. Понравилась ты мне. Еще когда он о тебе рассказал, когда на смотрины ездили. Лебедь белая, а досталась человеку, не ценящему ничего кроме денег! И ведь я сам тебя уговаривал не далее как сегодня. Просил поверить в лучшее будущее. Прости меня, Софьюшка!

Стремительно развернувшись, она во все глаза уставилась на Дмитрия.

— Так люба я тебе?

— Да. — Прошептал он, и впился в губы поцелуем, от которого замирало сердце, и сворачивалась кровь. Софья ответила со всей страстью, на какую была способна, молясь только об одном, чтобы этот поцелуй не заканчивался никогда! Вот только все хорошее имеет свойство исчезать предутренней дымкой. Дмитрий отстранился. — Прости. Я сейчас уйду и больше никогда тебя не побеспокою. Только полюбуюсь тобой еще немного!

— Нет! — Она вцепилась в его горячие пальцы. — Останься со мной! Исполни мою просьбу!

— Любую! — Его губы снова нашли ее шею, обжигая, съехали в ложбинку на груди. — Все для тебя! Что ты хочешь?

Софья помолчала, набираясь решимости, и страстно зашептала.

— Не люб твой брат мне! Не могу свою чистоту отдать этому пьяному борову! Прости за слова. Хочешь, можешь ему так и передать. Только прошу, будь у меня первым! Тогда мне ничего не страшно будет.

Дмитрий отстранился. Софья чувствовала, как он смотрит на нее и молчит. Словно она уничтожила все, что между ними зарождалось, своим непристойным предложением. И когда Софья уже и не надеялась на ответ, он вдруг подхватил ее на руки, легко сбежал по ступеням крыльца, и, покрывая лицо поцелуями, направился в темноту.

Аромат сена подсказал Софье, что Дмитрий принес ее на сеновал. Сгорая от нетерпения, он опустил ее в душистую перину. Позволил ей стянуть с себя рубашку, и застонал, когда ее губы прочертили влажную дорожку на его груди. Подмял под себя.

— Будь моим! Будь первым! — Понимая, что не в силах вынести такую страсть, прохрипела, извиваясь под его сильным телом Софья.

— Тише! — Шепнул он, закрывая ей рот поцелуем. — Я твой! Я тебя никому не отдам!

Спустя какое-то время они, обессиленные, упали на сено.

— Тебя скоро начнут искать... — Наконец, после долгого молчания, произнес Дмитрий и вдруг закрыл себе лицо руками, застонал. — Что же я наделал... Как же мне жить, зная что ты с ним? Что ты не моя? Он даже не родной мне! Сводный, по отцу. И все деньги семьи у него. Я — нищий! Ты даже убежать со мной не сможешь...

— Чш... — Софья, отвела его руки, заставив смотреть на нее. — Ты мой любый! Мой первый! Я тебя всю жизнь ждала! И не отпущу больше! Твой брат — не вечный. Наступит срок, и ты сможешь быть со мной, не таясь, а пока, дозволь радоваться тобой хоть иногда!

Голоса, раздавшиеся со стороны усадьбы, заставили ее в страхе замолчать.

— Уже?

— Не бойся. Мы приведем себя в порядок, чтобы никто ни о чем не догадался, а после я выйду с другого входа, присоединюсь к ним, и приведу сюда. А ты скажешь что заблудилась, а так как лишку выпила, то и уснула. Поняла? — Он поднялся, и принялся застегивать рубашку.

— Поняла. Только пообещай что мы теперь вместе? И тогда я все стерплю!

— Обещаю! — Он поцеловал ее долгим поцелуем. — Теперь вместе...

Глава 4

Ночь пролетела в мечтах и творческом порыве. Вместо одной песни Соня сочинила целых три! Точнее не песни. Стихи! Стихи она не писала лет семь, а потому, пока шло вдохновение, она и думать забыла о сне. Наконец, подобрав аккорды на старенькой гитаре, выпрошенной у мальчишек из соседней комнаты, Соня смогла уснуть.

И сон ей приснился странный, сумбурный, но приятный. Точнее сам сон она не запомнила, а вот ощущение полета осталось после пробуждения.

В окнах плескались сумерки. Соня рывком поднялась и уставилась на часы, пытаясь понять: сейчас всего полдевятого или уже? Наконец, сообразив, что она благополучно проспала весь день, Соня заметалась по комнате, натягивая джинсы, попутно пытаясь вскипятить чайник, и накраситься. Время как будто замерло. Соне показалось что она потратила на сборы не меньше часа, но когда она вышла из комнаты, на всякий случай прихватив с собой гитару, часы показывали, что с момента ее пробуждения прошло всего десять минут.

Когда она подходила к клубу, ее вдруг окликнули:

— Эй, красавица!

Соня только передернула плечами, решив проигнорировать нахала. Да и мало ли красавиц тут ходит... Но незнакомец был упорным. Соня услышала приближающиеся шаги.

— Идет и никого не замечает! Как будто, так и надо! — Чьи-то пальцы сжали ее руку, заставив ойкнуть и испуганно обернуться.

— Ты?

На нее смотрел, улыбаясь в тридцать два белоснежных зуба, паренек из маршрутки. Витя, кажется...

— Я! А что ты так удивилась, будто к тебе сам Элвис клеится? В клуб?

— Ага. — Не удержавшись, Соня заулыбалась сама. Обаятельный, мерзавец! И талантливый...

— Кстати, хотел сказать спасибо! — Он достал из кармана джинсов бонусную карточку, пожертвованную ею вчера. — Реально понравилось?

— Очень! Только... — Соня криво улыбнулась. — Такие песни в вашем клубе не в чести?

— Да все песни в чести! Главное, как спеть. — Он улыбнулся еще шире и протянул ей карточку. — Держи.

— Не надо. Она твоя! — Решительно помотала головой девушка и направилась к клубу. Времени уже много, а талончики, наверное, уже разобрали. — Ты реально круто спел вчера.

— А почему ушла? — Парень, как ни в чем не бывало, перевел тему и зашагал рядом. — Я хотел тебя поблагодарить, а тебя уже и нет.

— Поздно было. Иначе в общагу бы не попала. — Она пожала плечами. Неужели и так непонятно?

— У нас клуб работает до утра. Многие остаются. — Не отставал тот. — А сегодня, что планируешь делать? На народ поглазеть или себя показать?

— Показать. — Соня постучала по висевшей за спиной гитаре. — Песню написала. Хочу спеть.

— Песня — это хорошо. Но, боюсь, как бы эта консервная банка ненароком не развалилась в самый ответственный момент. — Он тоже пару раз стукнул по инструменту, словно считал, что "ответственный момент" должен наступить именно сейчас.

— Не надо... Мне ее еще соседям отдавать. — Спустившись на набережную, Соня остановилась. — Спасибо что проводил, э-э... Витя?

Парень поморщился и поправил.

— Лучше Вик. А тебя как зовут?

Но Соня проигнорировала его вопрос.

— Вик?!

— Ну да... А что, непохож?

— Тот самый Вик?

— Ну... бог его знает тот, или не тот. — Парень лучезарно улыбнулся. — Просто сокращение. Привычное. А что? Или может, плохие ассоциации?

— Вчера... Стас, кажется... сказал держаться от тебя подальше. Если, конечно, ты — владелец клуба... — Соня зябко передернула плечами. Приплыли! Значит, вчера она добровольно отдала пять тысяч этому миллионеру, а сама догрызала последние яблоки? Ну не дура ли?!

— Так это ты была той роскошной незнакомкой, с его слов? — Вик вдруг обидно расхохотался. — Он мне вчера всю ночь про тебя рассказывал, а я ему слюнки утирал. — И тут же стал серьезным. — Давай расставим все точки на берегу. Во-первых, клуб не мой, а моего отца. Я всего лишь креативный директор, и получаю наравне со всеми. Во-вторых, Стас первый бабник на деревне. Вот увидишь, сегодня же начнет тебе намекать, что с ним лучше дружить, если хочешь попасть на голубой экран. Ну, и в-третьих, девушки у меня пока нет, как и времени на девушек, так что, решай сама, держаться от меня подальше, или поближе. Ну что, пойдем?