— Да что исправить-то, что? — пристыженная Лариса, почуяв неладное, поднялась из-за столика, с сожалением глянула на десерт и, не удержавшись, зацепила вилкой кусок побольше и отправила себе в рот.
— Лариса!
Настя аж заскрипела зубами, развернулась на каблуках и пулей вылетела из кафе, едва не сбив с ног того самого красивого официанта. Лара кинулась за ней, парень преградил ей путь, очевидно, решив, что девушки хотят сбежать, не расплатившись.
— Деньги на столе, — махнула рукой она, торопясь догнать Настю.
Заметив купюру, лежащую среди тарелок, официант пропустил Ларису, и та поспешила вслед за подругой, поражаясь ее странному поведению. Может, у Настасьи ПМС? Как некстати! И при чем здесь, собственно, тирамиссу?! Даже доесть толком не дала, бешеная какая-то. Вот что всегда поражало Ларису в подруге, так это ее патологическая исполнительность и приверженность правилам. Настя всегда являлась на занятия за десять минут до начала, сдавала задания до срока, заполняла отчеты по практике так, что ее ставили в пример всей группе, присутствовала на всех официальных мероприятиях, не пропускала ни одного организационного собрания или плановой диспансеризации. Поэтому в том, что Настасья устроила такую панику из-за того, что Лариса забыла где-то там отметиться, вполне объяснимо, утешала себя волшебница, пытаясь заглушить тот сигнал тревоги, который вызвала в ней странная Настина реакция.
— Ну, где ты там? — окликнула ее Настя, когда Лариса вышла на улицу. Подруга зря времени не теряла и уже успела поймать такси.
— Да к чему такая спешка-то? — удивилась она.
— Давай быстро в машину, горе ты мое луковое, — мрачно скомандовала Настасья. — Объясню по дороге.
* * *
За окном уже сгущались сумерки, Глаша стояла у окна, задрав голову и считая звезды. Ей было ни грустно, ни страшно, сердце билось в ожидании необыкновенных приключений, в голове мелькали заголовки местных газет: "Гликерия Коротоножко спасает мир от гоблинов", "Наша Глаша приручила дракона", "Королевство чествует свою героиню". А что в этом мире газет нет — так это дело десятое. Она ведь всего один день тут, еще успеет и газету учредить, и корреспондентов, которые будут снабжать издание сенсационными материалами, набрать, и дело на поток поставить. Если бы одна из звездочек сейчас упала на землю, Глаша загадала бы, чтобы ее пребывание здесь продлилось как можно дольше. Какая глупость — мечтать о возвращении домой, подобно десяткам героев фэнтезийных романов, когда судьба дает тебе такой шанс повеселиться, прославиться и попасть в историю. О том, в какой переплет она может угодить, Гликерия предпочитала не задумываться, беззаботно рассудив, что авось пронесет.
— Вроде, обошлось! — доложил Оливье, поднявшись в башню. — Слугам я объяснил, что с Клариссой все в порядке, она жива-невредима и просто срочно отбыла по важным делам в секретном направлении. А ты — ее кузина, прибывшая погостить. К счастью, они в это поверили, успокоились и решили обряд по изгнанию злого духа не проводить.
— Это как? — заинтересовалась Глаша, свысока глядя на маркиза, который оказался ниже ее на целую голову.
— Натаскать к подножию башни хворост и поджечь, — пояснил коротышка. — Они сейчас как раз разбирают завалы — хворостом половина лестницы завалена.
— Вот затейники! — поразилась Глаша. — Ну, спасибо, что отговорил.
— Есть только одно "но", — он опустил глаза.
— Ну? — строго спросила девушка.
— Они думают, что Кларисса оставила тебя за главную.
— Вот здорово! — обрадовалась Глаша. — Значит, слуги теперь будут мне беспрекословно подчиняться?
— Будут-то они будут, но ты, кажется, не поняла, — прищурился Оливье. — Они уверены, что ты — тоже волшебница и, в отсутствие Клариссы, будешь выполнять ее обязанности.
— Ну и ну, — протянула Глаша.
— Я попытался их убедить в обратном, но они ничего и слышать не хотят, — развел руками маркиз. — Единственное, что удалось до них донести, так это то, что ты еще совсем неопытная волшебница, ученица Клариссы и не вся магия тебе по силам.
— А Клариссе какая по силам? — ревниво поинтересовалась Глаша.
— Вся, — с гордостью ответил Оливье и уточнил: — Бытовая.
— А именно?
— Лечебная, любовная, косметическая, погодная, защитная, иллюзорная...
— Прорвемся, — повеселела Глаша. — Надеюсь, охотницей на вампиров она на досуге не промышляет?
— Охота на вампиров у нас официально запрещена, — просветил ее Оливье.
— Неужели? — удивилась девушка. Такое положение дел категорически выбивалось из ее картины видения фэнтезийного мира.
— Этому закону уже три сотни лет, — добавил тот. — Его приняли после того, как принца покусала одна симпатичная вампирша. Король настоял.
— И что же — людьми правил вампир? — раскрыла рот Глаша.
— А что такого? — пожал плечами Оливье. — Все правители — кровопийцы. А Кардин, по сравнению с другими, был еще весьма лояльным правителем. Он был как ни один король близок к народу.
Перехватив недоуменный взгляд Глаши, он добавил:
— Кардин не гнушался кровью юных крестьянок, и за достойную плату родители водили девиц к королю сотнями.
— Он их убивал? — ахнула впечатлительная Гликерия, представляя себе возможные газетные заголовки: "Право первой ночи короля-вампира", "Кровавая оргия во дворце", "Смерть в королевской опочивальне".
— Я свечку не держал, но народ и летописи утверждают, что нет. Кардин не был жестоким вампиром, он питался лишь по необходимости и всегда знал меру. Девицы подставляли свои шеи, отделывались малой кровью и легким головокружением, а их родители получали солидный куш, который тут же делал несчастную жертву королевской жажды завидной невестой в деревне.
— А... — Глаша хотела задать вертящийся на языке вопрос.
— Нет, — с усмешкой ответил Оливье, — для этого ему было достаточно придворных дам — учитывая магическую красоту короля в них недостаткам не было. С помощью крестьянских девушек Кардин лишь утолял голод.
Заголовки в голове Глаши сменились на прямо противоположные: "Птичница Сабрина признана лучшим королевским донором года", "Пастушка Биби раскрывает тайны королевского двора", "Король разбавил свою кровь крестьянской".
— Я утолил твое любопытство? — насмешливо склонил голову Оливье.
— Весьма, — кивнула Глаша, не решившись признаться в том, что любопытство ее разгорелось еще сильней и теперь ей не терпится выбраться за стены замка и посмотреть на все творящиеся чудеса воочию. Если здесь живут вампиры, наверняка, и эльфы с гоблинами встречаются! Вот будет о чем подружкам рассказать! Разумеется, если она захочет вернуться домой. А то, может, какой-нибудь прекрасный эльфийский принц с ликом Влада Топалова из "Smash!" или блистательный вампирский князь, по красоте не уступающий Бену Эффлеку, а лучше оба сразу, при виде нее потеряют сон, покой и аппетит, разыщут в пыльной шкатулке кольца любимых прабабушек с тридцатикаратными бриллиантами и сделают ей предложение, не раздумывая ни секунды. Тогда, разумеется, о возвращении домой не может быть и речи.
— Тогда собирайся, — скомандовал Оливье. — Впрочем, насколько я заметил, особого багажа у тебя и нет.
— Что? — удивилась Глаша, бросив недоуменный взгляд на чернильную темноту за окном и отыскав взглядом свой рюкзачок, брошенный рядом с креслом.
— Уж не собралась ли ты ночевать здесь? — скептически поинтересовался он.
— А вай бы и нот? — не осталась в долгу Глаша, торжествующе отметив, как ехидное выражение на лице некрасивого маркиза сменяется растерянным, и, насладившись дивным зрелищем, сжалилась и пояснила: — Почему бы, собственно, и нет? Неужто кузина по вашим законам не имеет права заночевать в замке своей любимой сестрицы?
— Такого закона у нас нет, — покорно признал тот. — Но должен тебе сказать, что парочка человек из тех, кто сейчас разбирает завалы хвороста, после нашего разговора активно рвалась наверх, чтобы познакомиться поближе.
— И что тут такого? Думаешь, я им зубы заговорить не смогу? — хмыкнула Глаша, уверенная в своих лицедейских талантах.
— А ты сможешь? — искренне удивился Оливье.
— Делов-то! — беспечно пожала плечами Гликерия.
— Как знаешь. Я хотел как лучше. Переночевала бы у меня в замке, завтра наведались бы к моей тетке, покопались бы в ее библиотеке да разузнали поподробней про двойные перемещения, выяснили бы, как тебе домой вернуться. Но если тебе охота возиться со слугами...
— Не могу дождаться! — из вредности подтвердила Глаша, которой доставляло удовольствие пререкаться с маркизом.
— Тогда я их приглашу? — насмешливо спросил он.
— Сделай милость.
— Ну что ж...
Оливье исчез за дверью и менее, чем через минуту, явился в сопровождении двух бомжей в заштопанных серых робах. Бомжи были кудлаты, бородаты, обуты в деревянные башмаки, какие Глаша видела только в мультфильмах, и явно не подозревали о существовании "Олд Спайса" и "Хьюго Босса", а потому благоухали соответствующим образом — естественно и ядрено.
— Хм! — девушка инстинктивно отступила на шаг назад (а вдруг у них блохи?!) и бросила выразительный взгляд на Оливье, который отошел к шкафчику со снадобьями и оттуда, откровенно потешаясь, наблюдал за ее реакцией. Ну уж дудки! Так просто ее не напугаешь! Взяв себя в руки, Глаша ободряюще улыбнулась нерешительно топтавшимся на месте бомжам. Те как будто только и ждали этого знака — тут же сиганули вперед и принялись кланяться в ноги, при этом усердствовали они так, словно хотели отполировать кончики ее туфлей своими нечесаными лохмами. Все бы ничего — да только вместо туфлей Глаша была обута в босоножки с тонюсенькими ремешками, и когда гривы бомжей коснулись кожи ее ног, она чуть не взвизгнула — и от неожиданности, и от брезгливости, и от щекотки. Левая нога машинально взбрыкнула и заехала одному из бородачей в лоб, тот крякнул, отлетел на пару шагов назад и схватился за голову. Второй, не дожидаясь удара, отскочил в другую сторону.
— Простите-извините! — испуганно залепетала Глаша. Бомжи бомжами, но то, что мужики они крепкие и закаленные тяжелыми сельскохозяйственными и бытовыми работами, было видно невооруженным глазом.
— Прошло, — ощупывая голову, признал "раненый в лоб" и уважительно произнес. — Волшебница!
"Издеваются!" — перетрусила Глаша и с надеждой глянула на маркиза, откровенно забавляющегося ситуацией. Ну и пусть хихикает, главное, чтобы пришел на помощь, когда бомж ринется сдачи давать.
— Сразу видно — опытная знахарка, — поддержал его товарищ. — С первого взгляда определила, что болит.
"Или не издеваются?" — удивилась она, глядя на раненого, который выпрямился во весь рост и, отвешивая поклоны и бормоча слова благодарности, выкатился из комнаты.
Другой бородач выжидающе пялился на нее, очевидно, тоже ожидая чудесного избавления от тяжкого недуга. То-то Оливье так над ней потешался — она-то всего-навсего хотела познакомиться со слугами и усыпить их подозрительность, а он, гад, знал, что те рвутся к ней со своими болячками и понял фразу о готовности Глаши "заговорить зубы" буквально! Судя по раздутой щеке оставшегося бомжа, тот томился как раз этим недугом.
Пока девушка раздумывала, лечится ли воспаление десен ударом в лоб или этот способ эффективен только в борьбе с мигренью, бомж, тихонько поскуливая от боли, таращился на нее в ожидании чуда. Гликерия бросила вопрошающий взор на Оливье, подпирающего шкаф: мол, среди этих склянок ничего подходящего нет? Но тот только развел руками — очевидно, зубную боль всемогущая Кларисса лечила одним наложением рук. Но Глашу бросало в дрожь при одной мысли о том, что придется прикоснуться к этому немытому бродяге своими наманикюренными пальчиками. Бомжу тем временем стало совсем невмоготу: издав громкий стон, он подскочил к "опытной знахарке" и, раззявив рот, обдал ее ароматом десяти оставшихся гнилых зубов, никогда не знавших "Орбита" и "Блендамеда".
— А вы не пробовали полоскать содой? — пролепетала Глаша, пошатнувшись от подступившей к горлу дурноты.
— Держи, дружище! — Оливье решил-таки поучаствовать в исцелении больного и протянул жертве кариеса какой-то красный пузырек. Бомж с радостным воем вцепился в склянку и умчался вон.
— А говорил, что нету лекарства, — слабым голосом укорила его бледная Глаша, приходя в себя.
— А это не лекарство, а ароматная вода для тела. В ее основе — спиртовая настойка, — перехватив ее недоуменный взгляд, пояснил маркиз. — Так что на пару часов она боль заглушит, а там... — он красноречиво замолчал.
— Поехали! — решительно заявила Гликерия. Кто бы мог подумать, что быть волшебницей так... омерзительно!
Оливье одобрительно хмыкнул и, подойдя к сундуку, стоявшему в углу, выудил оттуда длинный черный плащ с капюшоном.
— И что — часто Клариссе приходится заниматься подобным лечением? — спросила она, без пререканий обряжаясь в плащ. Не разгуливать же, в самом деле, ночью по незнакомому королевству в одном летнем платьице! И то хорошо, что для исполнения монолога принцессы Мален она с утра обрядилась в самое длинное и целомудренное из своих платьев. А все равно маркиз со смущением отводит глаза от ее щиколоток. Страшно даже представить реакцию средневекового аристократа, предстань она его взору в своем любимом облегающем сарафанчике на тонких бретельках и с — о ужас, ужас! — голыми коленками. Плащ, на удивление, оказался подходящего размера — был свободным, но не чересчур широким, в длине, правда, оказался коротковат и доходил лишь до середины икры, так что щиколотки продолжили дразнить маркиза своей вопиющей наготой и дальше.
— Каждый день, — ответил на ее вопрос Оливье.
— Но Кларисса вроде главная волшебница королевства! Когда же она успевает заговаривать зубы всем желающим?
— Знахарок в королевстве полно, в каждом селе и деревне есть своя умелица, — пояснил маркиз. — Кларисса лечит только своих слуг и важных персон вроде дяди короля или няни принцессы. Ну и, по доброте своей, еще принимает всех людей с особо тяжелыми случаями, которым никто помочь не может. У нее особенная магия, с какой не сравнится ни одна знахарка, — с гордостью добавил он. — Вот почему все простолюдины королевства мечтают поступить к ней на службу.
"И вот почему мне побыстрей надо отсюда сматываться, — добавила про себя Глаша. — Но куда? И с кем, с этим хоббитом?" Она критически глянула на Оливье, едва достававшего ей до подбородка. Он, конечно, умен, в меру ироничен и готов ей помогать, но на спутника главной героини категорически не тянет. Будь сама Глаша пониже ростом сантиметров на двадцать, да разделяй она мнение о том, что настоящий мужчина должен быть чуть красивее обезьяны, согласно которому Жерар Депардье, Адриано Челентано и Бен Стиллер — мужчины хоть куда, она бы, может, на маркиза с именем салата и польстилась. Но Глаша пребывала в том возрасте, когда девушки увлекаются смазливой внешностью и в последнюю очередь обращают внимания на личные качества, а значит у некрасивого Оливье не было никаких шансов завоевать ее сердце. Кроме того, по всем законам жанра это ему положено влюбиться в нее с первого взгляда, а вместо этого его глаза загораются только при упоминании имени Клариссы (вот бы поглядеть на эту королеву красоты и волшебства в одном флаконе!), а саму Глашу он воспринимает как непутевую младшую сестричку — не больше.
