— Да, Саша, хотел. "Гото-Предестинация" — "Божье Предопределение". А вдруг ему предопределена злая судьба? Пусть будет лучше "Божьей Милостью" — даже если и уготовано ему плохое, а Бог смилуется и даст чего хорошего.

— В названии ли дело? На бога надейся, а сам не плошай! — усмехнулся Меншиков.

— Верно, конечно. Ну так хоть что-то, и то хлеб...

В мае 1695 года у Петра было уже 17 больших морских судов. Кроме "Гото-Грация" и уже участвовавших в Азовско-Крымском походе кораблей "Святой Петр" и "Святой Павел", это были 62-пушечный "Скорпион", 46-пушечный "Крепость", 52-пушечный "Отворенные врата", 50-пушечный "Безбоязнь", 34-пушечный "Благое начало".

Дальше у крёстных отцов флота фантазия разыгралась буйнее и пошли близкие и понятные любому моряку "Три рюмки", оставим за скобками уместность таких мыслей в служебное время. Стоит упомянуть "Весы" — видимо строился на средства купцов. Ну и под конец, имя корабля абсолютно скрывающее, что именно имели в виду его назвавшие, но допускающее самые невероятные толкования: "Стул". [13]

С такой силой, да ещё в соединении с уже имеющимися судами русский флот вполне мог рассчитывать на успех в противостоянии в черноморской эскадрой турок, которым приходилось распределять свои военно-морские силы по всему средиземноморью.

* * *

После смерти турецкого султана Ахмеда II на престол взошёл Мустафа II. Амбициозный и честолюбивый он решает сам командовать армией и вести её на отвоевание потерянных, в ходе предыдущих лет этой долгой войны, позиций. Свои силы он максимально сосредоточил на балканском направлении, выделив Крыму небольшую группу сапёров для осады крепостей занятых русскими. Всё остальное для войны на этом направлении должен был обеспечить крымский хан Селим Гирей.

Мустафу можно понять: возможное поражение в Сербии и Трансильвании могло привести войну под стены самого Константинополя, а плодами победы были густозаселённые, богатые провинции. Крым же в этом отношении был менее значим. Даже если и потеряет хан свои земли, что там есть? Недаром так и называется: Дикое Поле. И не сильно опасался султан за судьбу своего хана, помня о двух прошлых походах русских армий под началом Василия Голицина, не нанёсщих Крыму заметного урона, должно всё сложиться удачно и на этот раз, дальше Перекопа не зайдут.

Поначалу всё действительно складывалось для османов и татар удачно. На этот раз было решено начинать не с Азова, который уже доказал, что может за себя постоять, а с Кафы. Разведка показала, что в Керчи русские успели возвести сильные укрепления, осада которых потребует значительного времени, при этом иметь у себя в тылу (в Кафе) мощную группировку означало возможность одновременного удара из Кафы и вылазку из Керчи, что несомненно привело бы к полному разгрому всей татарской армии. Тем более, что в Кафе укрепления были значительно слабее керченских и то не в самом городе, а у дороги.

Второй важной причиной атаки на Кафу было то, что в ней до сих пор оставалось несколько тысяч пленных, не вывезенных на продажу в Архангельск. Голландцы просто не успевали скупать и вывозить в Вест-Индию всех. На семь лет отработки рабства в России согласились малая часть пленников, отказников отправляли на продажу по мере получения заказов, тащить их всех сразу на Белое море не было смысла да и особой возможности: не так часто ходили корабли из Кафы в Азов.

Чтобы пополнить нехватку войск Селим Гирею пришлось снять бронь с жителей горного Крыма и набрать новобранцев оттуда. Навыками кавалеристов они не обладали, поэтому из них были сформированы пехотные части.

Особо выбирать татарам не пришлось и как только их отряды приблизились к городу на расстояние пушечного выстрела, сразу завязался бой. Для боя в Кафе Патрик Гордон придумал интересную тактику. Русские встречали татар, выкашивая ряды наступавших артиллеристским огнём, а когда те приближались на расстояние рукопашной, отступали, забрав с собой часть пушек, сколько смогли эвакуировать, а остальные приводили в негодность.

В условиях городских улиц это оказалось весьма эффективно. Татарская кавалерия не могла как следует поддержать свою пехоту в тесноте, своих пушек было очень мало, а огонь русских по скоплениям в улицах города наоборот, катастрофически эффективен, при этом собственных потерь у русских практически не было. Неопытность многих татарских воинов-новобранцев только усугубляло ситуацию.

Один только был недостаток у такой отступательной тактики: к вечеру все улицы города, по которым можно было отступать, кончились, оказавшись в руках нападавших. Защищавшийся гарнизон покинул город и под прикрытием заградотряда выдвинулся в сторону Керчи. Преследовать его был послан отряд кавалерии, но полноценно это сделать помешала наступившая ночь, а самое главное огромные потери, понесённые при штурме города.

Хотя городом оставшуюся груду дымящихся развалин было назвать сложно. Не осталось ни одного целого здания, как-то они были не приспособлены к обстрелу из пушек. Зато было сразу несколько гигантских пожаров.

Несмотря на то, что к татарской армии присоединились освобождённые пленники, в наступление на Керчь ушло на треть меньше, чем штурмовало Кафу. Не все погибли, конечно, но было много раненых и за ними нужно было ухаживать, а народу в тех местах уже не было никого: всех угнали русские, вот и пришлось формировать санитарные команды из солдат. Также были необходимы люди для строительства госпитального лагеря: Кафа как населённый пункт просто перестал существовать.

Весть о падении Кафы не вызвала в Керчи паники. Такое развитие событий было ожидаемо. Теперь все приготовились дать настоящий отпор, без всякого отступления.

Однако татары вовсе не горели желанием опять отдавать жизни для того, чтобы вернуть туркам очередной город, на этот раз Керчь. Своих людей они отбили, максимум на что могло хватить теперь татарской армии — держать блокаду с суши.

Все ждали прибытия флота. Татары турецкого, а русские своего. В этой битве всё решалось на море. Первым подошёл флот Турции.

Русские корабли не могли быстро выйти из Дона в Таганрогский залив: для них было слишком мелко. Приходилось выгружать из них всё что можно, везти в Таганрог сушей. Но и это ещё не всё: даже после полной разгрузки кораблям всё ещё было мелко. Самым главным нюансом было дожидаться, пока уровень воды в Дону поднимется, что зависело от многих факторов: времени суток, времени года, продолжительности дождей, направлению и силы ветра. Наконец в Таганроге происходил процесс обратной загрузки и только после этого корабли были готовы к бою. [14]

Разумеется, всё эти нудные манипуляции относились только к крупным кораблям, с низкой осадкой, но без них ввязываться в сражение с турами вообще не имело смысла. Зато какой должен быть шокирующий эффект — полнейшая неожиданность!

Осаждённому в Керчи гарнизону приходилось туго. Хуже всего было с водой. Её и так не хватало, постоянно экономили, а тут прибыл гарнизон из стёртой с лица земли Кафы, сколько лишних глоток. Да ещё турки здорово садили по крепости со своих кораблей, а вновь построенные укрепления уже подавали признаки скорого разрушения: то там трещина, то сям камень выскочил. Командовавший обороной Головин уже решил, что ещё недельку в таком духе и можно со спокойной совестью выбрасывать белый флаг, если раньше стены не рухнут.

Но уже на следующий день, рано утром, русский флот прибыл.

Спросонья турки приняли русские корабли за свои. Такое объяснение невесть откуда взявшейся эскадры показалось более вероятным, чем наличие мощного флота у русских. И только получив залп от флагмана — "Скорпиона" начали проникаться ситуацией.

К счастью для турок, командовавший русским флотом Лефорт, уже охамел настолько, что вместо нормального морского боя решил поиграть в пиратов и взять сразу несколько турецких кораблей на абордаж. Но полное отсутствие серьёзного опыта флотоводца подвело его. Взяв неверный галс, он упустил на своём флагмане ветер, вслед за ним тормознулась и вся эскадра, чем немедленно воспользовалась турки. Турецкий адмирал, прикинув все свои причиндалы к носу, решил, что тут ловить нечего и уматал во всю прыть.

Но на высадку десанта флотоводческого мастерства Лефорта хватило. Татарская армия, осаждавшая Керчь, оказалась в окружении. Дальнейшее было уже делом техники, профессионализма немецких офицеров и отваги русских молодцев. Десант полностью перекрыл дорогу на Кафу и перегруппировался для отражения попыток прорыва татар в крымские степи.

Первый раз, потерявшая прикрытие с моря, татарская армия стала прорываться уже через трое суток. Уж очень им не понравилось, что нет никаких гарантий снабжения, особенно водой. Но нарвавшись на заслоны, да ещё оборудованные артиллерией, татары решили подождать ещё: авось турки прорвут блокаду морскую блокаду.

Ожидания оказались напрасными, ошарашенные и напуганные турки думали уже о собственной обороне. И в этом были свои резоны. Никто не мог предположить, что на Дону можно построить морской корабль, да ещё не один, да ещё так много. Глубины дна не позволяют выходить же, как же?! И само наличие флота у России на Чёрном море уже создавало не шуточную угрозу непосредственно Константинополю, тут не до Крыма, надо готовить столицу к возможному нападению.

В результате, оставшись без поддержки с моря, атакованные и со стороны дороги на Кафу и совершившими вылазку солдатами из гарнизона Керчи, остатки татарской армии были полностью разгромлены и рассеяны. Сам Селим Гирей успел сбежать с личной охраной в горы.

Крым лежал перед победителями почти без всякой защиты. И на этот раз русские своего не упустили.

Часть армии Пётр сразу выделил под командование Меншикову и направил на Гёзлев. Для поддержки с моря пристегнул к ним и небольшую эскадрочку.

После этого, спокойно и вдумчиво, на основании опроса пленных и лояльных местных был составлен подробный план занятия всех мало-мальски значимых объектов по всему Крыму. Суть его была мудра как старый бык: не бросаться сломя голову на первую подвернувшуюся коровёнку, а медленно спуститься с горы и покрыть всё стадо.

Не откладывая в долгий ящик, этот план начал претворяться в жизнь, не встречая нигде практически никакого сопротивления. Эффективных укреплений по всему внутреннему Крыму не было нигде, остатки местного населения воевать были уже не в состоянии. Хорошо укреплён был Перекоп, но с северной стороны замка, обращённой к России, а южная сторона, крымская, была гораздо слабее, поэтому и здесь большой войны не получилось.

Последним пал Гёзлев. Татары дрались с упорством обречённых. Но лишённые поддержки из вне защитники города быстро истощили свои силы, а к Меншикову наоборот, постоянно подходили дополнительные подкрепления. Наконец, очередной штурм осаждённый гарнизон Гёзлева отбить уже не смог. Русские гренадеры ворвались на стены, а затем отбили и открыли крепостные ворота. Последний оплот старого врага, не дававшего мирно жить, пал.

Не забыл Пётр и про Тамань. После взятия Гёзлева Меншиков отправился туда. По сравнению с мощными бастионами Гёзлева глинобитные укрепления Тамани показались детскими забавами. Тем не менее, за эту победу Пётр присвоил Меншикову почётное звание Тмутараканьский и приказал сразу развивать наступление по Черноморскому побережью, до Цемесской бухты, где основать крепость, и назвать без особых изысков и фантазии — Новороссийск.

С учётом последних успехов Пётр отдал приказ наступать и западной группе войск. Оставив большую часть армии в обоих Керменях, значительный отряд выдвинулся к Кинбурну. Главным звеном в обороне турок на этом направлении был Очаков, сильно укреплённый после Крымских походов Голицына, поэтому гарнизон осаждённой крепости в обороне особо не упорствовал, как только турки убедились в серьёзности намерений русских, сразу капитулировали. Впрочем, капитуляция прошла на самых почётных условиях: кинбурнцам было позволено покинуть крепость с личным оружием и забрать в собой в Очаков столько имущества, сколько сможешь унести, а офицерам было разрешено ещё и нагрузить повозку, старшим офицерам — три.

К осени 1695 года Русскому Царству удалось захватить территорию на юге своих границ от Днепровского лимана до Цемесской бухты и выйти к морю на всём протяжении побережья. Оставались, правда, ещё недобитые ногайцы и татары в Кубанских и Приднепровских степях да в Крымских горах, но это было уже локальной угрозой, причём частично поддающейся решению путём переговоров.

* * *

Возвращение в Москву Петра после крымских побед было торжественным. Для прохождения по Москве соорудили триумфальную арку, под которой маршировали колонны победителей. Народные гуляния продолжалось всю ночь.

После окончания всех празднований Пётр собрал в Кремле своё правительство для обсуждения итогов кампании и планирования дальнейших действий. Порадовавшись за успехи русского оружия плавно перешли к внутренним делам.

Князь-кесарь Фёдор Юрьевич Ромодановский, управлявший страной во время отсутствия в столице Петра, обрадовал все тем, что никаких смут пока не было, сплошное благолепие.

А князь Борис Голицын, оставленный в столице "на хозяйство", поубавил оптимизма.

— Поступления в казну значительно сократились, такими темпами нам денег на войну на следующий год никак не хватит.

— Как так! — возмутился Пётр, — мы же вместе считали, должно было хватить!

— Исходные данные были неполные, в приказах не всё считали — пояснил Голицын, — настоящие расходы на армию встали в 2 раза выше запланированных, а на флот — в 3 раза.

— Вот гадство! Бляжьи дети! Крапивное семя! Да за ракой разрыв нашей казны надо всем этим счетоводам косоруким разрыв жоп устроить! — ругался Пётр.

— За нами дело не станет, — всерьёз воспринял ругань Петра глава Преображенского приказа розыскных дел Ромодановский, — такой треск от рванья жоп стоять будет, заслушаешься.

Фёдор Юрьевич свой дело любил, отдавался ему прям со всей страстью, поэтому даже радовался когда Пётр был в столице: не нужно было исполнять за царя дополнительные обязанности и можно было полностью сосредоточиться на розыскных делах.

— Тебе бы всё жопы рвать, — буркнул Пётр, — из них, что ли деньги доставать будем, а?

И обозрев присутствующих тяжёлым взглядом, ещё раз вопросил:

— А?!

— Придётся сократить расходы, — опять взял слово Борис Голицын, — кампанию 1696 года пропустим, зато к следующей соберём недоимки и тогда уж повоюем.

— Ага, а турки нас ждать будут, — съязвил Меншиков, — да как только мы заслон ослабим, они сразу Крым себе вернут, да ещё и Азов прихватят.

— В общем так, денег есть или содержать пол армии весь год или всю армию полгода, — сообщил Голицын, — надо выбрать.

Ну что, — подъитожил Пётр, — значит нужно склонить турок к перемирию, а после поедем по союзникам денег в долг клянчить, может дадут. А там видно будет.

География запланированных к посещению стран была широчайшая, но от идеи Великого Посольства пришлось отказаться. Всю пышность, роскошь и показуху принесли в жертву экономии. Безденежье вынуждало. Решили обойтись тайным посольством. Вроде как едет посол, но неофициально, а все кого это касается, по обе стороны границы знают, что под именем человека из свиты посла, урядника Преображенского полка Петра Михайлова, путешествует сам русский царь: Пётр Алексеевич Романов собственной персоной.