— Почему??!! — Буквально выдохнули многие из собравшихся.
— Сейчас мы имеем уникальную возможность способствовать тому, чтобы Россия заняла подобающее ей место ведущей державы. Победа в Крымской компании надолго отвадит врагов империи от попыток победить нас военной силой. У на есть знание и я бы так выразился, послезнание, как будет развиваться наука и техника в дальнейшем. Все это, должно быть обращено к пользе Отечества. Не только военные знания о тактике и об оружии. Тот же телефон Белла. Вернее уже не Белла. Не будет братьев Райт, не будет 'Дредноута'. Изобретение радио, в конце концов, будет неоспоримым российским.
То, что сказал полковник, вызвало различную реакцию у офицеров, от мрачного неприятия, до бурных выкликов молодых офицеров. Считая случай отнюдь неординарным, Ларионов дал высказаться на местах всем желающим, затем вскинул руку вверх и властно забрал внимание всех:
— Господа! Сейчас, каждый из Вас переживает за близких. Я прекрасно понимаю вас. Есть выбор — сидеть ли нам здесь, в лагере, ожидая, не приоткроется ли та дверь, сквозь которую мы вошли сюда, или воспользоваться представившейся возможностью поменять течение истории. Я выбираю последнее.
— Господин полковник! Подпоручик Галкин.
— Говорите поручик.
— Может быть, имеет смысл подождать некоторое время здесь, а уж потом ...
— Время не ждет. Не вмешайся мы сегодня, завтра редуты и люнет падут. А там и до Малахова кургана недалеко.
Неожиданно точку в спорах и высказываниях об оставленных детях, женах, родителях, невестах, планов на будущее поставил отец Зосима. Встал и, дождавшись пока умолкнут все, в полной тишине произнес:
— Не диавольскими кознями, но Промыслом Божьим перенесены мы сюда! Господь возложил на нас крест, изменил жизнь не только нашу, но и ближних наших. Но он и явил Волю свою, дал возможность многострадальному Отечеству нашему избежать многих и многих потерь и жертв. Мы теперь орудье Промысла Божьего. Пусть малая жертва от потери нами близких наших пойдет во благо Государству Российскому, Государю и народу русскому. Несть лучшей доли, чем положить жизнь свою за други своя! Помните, дело наше свято, и с нами Бог! Помолимся братие! Отче наш ...
* * *
После общей молитвы настал черёд подсчётов. В тяжелой батарее, оказалось, по сто фугасных гранат сталистого чугуна и по сорок шесть шрапнелей на орудие. В батареях дивизиона трехдюймовок, в передках и зарядных ящиках было общим числом три тысячи восемьсот шестнадцать снарядов. Из них по 70 шрапнелей на орудие, остальные фугасные снаряды французского производства.
— Французские хуже наших. — Авторитетно заявил фон Шведе. У них иногда патронная гильза лопается, вызывая перерыв в стрельбе. Да и перезарядить гильзу будет проблематично.
Помрачневший Марков-второй сказал, что дареному коню в зубы не смотрят.
Немного порадовал начальник летучего парка. Снарядов он вез из расчета на полную бригаду полевых трехдюймовок, десять тысяч сто семьдесят шесть снарядов и шрапнелей. После доклада о своих запасах, полковник Ляпин поглядел на мрачного Маркова и сострадательно сказал:
— Вам, подполковник, тоже кое-что припасено.
— Сколько? — просветлев лицом, потянулся к владельцу закромов артиллерист.
— Общим счетом тысяча семьсот пятьдесят два снаряда. Восемьсот фугасных, восемьсот шрапнелей, остальные зажигательные.
— Химических нет?
— Вот чего нет, того нет.
— И не надо. — Легко сказал повеселевший подполковник, быстренько прикинувший, что запас возимых снарядов в парке был из расчета на весь дивизион, и теперь чувствовавший себя более-менее уверенно.
Неожиданно большой проблемой стали патроны для трехлинеек. Восемь парных патронных двуколок и двадцать четыре одноконных составляли всего семьсот тысяч патронов, еще по сто патронов бойцы имели при себе. Примерно еще пятьсот пятьдесят тысяч.
— Патроны беречь всеми силами. Стрелять придется только залпами — высказал мнение командир первого батальона.
— Свести всех лучших стрелков в отдельную роту и пусть стреляют только они? — предположил командир девятой роты, поручик Ян Белькович.
— Да знаем, знаем, вы со своей ротой сами и пожжёте все патроны. — Практически одновременно раздалось несколько голосов командиров других рот.
— А вы бы господа своих солдат получше учили, — огрызнулся, сверкнув белыми зубами Белькович. — Тогда бы и Вам пострелять дали.
— Вы поручик предлагаете, раз уж здесь оказались, и тактические приемы здешние использовать?
— Я господин капитан исхожу из наличного запаса боеприпасов. Стараюсь так сказать ...
— Ладно, ладно. Я вас понял. Лучших стрелков по десять на роту обеспечим повышенным патронным 'содержанием', патроны у всех нестроевых изъять. Как скажете господин полковник?
— Нет, Сергей Аполлонович. Всех нестроевых поставим в строй, всех денщиков, всех повозочных и обозных. А, также часть орудийных номеров. А вот 'патронный паек' для всех, кроме лучших стрелков, сделаем 'голодным'.
— Как можно уменьшать расчеты? — В один голос возмутились артиллерийские офицеры.
— Поясните свою мысль, господин полковник! — потребовал Марков-второй.
— Очень просто, ящичных у вас оставим по одному опытному, остальных в пехоту. Вместо тех, которых заберём, я думаю, получим не обученных стрельбе из винтовки из Севастопольского гарнизона. Да и по мере того, как будут кончаться снаряды в парке, людям там будет делать нечего. Не с пустыми же повозками кататься?
— Ну, если так, то попробовать можно.
— Далее, штабс— капитан, сколько у нас пулеметов?
— Вы же знаете господин полковник, двадцать 'Максимов' и восемь 'Льюисов'.
— А сколько при них людей?
Начальник пулеметной команды, штабс-капитан Циплаков, недоуменно посмотрел на командира полка и ответил:
— Три офицера, сто семьдесят два строевых и пятнадцать не строевых.
— Значит, оставите в расчетах 'Максимов' по четыре человека, в расчетах 'Льюсов' по двое. Из нестроевых кашевара и оружейного мастера, остальных в строй.
— А кузнеца?— Смирившись с участью обкраденного, спросил начальник пулеметной команды.
— Если лошадь подковать придется, или по слесарной части, то к артиллеристам, я у них тоже нестроевых почищу, но кузнецов оставлю. Нужны люди, полк придется разворачивать в бригаду. Господа офицеры, всех нестроевых из рот изыму, да и нестроевую роту обижу. Всем понятно?
Вопросы?
Обсуждение стало напоминать торг, каждый пытался отбить своего денщика, рабочего по кухне или писаря. Ларионов пресекал эти попытки самым жестким образом.
Вдруг неожиданно слово взял присутствовавший здесь же инженер.
— Господин полковник! И вы господа офицеры, смею заметить за всеми этими подсчетами, вы забыли произвести еще один.
— Какой-же? — иронично спросил Ларионов.
Офицеры заулыбались, радуясь, что полковник отвлекся и может быть забудет про тех, кого еще не 'резал по живому'.
— Господа! Вы все военные, и мыслите, конечно, как военные. Позвольте спросить, Вы знаете, как сделать этот простой предмет? — Инженер поднял вверх двумя пальцами правой руки патрон трехлинейной винтовки.
— Ну, представление общее имеем, — озадаченно ответил Гребнев. — А что?
— Сделать сможете?
— Здесь и сейчас, нет, конечно. Но к чему ведете?
— К тому, что война рано или поздно кончится, и во время боевых действий, могут погибнуть люди, которые умеют то, что здесь никто, не только в Российской империи, но и вообще НИКТО в мире не умеет и не знает. Таких людей надо беречь.
— Действительно! Вы правы, простите как Вас ...
— Павел Матвеевич.
— Вы правы, Павел Матвеевич! Сергей Аполлонович, господа батальонные адъютанты, господа командиры батарей и рот, Прошу Вас через час после окончания 'совета в Филях', представить списки. Включить туда же господ офицеров из студентов, инженеров. Это, наверное, будет главный список.
* * *
Дальнейшее обсуждение свелось к тому, что из состава полка должны быть выделены нижние чины, имеющие фронтовой опыт и умеющие обращаться с ручными гранатами Рдултовского обр. четырнадцатого года. Их предполагалось свести в два взвода гренадер.
Секретный приказ о создании таких команд был отдан по армии еще в пятнадцатом году, и вызван он был 'наличием отсутствия' или 'отсутствием наличия', как выразился ядовитый на язык командир четвертого батальона, штабс-капитан Логинов, винтовок во фронтовых частях.
Призванный из запаса, еще тот, старый прапорщик из вольноопределяющихся*, штабс-капитан, выдержал экзамен на офицерский чин в девятисотом году и сразу ушел в запас. Он единственный из офицеров полка имел 'Георгия' уже за эту войну, и пользовался уважением, несмотря на свой острый язык.
После того, как Ларионов закончил выявлять нестроевых в ротах и командах плавно перешли к постановке приказа. Гребнев, пристроив бумажный лист на полевой сумке, чиркал карандашом черновик приказа.
— Пункт первый, — начал Ларионов, — довести до нижних чинов обстановку и принятое решение. Пункт второй — привести весь полк к присяге Государю Императору Александру Николаевичу. Пункт третий — похоронить за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего приказного Карпова. Далее приготовиться к маршу на Севастополь. Времени на все это два часа. Господа офицеры!
— Господа офицеры!
Глава 6. Семь копеек.
— Вы знаете, Андрей Васильевич, когда вы упомянули недавно о том каким образом мы 'построим совет в Филях' я сразу вспомнил академию и Баскакова. Как он всегда начинал свои лекции о Наполеоновских походах.
— А-а! Да, действительно, похоже, получилось. Я все как то не успевал Вас спросить, Сергей Аполлонович, как получилось, что Вы, генштабист, и вдруг на должности адъютанта полка?
— Я ведь 'штрафованный', — грустно усмехнулся Гребнев.
— Что за история с Вами приключилась? Впрочем, если ...
— Нет, нет. Ничего роняющего мою честь и я считаю, честь русского офицерства я не
совершил. Но история для меня кончилась полковым адъютантством. Хотите, расскажу.
— Конечно, хочу. Потому и спросил.
_____________________________________________________________________
* — Согласно закону 'О всесословной воинской повинности', лица, с высшим образованием отслужив полгода вольноопределяющимся, потом могли держать экзамен на первый офицерский чин.
— Ну, слушайте. Мой отец, полковник корпуса корабельных инженеров, очень хотел,
чтобы я стал моряком. Ну а куда на море без английского языка?
— Ну да, 'мастерская мира', 'владычица морей'...
— Вот, вот. Когда в пятнадцатом начался 'снарядный голод', меня как знающего английский язык, выдернули из оперативного отдела второй стрелковой, и отправили в Париж, к графу Игнатьеву в помощники.
— Почему именно Вас послали?
— Я ведь Михайловское артиллерийское окончил. Вот, про меня и вспомнили.
— А я думал, Вы из пажей, видел у Вас на портмоне мальтийский крестик*. Еще удивился, почему не на кителе.
— Это мы с начальником штаба дивизии поменялись значками. На память об одной атаке.
— А я, уже приготовился Вам, юнкерскую спеть, я ведь Павловское кончал:
— С тех пор как юнкерские шпоры
Надели жалкие пажи,
Пропала лихость нашей школы...-(с)
— Да, смешно. Но я про павловцев, тоже знаю один стишок. Правда, Морского корпуса. Когда был в отпуске, у отца, к нам как раз приходил гардемарин, за сестрой ухаживал. Дословно не помню его рассказ, примерно так: их новый директор заметил, что установился некий порядок. Женщины рожают, павлоны, занимаются шагистикой, а гардемарины изучают науки и пьют водку. Такой порядок его не устроил, и он решил:
Порядок правильный, толковый,
Немедля в мире учредить,
Чтобы всем дамам водку пить,
Павлонам, средь мучений,
Детей производить,
А в корпусе Морском,
Во вред морским наукам,
Ввести пехотный строй,
Учить павлонским штукам. (с)
— Тоже смешно.
— Я продолжу?
— Конечно.
— Мы тогда только из боев под Варшавой на пополнение вышли. В полках, где по четыреста штыков, где около тысячи. Шестой стрелковый еще на позициях оставался. Только очухиваться стали, как случай произошёл. Немцы применили удушающие газы. Я был свидетелем как с позиций пришел наш солдат-татарин, отравленный. Принес замок с 'Максима' и надульник. Последнее, что сказал: 'Все по присяге, Коран целовал...'**. И представляете, во Франции, во время приемки снарядов, которые мы буквально на коленях выпросили у французов, мне их офицер вдруг говорит: 'Вам не надо было давать этих снарядов, нам не хватает самим, ведь наши потери больше'. Говорю ему про то, как наши солдаты буквально засыпаются германскими 'чемоданами', цифры потерь называю, но чувствую, он мои слова не воспринимает и уже закипаю. Он мне в ответ: 'По культурности и развитию, русские и близко не стоят рядом с уровнем французов. Россия, понесла бОльшие людские потери, но это невежественная бессознательная масса, а у французов бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, науке, люди талантливые и утончённые. Сливки и цвет человечества, — и с этой точки зрения наши потери неизмеримо выше русских'*. Тут у меня солдат-татарин перед глазами встал...
— И ...?
________________________________________________________________________
* — Нагрудный знак выпускника Пажеского корпуса.
** — Подлинный случай.
— Дал пощечину. Когда нас растащили и разобрались, французы извинились, а меня быстренько отправили в Россию, от греха подальше, и чтобы глаза союзникам не мозолил. 'Мариновали' при артиллерийском управлении, надоело страшно, и я ухватился за
первую же вакансию, чему теперь очень рад.
— Я бы тоже дал. А может и не пощечину. Сергей Аполлонович, а давайте на 'Ты' перейдем?
— На сухую как то не принято...
— А мы выпьем понарошку, знаете, как дети говорят?
— Знаю.
Они скрестили руки и 'выпили'. А потом троекратно расцеловались.
* * *
Построение и принятие присяги, полком и приданными ему подразделениями, хоть и производились, по военному времени, без выноса знамени, но все равно были торжественно-красивыми. Отец Зосима, сиял праздничным облачением, звуки оркестра сыгравшего марш 'Под двуглавым орлом' и Государственный гимн, раздавались совсем как в мирное время.
Ларионов вышел в середину каре и произнес несколько слов, призывая солдат несмотря ни на что исполнить свой долг.
— Враг топчет Русскую землю! Сейчас каждый да исполнит свой долг. Не посрамим имени Русского! Да будет оно так же грозно, как и в былые годы, да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения!
Отец Зосима отслужил молебен о даровании победы. Над стоящими рядами вознеслась молитва исстари сопровождавшая русское войско на битву:
'Спаси Господи, люди Твоя
И благослови достояние Твое,
Победы Благоверному императору Александру
И христолюбивому воинству нашему на супротивные даруя,
И Твое сохраняя крестом Твоим жительство'.
Последовала молитва при нападении врагов,
