Страна рухнувшего солнца

Теоретически эти воды контролировались немцами, попробуй только всплыть, но на практике Красное море — не лужица. Конечно, радары... Но на I-25 недавно установили новинку, позаимствованную у американцев, которую сами янки во время большой войны нагло сперли у немцев. Шнорхель — труба, соединяющая подводную лодку с поверхностью и позволяющая идти в подводном положении не на электродвигателях, а под дизелями, резко повышала ее возможности. Теперь пережившая модернизацию субмарина могла идти до места, не всплывая, и радары немцев были против нее бесполезны. А значит, шансы выполнить задачу имелись.

Откровенно говоря, капитану второго ранга Гора Накамура задание не нравилось. Ему вообще не нравились расклады. Болтаться две недели непонятно для чего — и вдруг нестись вперед, минировать подходы к каналу. Как-то это было непонятно, хотя, разумеется, не по рангу командиру субмарины обсуждать приказы. Вот он и вел свой небольшой, всего-то в две с половиной тысячи тонн водоизмещением, корабль, не подозревая даже, что приказ был отдан сразу после того, как в Японии рухнула последняя надежда на то, что Германия останется в стороне от конфликта. Но — на фронте появились немецкие солдаты, а значит, война началась, и первый удар японское командование решило оставить за собой.

К расчетной точке I-25 вышла с небольшим опозданием — забарахлил один из дизелей. Механики смогли в сжатые сроки привести его в чувство, но два часа все же потеряли. Как ни странно, именно это спасло подводную лодку. Ночи здесь были темные, и вряд ли в перископ удалось бы обнаружить чужие корабли, сейчас же Накамура не только рассмотрел их, но и определил, с кем имеет дело. От этого знания он моментально ощутил неприятную тяжесть в животе, но все же превозмог недостойный самурая позыв нырнуть в гальюн, а принялся отдавать команды, четкие и точные, как учили.

А ему было, чего бояться. Подходы к каналу охранял не кто-нибудь, а 'Принц Ойген'. В принципе, его несложно было перепутать с любым другим крейсером типа 'Адмирал Хиппер', но то, что остальные сейчас в Атлантике, не оставляло выбора. 'Ойген', а значит, смерть...

Этот крейсер по сравнению как с одноклассниками других флотов, так и систершипами, обладал важной особенностью. Его корпус был буквально утыкан гидрофонами, что позволяло контролировать огромное пространство и обнаруживать противника не хуже, а во многих случаях и лучше радаров. Экзотическая модификация тяжелого крейсера просто обязана была засечь I-25 еще на подходе.

Ни Накамура, ни остальные моряки не знали, что спасло их в ту ночь. Чудо, не иначе. В принципе, так оно и было. Точнее, сочетание сразу трех случайностей. Во-первых, командир субмарины приказал на подходе к цели перейти на электрический ход, куда более тихий по сравнению с грохочущими дизелями. Ну а во-вторых, погода. Недавний шторм взбаламутил и перемешал слои воды. Подводная лодка шла в теплом, а ниже и выше расположились холодные, чуть отличающиеся по свойствам и создавшие своеобразный экран, рассеивающий звук. Ну и, разумеется, старые итальянские линкоры, участвующие в прикрытии канала и создающие мощный звуковой фон. I-25 проскочила и выставила у входа в Суэцкий канал двадцать четыре мины — больше у нее на борту просто не было. На минах этих уже утром подорвался груженый рудой транспорт, а двумя часами позже небольшой танкер.

Движение кораблей оказалось прервано на неделю — вначале тушили разлившуюся нефть, затем тралили мины. Накамура узнал об этом лишь через неделю, успешно вернувшись на временную базу. Впрочем, радость от успеха была значительно омрачена. Как оказалось, из восьми субмарин, посланных, чтобы заблокировать канал, успеха добилась лишь одна. Остальные попросту не вернулись. Должно быть, не все оказались столь удачливы.

Но самого обидного Накамура так и не узнал. Его рейд, тяжелый и дерзкий, направленный на то, чтобы остановить немецкий флот, буде он попытается пройти в направлении Японии кратчайшим путем, оказался ударом в пустоту. Размен семи субмарин на два гражданских судна и недельный паралич перевозок вряд ли можно назвать выгодным. А флот, который мины должны были затормозить, а при удаче и нанести ему урон, к тому времени уже давно был в море и шел совсем иными путями.

— В ночь перед бурею на мачте горят святого Эльма свечи... — мурлыкал себе под нос адмирал Лютьенс вспомнившуюся песнь из своей прежней молодости. На немецком корабле песня на русском звучала немного дико, но здесь уже привыкли к тому, что командующий иногда выдает что-нибудь этакое. Наверное, списывали на влияние русской жены и плотное общение с коллегами из СССР, которые — это знали все немцы — способны запросто споить любого. И внезапных привычек, когда вредных, а когда и не очень, от них можно нахвататься много и запросто.

А Колесников, кстати, активно обдумывал вопрос, что делать с теми обрывками книг, песен и мелодий, которые завалялись в его памяти. Против того, чтобы все это сгинуло вместе с ним, протестовала рациональная немецкая натура. Выдавать, как собственные сочинения — не поймут... Оставалось пока что записывать то, что всплывало, а потом... Ну, можно, к примеру, Хелен отдать. А она уж придумает... Да хоть под своим именем издаст, что ли. Как раз ей, известной журналистке, такое в самый раз. И другие варианты есть. Однако все это могло обождать. До конца похода уж точно.

Огни святого Эльма, между тем, и в самом деле имелись. На антеннах, кончиках мачт, даже на орудийных стволах, раскрашивая корабли непредусмотренной конструкторами то желтой, то белой, а то и фиолетовой иллюминацией. Красота! Демаскирует только ужасно.

Саму бурю эскадра успешно обошла. Спасибо метеорологам — размещенные практически повсюду, даже в Антарктиде, станции позволяли делать достаточно точные прогнозы, и в результате мощный шторм прошел стороной. Разве что легкое волнение, тяжело вспарывающим волны громадам линкоров совершенно нестрашное, зацепили. Хотя, конечно, более легким кораблям пришлось хуже.

Колесникова не особенно волновали демаскирующие свойства природного явления. Попробуйте, отыщите флот, пускай даже такой большой, на просторах океана. В котором, к слову, не так уж много островов, пригодных для строительства баз. Эти просторы — лучшая маскировка. Вряд ли удалось скрыть сам факт выхода в море такой армады — как ни старалось ведомство 'папаши' Мюллера, но оно не всемогуще. Однако перекрыть частой сетью просторы Мирового океана сил не хватит никому, все же человечество, при всех своих достижениях, отнюдь не всемогуще. Да и сам флот отнюдь не беспомощен, широко раскинув сеть кораблей охранения и беспрерывно ощупывая пространство вокруг невидимыми и неощутимыми, но эффективными лучами радаров.

Ради повышения эффективности контроля пространства, Колесников даже приказал выдвинуть в передовое охранение новинку — корабли ДРЛО. Еще во время Британской кампании, оценив возникающие проблемы с радарами, он понял, что их надо решать, и как можно быстрее. Если после нескольких минут боя на абсолютно неповрежденном корабле выходит из строя радар, не выдержав сотрясения от собственных залпов, это чревато фатальными последствиями. Естественно, что немецкие инженеры получили задание решить вопрос. В качестве довеска им были переданы трофейные британские разработки, и работа закипела.

К сожалению, как успел убедиться Колесников, сумрачный тевтонский гений был склонен рождать крайне сложные, склонные к гигантизму конструкции, притом, что с задачами более приземленными частенько не справлялся. Так вышло и сейчас. Несмотря на все усилия, подкрепляемые как материально, так и морально (Колесников как-то, разозлившись, пригрозил отправить всех разработчиков в концлагерь, а кое-кого, то ли саботажников, то ли просто лентяев, даже и отправил), технологического прорыва добиться не удалось. В войну с США корабли вступили с незначительно модернизированными радарами британской разработки, которые были точнее, дальнобойнее, но отнюдь не надежнее германских. Слабым утешением оказался тот факт, что у русских союзников результаты выглядели не более впечатляющими. И, что вдвойне обидно, за прошедшее с той войны время принципиального улучшения ситуации не наблюдалось.

Сообразив, что придется в очередной раз брать дело прогресса в собственные руки, Колесников выругался на трех языках и собрал большое совещание, в ходе которого и родилась концепция кораблей дальнего радиолокационного обнаружения. Взяв за основу удачный британский проект крейсеров типа 'Фиджи', благо верфи островной империи, а также их персонал, достались победителям не слишком пострадавшими, и для разворачивания производства особых усилий прилагать не пришлось, немцы творчески довели его до ума. Ранее 'Фиджи' послужили основой для кораблей ПВО, сейчас же их основным оружием стали радары. Артиллерии — минимум, только для защиты от самолетов противника, но зато теперь 'зрение' немецкого флота стало не только острее, но и надежнее. Особых сотрясений на таких кораблях не ожидалось в принципе, и сейчас они весьма органично дополняли системы, установленные на ударных кораблях.

Однако радары радарами, а старых, проверенных временем систем никто не отменял, поэтому вокруг кораблей непрерывно патрулировали небо летающие лодки. Словом, к появлению врага флот был готов, и потому демаскирующий эффект огней святого Эльма выглядел не слишком опасным. Любого противника удастся засечь раньше, чем тот выйдет на дистанцию визуального обнаружения.

Куда неприятнее, на взгляд адмирала, было происхождение этой красоты. Коронный разряд, электричество в чистом виде. А оно, несмотря на кажущуюся изученность, периодически ухитряется преподносить сюрпризы. А ну как что-то подпалит? Не на военном корабле, разумеется, но... Но было у флота еще одно звено, и очень важное, которому лишние искры решительно противопоказаны.

Танкеры. Целая эскадра, специально построенные для дальних переходов. Классическая продукция двойного назначения — можно возить нефть, а можно и флот сопровождать. Конечно, ядерные силовые установки крейсеров будущего Колесников вспоминал с ностальгией, но и такой вариант выглядел сейчас вполне приемлемым. Быстроходные, оснащенные дизель-электрическими силовыми установками и способные длительное время идти двадцатипятиузловым ходом, танкеры развязывали ему руки и обеспечивали свободу маневра. Вот только... Не рванул бы какой от этих огоньков атмосферных.

Впрочем, иллюминация продолжалась уже давно, и никаких проблем, кроме помех для радиосвязи, пока не доставляла. Так что оставалось лишь махнуть рукой и ждать, когда все закончится само собой. Все равно изменить что-либо он был не в состоянии.

Колесников облокотился на подставку компаса и перевел взгляд с грозно-величественного моря и не по-уставному сияющих кораблей на палубу, где обнаружил вопиющее безобразие. Матросы, вместо того, чтобы заниматься делами, сгрудились вокруг боцмана, седого, но все еще могучего пятидесятилетнего мужчины, начавшего служить еще при кайзере. Судя по всему, не ради получения распоряжений или взысканий, а просто так, байки послушать. Адмирал мысленно усмехнулся. На любом другом корабле германского флота подобное немыслимо, но здесь-то не любой! 'Шарнхорст', самый заслуженный корабль. И самый воевавший, здесь любой матрос — ветеран и в чем-то герой. И порядки на флагмане совсем иные. Меньше показушной дисциплины, которая в восемнадцатом году не спасла флот от бунта, зато масса реальной боевой работы. Элитный корабль — элитный экипаж, и в свете этого флаг с черепом и костями производил впечатление уже не комичное, а зловещее.

Сзади раздались шаги. Колесников обернулся, кивнул приветственно:

— Добрый вечер, Гюнтер.

— Добрый вечер, герр адмирал, — вахтенный офицер неторопливо приблизился. — Желаете кофе?

— Пожалуй, что нет. Потом не засну. Это вам, штурманам, положено им наливаться до ушей и сутками бодрствовать, а мы, старики, за своим здоровьем следить должны. О чем там боцман молодым рассказывает?

— Легенду о Летучем Голландце. Как всегда, снабдив ее новыми жуткими подробностями. Фантазия у него работает хорошо.

— Да уж, ему бы книги писать... Кстати, это идея. Приставить к нему парнишку пошустрее — и пускай записывает все эти легенды.

— Не знаю, герр адмирал, — штурман облокотился на поручни. — Сейчас матрос такой пошел, что его не особенно-то и впечатлишь. Не далее как вчера он уже свою волынку заводил, так один и говорит: 'И кого нам бояться? Любого голландца с одного залпа утопим, хоть летучего, хоть ползучего'.

— Кхе, — адмирал замаскировал под кашлем смешок. — Уел, нечего сказать. Но вообще, стоит записать, стоит. Не запишем — еще какая-то частица культуры уйдет в вечность. Пусть даже такая... специфическая.

Штурман лишь молча склонил голову, признавая правоту адмирала, и Колесников, продолжая усмехаться, направился к себе. Все пока развивалось по плану, флот неспешно и уверенно направлялся к мысу Горн. И больше всего адмирал сейчас жалел, что ядерное оружие в этой истории все еще не создали, да и не очень-то стремились. Оно зло, конечно, но как же просто можно было бы сейчас решить все вопросы. А то, что это штука, в общем-то, преступная, во всяком случае, так считали в его время — так то чушь. Хотя бы из-за того, что ни одного международного договора, запрещающего или хотя бы ограничивающего его применение, здесь не было. Ну а на нет и суда нет, обычное оружие, не хуже и не лучше любого другого. Увы, сейчас оставалось полагаться лишь на конвенционные варианты, что Колесникова, впрочем, не пугало.

Когда говорят о Крайнем Севере, то, как правило, вспоминают долгую полярную ночь, забывая при этом, что вслед за ней приходит день. Тоже долгий. В это время солнце не заходит вообще, на побережье огромная масса птиц, гонят к океану стада оленеводы, рождаются детеныши у зверей... А еще именно в это время льды хоть немного отступают, и начинается короткая, но интенсивная навигация.

Японцы допустили непростительную ошибку. Начни они войну чуть позже — и эскадру пришлось бы гнать кружным путем. Однако весеннее начало боевых действий давало советским морякам дополнительную степень свободы и время, пускай и крайне ограниченное, на подготовку и, собственно, переход. Почему японцы начали именно в тот момент? В Советском Союзе об этом могли только догадываться.

Флот, идущий через арктические льды, сопровождали пять лучших ледоколов, имеющихся у СССР. 'Иосиф Сталин', 'Вячеслав Молотов' и 'Анастас Микоян', новейшая, предвоенная серия ледоколов, были, пожалуй, лучшими и мощнейшими кораблями этого класса в мире. Четвертый корабль, 'Красин', являлся их прототипом. Постарше, поменьше... Пятый — легендарный 'Ермак'. Конструкторский гений адмирала Макарова заложил в него такой запас прочности, что первенец линейного ледоколостроения даже сейчас выглядел вполне достойно. Дополнял эту мощь ледорез 'Федор Литке', в легком льду, порой, способный работать даже эффективнее 'классических' ледоколов.

Мощь, да... Пожалуй, еще ни разу такое количество ледоколов не собиралось вместе. Однако и такую армаду по Ледовитому океану еще никто провести не пытался. А главное, технически это выглядело крайне сложно. Линкоры типа 'Советский Союз' были почти вдвое шире ледоколов, да и их итальянские собратья в плане габаритов ненамного им уступали. Как их вести... Оставалось надеяться, что льды на пути окажутся не самыми толстыми, а броневой пояс выдержит удары льдин. Впрочем, и свои плюсы имелись. Если линкоры пройдут, то остальным кораблям за их спиной и вовсе бояться нечего.