-Здесь, кажется, было совершенно первое самоубийство,— вспомнила я вслух, и покосилась на хранителя. Нет, тот по-прежнему молчал, погрузившись в свои мысли.

Мы спустились вниз, повернув на Калужско-Рижскую линию. Было поздно. Со всеми этими вампирами, в баре и на улице, я совершенно потеряла счет времени, но очень обрадовалась немногочисленности присутствующих в метро.

Чарльз осмотрелся и медленно пошел вдоль путей, а я лениво поплелась за ним. Внезапно, меня как будто окатило ушатом холодной воды. Вокруг все стало тусклым и ужасным. Жизнь внезапно потеряла всякий смысл, резко заболела голова. Видимо, все это отпечаталось на моем лице очень явно.

-Отлично, -хранитель довольно кивнул в пространство. -Так я и думал.— он резко дернул меня на себя , и буквально, секунд через тридцать, я пришла в себя.

— Что, что это было?— растерянно спросила я.

-Это был энергетический сгусток, который оставил наш клиент. Вот так вот суициды и творятся.

— Странно, что их было так мало, — я встряхнулась, пытаясь сбросить с себя ощущения, — мне кажется, я бы не продержалась трех минут и шагнула бы под поезд.

-Ну, во-первых, ты все еще пьяная. Под воздействием алкоголя, сгустки действуют более эффективно, но и потом, — Чарльз помолчал словно формулируя, -считай, что ты просто более подвержена этому воздействию. У лиц, с пониженным уровнем интеллекта обычно большая восприимчивость к чужим эмоциям. Чаще, отделываются головной болью и испорченным на несколько часов настроением. Для кого это действительно опасно, так это для склонных к суициду индивидов, брошенных девушек, молодых людей с томиками стихов в рюкзаке и богатой внутренней жизнью, а также нестабильных эмоциональных пьяных особ как ты. Впрочем, первые так или иначе доведут свое дело до конца, а что касается вторых и третьих, то хоть они и являются потенциальными жертвами, надо быть в очень глубокой депрессии и сильном состоянии алкогольного опьянения, чтобы тебя стянуло под колеса. Кстати, — хранитель критически осмотрел меня,— ты все еще пьяна, — он положил мне руку на живот, и через секунду, я поняла, что деньги, потраченные на алкоголь, были потрачены впустую, так как стала трезвая как стекло. Хотя мне в принципе было непонятно, как стекло может быть трезвым.

— Я вот чего не поняла. Если вы сказали, что самоубийцы все равно покончат с собой, почему вы так всполошились и поскакали сюда спасать народ?

— Наша задача не возбуждать подозрений, а не спасать жизни подобных дебилов,— отрезал Чарльз.— Ну-ка, пройдись еще раз, чтобы точно поймать это чувство.

Я прошлась, но ощущения не повторились, то есть я почувствовала что-то, но это было лишь блеклым эхом по сравнению с тем, что я почувствовала в первый раз.

-Чарльз, — я растерянно посмотрела на хранителя,— что-то не так. То есть, я рада, конечно, что больше этого не чувствую, но...

-Хм, — он задумался,— странно. Еще раз пройдись, вот тут вот.

Я послушно проследовала по тому же маршруту обратно и снова услышала лишь отголосок той волны эмоций, которая меня захлестнула в первый раз.

-Так, -Чарльз полез во внутренний карман и достал фляжку. — Жалко на тебя переводить, но что поделаешь? Три больших глотка, сразу же.

Я с опаской взяла емкость и понюхала.

— Быстро, — в его голосе было столько внутренней силы, что я без возражений приложилась к спиртному. Самое странное, что опьянение пришло мгновенно.

— А теперь, давай-ка еще раз, — меня почти втолкнули на место сгустка, и тут меня снова накрыла вся палитра больного маникально-депрессивного психоза в фазе депрессии.

-Отлично,— Чарльз все прочитал по моему лицу.— Значит, работаем так: я тебе вычерчиваю маршрут, и ты очень внимательно, шагаешь по перрону, стараясь не пропустить ни сантиметра. Тебя интересует только площадь, примыкающая к рельсам, на полтора-два метра.

-Почему? — Я пыталась собрать свой пьяный мозг в кучу.

-Потому, что нет у нас настолько сильных шатунов, чтобы сгусток, оставленный дальше, чем два метра, мог толкнуть человека на рельсы. Чтобы обрести такую силу воздействия, надо сидеть в Гималаях с десяток лет. Но обычно из Гималаев в московское метро не возвращаются. После того как почувствуешь сгусток, позвонишь мне и скажешь на какой ты станции. Ясно?

Я пьяно кивнула.

-Делаешь все очень медленно, и ты должна постоянно быть в состоянии алкогольного опьянения, потому, что иначе ты ничего не чувствуешь?

-, Вы с ума сошли, я же сопьюсь!— возмутилась я.— А женский алкоголизм, он, знаете ли...

— Меня это не волнует. Мне нужно чтобы в этом городе люди перестали бросаться под поезд. Вот это тебе на сегодня,— он протянул мне фляжку. — Завтра, будь добра, сама купи.— Ты занимаешься северо-востоком, я юго-западом. Давай начинай с Митино, и двигайся в сторону центра. Очень медленно и очень тщательно. Нельзя, чтобы ты пропустила, хоть одну пядь площади. Если что-нибудь обнаруживаешь, набираешь один, два, три, на своем мобильном и быстренько отходишь от того места, где обнаружила пятно. Ясно?

Я кивнула, сделала глоток коньяка и понуро поплелась в сторону подъезжающего поезда.

-А, в час? Когда метро закроют, мне вам позвонить, и вы меня заберете оттуда, где я буду?— спросила я, повернувшись к хранителю.

— Зачем? Ты будешь работать, пока метро не откроется. Когда поезда перестанут ходить, ты продолжаешь работать. Как только понимаешь, что проработала всю территорию, подходишь к перрону, и нажимаешь на эту кнопку, вот сюда, — он указал мне на небольшую незаметную кнопку, спрятанную рядом с какими-то ящиками притороченными к стене, подъедет вагон , и будет ждать пока ты закончишь на каждой станции. В пять утра, когда метро откроют, поедешь домой, обязательно примешь холодный душ, выспишься, после чего, купишь бутылку коньяка, доведешь себя до состояния глубокого алкогольного опьянения, и в половину первого ночи, спустишься, начав с того самого места, где ты закончишь накануне. Все ясно?

Я обреченно вздохнула, увидев, как передо мной закрылись двери очередной электрички, и осталась на перроне, время от времени, прикладываясь к фляжке.

А дальше, началась худшая ночь в моей жизни. Работа продвигалась медленнее, чем я думала. Иногда, мне казалось, что я что-то чувствую, и мне приходилось по три-четыре раза проходить одно и то же место. Мне уже больше не нужно было ничего пить, так как я пьянела все больше и больше.

Я начала думать, что ничего не обнаружу, когда в середине Парка Победы, сияющей станции похожей на декорации к сказке Алиса в Зазеркалье, на меня вдруг навалилось ощущение того, что в жизни никогда больше не будет ничего хорошего и что, я здесь под землей уже много-много дней.

Дрожащими руками я набрала один, два, три на мобильнике, который под землей не ловил, и стала ждать.

По моим ощущениям прошло часа полтора, но часы подсказали мне, что вагон, из которого вышел Чарльз, подъехал через 15 минут.

Ни о чем, не спрашивая, он осмотрелся, подошел к тому месту, и начал молча ходить взад вперед.

Я устало опустилась на холодный пол и прислонилась к колонне.

Чувствовала я себя паршиво, в голову лезли какие-то обрывки мыслей, но мраморная колонна приятно холодила затылок и я решила полностью отдаться внешним ощущениям, если уж от внутренних хотелось лезть в петлю.

— Ладно, — внезапно раздался голос моего мучителя,— на сегодня достаточно. Пожалуй, ты и так неплохо поработала. Идем наверх, тебя там ждут. Завтра в полночь, будь добра начать с Киевской. Ты идешь до Калининской линии, до кольцевых станций. С твоей скоростью, тебе понадобится не меньше месяца, чтобы пройти все

— Вы мне, что же, не поможете?— тихо спросила я.

— А ты думаешь, кто будет делать всю остальную работу, да еще, и чистить эту дрянь по всему метрополитену? Поднимайся,— резко кинул он мне.

Я попыталась встать, но получилось это у меня, только раза с четвертого, однако Чарльз, не протянул мне руку и не помог, он просто созерцал, как я барахтаюсь на полу. На его лице не было усмешки или сочувствия, он смотрел на меня как на пустое место. Наконец, я с грехом пополам встала, и пошла к работающему эскалатору, как говорили, самому длинному в Москве.

-Завтра, в полночь, -донеслось мне в спину.

Я не знала, как буду добираться домой, не помнила, есть ли у меня деньги, чтобы поймать машину, но мне было все равно. Я готова была идти пешком, готова на все, что угодно, лишь бы выбраться из этого подземелья.

Прошло минут семь, прежде чем я поняла, что я на поверхности, и что я замерзла. Отправляясь с Ромом в бар, я не предполагала такого окончания вечера. На мне была легкая куртка, не предусматривающая пеших прогулок в бодрящей апрельской ночи. Оно, конечно, было и к лучшему, потому что я почти мгновенно протрезвела и стала озираться в поисках такси.

-Да что с тобой такое?— рядом нарисовался Гарик.— Я тебе фарами мигаю, сигналю, а ты как будто бы стукнутая. Маша, что с тобой? Что случилось? На тебе лица нет.

-Правда? — Я попыталась пошутить, но не смогла. Я была абсолютно и полностью измотана и молча, полезла к нему обниматься. Чувствовалось, что Долинский еле сдерживается, чтобы не съязвить, но он все-таки удержался, за что была ему благодарна.

— Что ты вообще там делала?— спросил он меня после того, как трогательная пятиминутка была закончена, и я была запихнута в машину.

— Не знаю, Игорь, — я покачала головой, — пока я так и не поняла. А ты откуда здесь взялся?

— Да вот, ехал из офиса, мне позвонил Чарльз, сообщил, что тебя надо будет транспортировать домой, ибо сама ты, скорее всего, будешь не в состоянии.

— А почему, ты так поздно возвращался из офиса? -я пропустила мимо ушей замечание и проявлении человечности своего нового босса.

— Да какая-то хрень, Машунь, творится. У меня есть странное ощущение, что сегодняшнее приключение в музее, как-то связано с этим пацаном, которого нашли вы с Ромом, и все это веселье в метро... Не знаю, — Гарик покачал головой,— не нравится мне все это.

-А что там с этим мальчиком?

— История довольно странная, куда-то исчезли родители, то ли погибли, то ли... Непонятно. Мальчишка остался один. Как он добрался до Москвы, тоже непонятно, по дороге питался крысами.

Я поежилась

-Вот, вот. Плохое у меня предчувствие. Ты то, что? Закончила с Чарльзом возиться?

Я отрицательно помотала головой.

-Завтра опять в ночь, и послезавтра, и видимо послепослезавтра.

— И послепослепослезавтра?-спросил Гарик.

-Нет, послепослепослепослезавтра, я умру, потому что сопьюсь. Или потому, что не проснусь. Ты знаешь, что мне приказано на работу выходить в сильно нетрезвом виде.

-Мария,— Гарик притормозил и посмотрел на меня,— давай я тебя заменю, а? Получать деньги за то, чтобы пить на работе, это ж надо, чтобы так свезло.

Я даже не стала возражать. Мы молча доехали до дома и поднялись ко мне.

-Может быть, ты сегодня останешься?— жалобно попросила я своего напарника.— Мне ужасно тоскливо одной.

-Машунь, я бы с удовольствием, но не могу. Мне еще надо кое-что проверить, так, что я сейчас обратно в офис.

-Тоже переходишь на ночную работу? — поинтересовалась я.

-Скорее на круглосуточную, давай, не скучай, — он чмокнул меня в щеку, в очередной раз, оцарапав лицо, своей щетиной.

Я пришла и, не раздеваясь, рухнула в постель. Ни на что другое, сил не хватило.

Проснулась я ближе к вечеру, совершенно разбитая. Делать ничего не хотелось, поэтому я решила позвонить Гарику, для разнообразия. Долинский трубку не брал.

-Наверное, пошел по бабам, — подумала я, — был бы на работе, ответил бы мгновенно.

Я походила по квартире. Выпила чаю. Потом еще походила по квартире. Потом полежала. Еще раз позвонила Долинскому. Он опять не ответил, на что, я обиделась. Походила, пообижалась, потом простила его и позвонила еще раз. Но и в третий раз я не услышала своего напарника, поэтому начала немножко волноваться. И решила съездить в офис, поторчать там— дома было тошно— хотелось общения, нужно было разузнать про судьбу Гарика, запастись спиртным на вечер, и я всерьез рассчитывала наткнуться на Рома или кого-нибудь еще, кто захотел бы сводить меня в магазин, и посоветовать, что выпить, а в лучшем случае и разделить мою нелегкую долю и составить мне компанию.

Время было около восьми вечера и я думала как бы, побыстрее добраться до центра, потому, что лезть в метро после вчерашнего, очень не хотелось, но судя по интернету, Москва упорно стояла, и я, вздохнув, спустилась вниз.

Ощущения были не из приятных, я чувствовала, что вчера ко мне что-то присосалось и сегодня продолжало пить из меня энергию. Когда я подошла к офису, то уже была усталой, не начав еще работать. Внутри было подозрительно пусто, хотя было не так уж и поздно. Я пошаталась по этажам, заглядывая в кабинеты, но не нашла никого с кем бы мне хотелось пообщаться. Так, я, неторопливо добрела до кабинета шефа, который был открыт, и откуда доносились знакомые мне голоса.

-Игорь, у нас нет выхода. Это единственное, что мы можем сделать

-Лев Борисыч, я не буду этого делать. Вы понимаете, какие у этого будут последствия. Может быть, можно будет ограничиться переводом, придумаем там что-нибудь.

-Гарик, — голос шефа звучал особенно устало, — я все понимаю. Но боюсь, переводом мы не отделаемся. У тебя не так много слабых мест, но они все-таки есть. А теперь подумай, какие у этого могут быть последствия в принципе? Ты сможешь себе простить, если что-нибудь случится? Ты на себя посмотри, тебе этого мало?

— А что случится?— я решила прервать это позднее совещание.— И что с тобой?— я заметила, что Гарик старался сидеть вполоборота от меня, и бесцеремонно развернула его голову к себе, задев еще и торс, от чего, тот вскрикнул.

Нда, мой напарник напоминал терминатора , у которого отсутствовала половина лица, точнее она присутствовала, но была совершенного другого цвета, чем обычно: на скуле красовался весь спектр фиолетово-багровых тонов, но глаз, слава Богу, был цел и даже не особенно заплыл. Судя по тому, как он дернулся, когда я его задела, у него было сломано ребро.

— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ, Игорь?

— Машуня, -Долинскому было больно, но он бодрился,— не паникуй. Оленьку, помнишь? Кто ж знал, что у Оленьки, муж— боксер в тяжелом весе, и практически родной брат Николая Валуева. А я, как ты знаешь , парень хоть и спортивный, но против слонов, необходимо особое оружие. Я им конечно владею, но до того как я успел убежать, товарищ сумел таки со мной близко пообщаться. Все в порядке.

— И ты сейчас отправишься к врачу, который тебе замотает торс, чтобы залечить ребро и смажет твою физиономию какой-нибудь хренью. Мог бы и обо мне подумать. Как я на улице появлюсь с таким чудовищем, — я изо всех сил делала вид, что мне все равно. Не хватало еще устроить истерику перед начальством.

— А я тебе, о чем говорю, Долинский,— вздохнул шеф,— сходил бы ты к Лехе, он бы тебя полечил.

— Да я сам кого хочешь полечу, ребро у меня не сломано, мазь наложу дома. Мне сейчас надобно выпить, потому, что я подозреваю, что в моей жизни заканчивается очень важный период. А именно, период беспорядочных половых связей. Теперь, при встрече, я буду просить у девушек паспорт, чтобы проверить на предмет возможного адьюльтера с их стороны, ну и бегом, тоже, надо заняться. А то мало ли что, если уж боевые искусства не спасают.