— Потом напал на них кто-то, — неуверенным тоном начал он, отводя глаза в сторону. — Мы с Илюхой возле дуба сидели, когда все началось. Стреляли егеря знатно... и орали, — его голос задрожал. — Командир, они страшно кричали! Будто их сжигали живыми.

— Ты что бормочешь, боец? — Голованко наклонился вперед, всем своим видом выражая нешуточную угрозы. — Немцев пожалел? — Его короткие, как молоденькие огурчики, пальцы схватили Сергея за шиворот его гимнастерки и сильно тряхнули. — Да? Пожалел? Иди на ребят посмотри и послушай, что они рассказывают... Или может заставу забыл? Как раненных бензином обивали и поджигали, помнишь? Жалостливый ты наш! Ладно, хватит! Договаривая, что там случилось...

— Командир, это все дуб! — неожиданно глухим голосом заговорил Сергей. — Это все дуб, что рос у дороги! Помните, он такой огромный, раскидистый.

— Что ты несешь, Сергей? — ярость вмиг слетела со старшины. — Какой к лешему дуб! Говори, кто напал на егерей? Сколько их и куда они идут? Мы же можем объединиться! Понимаешь?! — командир даже забыл про свою рану, воодушевленный неожиданно появившимися перспективами. — У нас будет целый отряд. Да, мы здесь такого натворим! Ты видел их? Оружие у них есть?

Он с надеждой смотрел на своего подчиненного, выискивая в его лице хотя бы малейший намек на радостное известие. Однако, Сергей хранил угрюмое молчание, прерываемое тяжелыми вздохами.

— Ну?! — в нетерпении прогудел он. — Рассказывай!

— Я же говорю, это чертов дуб все сделал, — с трудом выталкивал из себя слова партизан. — Дуб! Дуб! Он живой, он может говорить! Понимаешь, командир, он говорил со мной..., — его речь разгонялась все сильнее и сильнее, становясь бессвязной и прерывистой. — Его корни двигаются по земли, как змеи. Он разговаривал со мной... Спрашивал обо мне, обо всем... Он дал мне оружие, патроны...

Старшина от неожиданности крякнул и нервно зашуршал руками по карманам, пытаясь найти хотя бы несколько крупиц махорки. Курение его всегда успокаивало, но чувствовалось не в этот раз.

— Я что слышу, боец? — прохрипел Старшина, так и не найди курева. — Что это за бред? Тебя контузило? Ты, вообще, понимаешь что происходит? Что ты несешь? Трус! Сбежал! Под трибунал захотел?!

Искривленные болезненные деревья, окружавшие командирскую палатку, медленно зашелестели веками. Темно-зеленые листочки, насквозь проеденные каким-то жучком, густо попадали на землю. Осторожно хрустнул брезентовый край палатки, приоткрывая свое нутро. Рядом зашуршала земля...

— Прекратить! — командир едва сдерживался что бы не закричать в полный голос. — Прекратить рассказывать этот бред! Прекратить сеять панику! Забыл, что за это полагается?! Дуб?! Спятил?!

Кто-то легонько коснулся старшины. Что-то гибкое и влажное сомкнулось на его шее. Голованко попытался обернуться, но его приковал к себе взгляд Сергея. Тот ошалело смотрел куда-то ему за плечо и что-то шептал.

— Не надо волноваться, человек, — возник из ниоткуда голос. — Я не причиню тебе вреда... Я лишь хочу поговорить.

— Говори, раз поговорить треба, — сиплым от волнения голоса разрешил старшина, нащупывая пистолет. — Я разве против доброго разговора?! Да ни в жисть! Спроси кого хочешь, старшина Голованко всегда был горазд потрепать языком.

Рука почти дотронулась до рукояти пистолета, когда запястье кто-то сжал. У него дыхание в груди сперло.

— Отпусти, я все понял, — прошептал старшина. — Давай поговорим.

— Ну вот и хорошо, — одновременно со словами, удавка медленно сползла с шеи солдата. — Я дуб и все, что рассказал этот человек, правда!

— Фриц, Фриц, — раздался еле слышный шепот. — Надо осмотреть это место.

Высокий егерь осторожно присел и начал ковыряться во мху. Одежда бурого цвета, покрытая извилистыми разводами, прекрасно маскировала его фигуру на фоне густого подлеска.

— Они были здесь, — наконец, он поднял голову и с довольным видом показал небольшую пуговицу с отвисшей ниткой. — Капитан был прав. Партизаны были здесь... Примерно сутки назад. Двое. Одни ранен... Здесь его тащили.

Второй, солдат помельче, с отвисшим до самой земли пулеметом, напряженно всматривался в сторону оврага, густо поросшего лещиной. Сквозь густую листву ни чего не было видно.

— Вот кровь, — на клочках мха показались бурые пятна. — Ранен, серьезно. Пытался перевязать...

Эти мельчайшие крохи, мимо которых малосведущий человек пройдет мимо, для Фрица были не просто открытой книгой, а книгой с крупным шрифтом для слабовидящих людей. Лучший следопыт специального отряда по борьбе с партизанами, дважды чемпион ежегодного конкурса среди охотников Баварии, был полностью уверен в себе: свою задачу по обнаружению следов он выполнил на сто процентов и осталось всего лишь навести на цель оперативную группу, в полной готовности дежурившую на базе.

— Подожди-ка, Кранке, не спеши, — вдруг остановил он своего товарища, деловито готовящего рацию к передаче. — Здесь что-то не то!

Его взгляд был прикован к обрушенному краю оврага, который выглядел так, словно здесь что-то пытались скрыть. Кромка далеко выдавалась вперед почти по всей длине оврага и лишь в одном месте обрывалась, показывая свежий слом.

— Внимание! — его кулак взметнулся вверх и настороженно застыл. — Я вниз. Посмотрю, что да как... Стой здесь, если что, прикроешь.

Напарник мгновенно отложил рацию в сторону и схватил пулемет. Спуск в овраг не занял много времени, однако доставил много хлопот. Весь склон был покрыт вырывавшимися из земли корнями, которые назойливо цеплялись за одежду и мешали спуску. На дне Фриц начал осторожно разрывать землю.

— О, мой бог! — непроизвольно вырвалось у него, когда лезвие ножа во что-то уперлось. — Что это?

Клинок выковырял из земли подошву ботинка с характерными гвоздями. Ботинок был немецким. Вскоре показался и сам хозяин. Странным образом искореженное тело — осколки ребер вылезли из грудой клетки, конечности согнуты под немыслимыми углами.

— Да, это же пропавшие связисты, — удивленно присвистнул егерь, вспоминая недавнюю кутерьму с их исчезновением. — Вот, значит, куда их забросило! Оружия, значит, нет! Что?!

Сразу же под телом торчал деревянный приклад. Извлеченный карабин выглядел совершенно исправным и было не понятно, почему его не забрали партизаны.

— Кранке! — приглушенным голосом позвал он напарника. — Кранке! Куда, черт тебя дери ты спрятался? Здесь двое наших! Связисты! Оба мертвы, оружие при них... Слышишь?! Разворачивая свой аппарат и вызывай кавалерию! Одни мы здесь не справимся.

Ответа не было. Сдавленно чертыхаясь, Фриц полез наверх. Как назло автомат все время цеплялся за какие-то корешки и никак не хотел следовать за своим хозяином. Наконец, лямка соскочила и он вылез наружу.

— Где ты там, эльзаская задница?! — выдохнул он, переваливаясь через край. — Решил пошутить, да? Ну?!

Солдата нигде не было. О его присутствии говорила лишь примятая трава, распакованная рация и опрокинутый пулемет.

— Как-то не вовремя ты решил отлить, идиот! — с раздражением проговорил Фриц, направляясь к ближайшим кустам. — Я тебе оторву твою чертову бошку и засуну её в ...!

Прямо перед внезапно заткнувшимся егерем показались коротковатые ноги, медленно исчезавшие в кустах. Перепачканные в глинистой земле ботинки оставляли в зеленоватом мху небольшие бороздки.

— О! Черт! ...! — автомат, секунду назад болтавшийся за спиной, словно сам прыгнул ему в руки и затрясся огнем. — Черт!

Густой кустарник, поливаемый свинцом с нескольких метров, редел на глазах. Тоненькие кустики превращались в щепки, разлетавшиеся в разные стороны. С противным чавканьем пули попадали в лежащего солдата, заставляя его дергаться как припадочного. Палец снова и снова нажимал на курок, но автомат молчал. Магазин был пуст.

— Сейчас, я с тобой познакомлюсь поближе, — нервно улыбаясь, раздвигал оставшиеся кусты Фриц. — Где же ты?

Он нисколько не сомневался, что пули попали точно в цель и где-то совсем рядом валяется беззащитная добыча.

— Где же ты, дружок? — бормотал он, вглядываясь в кусты. — Папаша Фриц тебя не обидит... Он вообще никого не обижает. Ха-ха-ха!

Фриц, действительно, никого не обижал. Правда, понимал это он совершенно по своему! 'Я никого не обижаю, — с этой фразы у него начинался почти любой разговор. — Я почти ангел! — после вполне искренней улыбки интеллигентного человека он продолжал. — Ведь обидеть — это причинить зло человеку, который ни в чем не виновен. Так ведь?! — как правило, с этим утверждением все соглашались. — А у нас ведь нет невиновных! Все мы в чем-то виновны. Так ведь, Курт?! Кто-то виновен в том, что в детстве воровал леденцы из бабушкиного комода... Это был точно ты, Курт! Ха-ха-ха! Ну, а кто-то проштрафился гораздо сильнее... Поэтому, все мы в чем-то виновны! Вот видите, я никого не обижаю! Я просто воздаю людям именно то, что они заслуживают'.

— Иди ко мне, — с щелчком на свое место влез новый магазин. — Мы поиграем.

Вот показалась спина Кранке с растопыренными руками. На его шее блестел какой-то влажный шнурок, крепко стягивавший зону воротника. Из под плеча торчал еще один, более толстый. Оба они уходили в сторону громадного дуба, ствол которого виднелся в густом кустарнике.

— На удавочку, значит, взяли, — с некоторым удовлетворением от созерцания хорошо исполненной работы, прошептал Фриц. — Хорошо сработали. Даже пикнуть не успел. Ну, ничего, я и не таких ломал... Иди ко мне, дружок! Ты где-то здесь. Папашу Фрица, не проведешь. Я тебя нюхом чую! А-а-а-а-а-а!

Крик Фрица оказался на удивление тонким и женоподобным. От такого массивного и мужественного на лицо солдата можно было ожидать совершенно иного, например, такого зверского, буквально парализующего на месте, вопля или какого-нибудь яростного рыка, от которого просто падаешь в обморок.

— А-а-а-а-а-а! — непрерывный тонкий вопль продолжал звучать, наполняя лес жутким страхом и вонью. — А-а-а-а-а-а!

Все новые и новые, пахнущие землей и влагой, жгуты рвались из под его ног. Казалось, егерь попал в зыбучие пески, с жадным чавканьем поедающие его ноги. Гибкие путы за считанные мгновение оплели его тело и быстро потащили под землю, где любой биомассе можно было найти применение.

Его возможности непрерывно росли и эта скорость не просто поражала воображение, а более того, пугала его. Андрей не успевал осознавать то, что с ним происходит. Каждая секунда, каждая минута, новый день или наступающая ночь приносили с собой умопомрачительные открытия.

Корневая система дуба разрасталась бешеными темпами, завоевывая все новое и новое пространство. Гибкие тросы, которые ощущались им уже как неотъемлемые, прорывали за день десятки длинных извилистых ходов, превращая окружающее пространство в рыхлую массу. Еще недавно твердая и похожая на скалу земля стала мягкой как пух, а покрывающие ее листья, обломки веток, желуди рассыпались равномерно по всей поверхности.

Со стороны дороги Андрей уже давно добрался до деревни. Его корни вовсю хозяйничали под бревенчатыми домами, порой пробираясь в комнаты и подвалы. Он побывал во всех колодцах, разворошил добротно сложенные срубы и вдоволь напился. За эти дни и часы деревня, вообще, обзавелась дурной славой. После разгрома егерей и бегства жителей сюда хлынули толпы мародеров из окрестных деревень, сразу же столкнувшиеся с необъяснимыми явлениями. Ходуном ходящие дома, плывущая местами земля, ломающиеся как спички деревья — все могло отговорит от грабежа кого хочешь.

Однако, главное он обнаружил буквально недавно. Его корни, беспрерывное метание которых становилось системой, как-то странно стали реагировать на встречавшиеся деревья. Если раньше они просто игнорировались, то теперь все началось меняться... Первый раз Андрей ощутил это вечером, когда в очередной раз обдумывал свою судьбу. Вдруг он почувствовал какое-то давление, словно ему хотелось сделать что-то непонятно, не осознаваемое. Кусочек его сознания пробежался по телу — сначала сверху вниз, потом снизу верх. Все вроде было как обычно! Все было спокойно! Однако, вдруг вновь что-то появилось... 'Ага! — обрадовался Андрей, обнаружив, наконец, источник своего беспокойства. — Вот оно где сидит-то'. Один из его корней в своем путешествии коснулся корешков крохотной березки, растущей почти в сотне метров к северу. 'Как это странно, — вздрогнул Андрей, пытаясь определить это новое для него ощущение. — Какой-то легкий холодок... Брр! О! Что это? Кажется ... Как же это все легко!'.

Андрей, пробуя на вкус и цвет новое ощущение, вдруг куда-то провалился. Вновь, как и раньше, возникло чувство падения в бездонный, бесконечный колодец, своими сходящимися стенками убегающий в темноту. Его несло в течении нескольких секунд, мотало и бросало из стороны в сторону. Вот показался свет! Из небольшого, едва заметного, пятнышка он вырос до целого мира, залившего светом все вокруг.

'Что за ...? — пробормотал Андрей, вновь оказавшись в дереве, другом дереве. — Куда это меня закинуло? Береза! В березу!'.

Все его новое тело просто вопило о себе новыми ощущениями. Андрей очутился в тоненьком тельце молоденькой березки, которая только едва начала кудрявиться. Крошечные листики с влажными зубчиками медленно шелестели на ветру. Вместо разветвленной и густой корневой системы он едва шевелил небольшими отростками, которые с трудом вгрызались в почву. 'Вот это я скаканул! — выдохнул он, пробежавшись по стволу. — Но здесь похуже... Слабовато. Привык я что-ли к своему дубу'. Ему было как-то не по себе. Он быстро нырнул обратно и по стволу добрался до корней. Нужный отросток нашелся практически мгновенно. Благо, разница между здоровенными корнями его дуба и хиленькими корешками березы была видна невооруженным глазом. Сделать переход во второй раз Андрею удалось гораздо быстрее, чем в первый.

'Значит, я могу ходить! — наконец-то, стало доходить до Андрея. — От дерева к дереву, от дерева к дереву, от леска к леску... Я могу ходить'. Это было незабываемое для него открытие! Ходить! Обрести подвижность в тот момент, когда ты, казалось, был навечно заточен в деревянные оковы, когда ты с этим смирился... В этот самый момент он вновь почувствовал себя человеком. 'Я могу ходить, — по ветвям и коре проходили едва заметные судороги. — Я увижу маму, братьев! Мама! Я скоро приду!'. Он рисовал перед собой красочные картины встречи с родными. Родная деревня, вокруг которой он бегал босоногим мальчишкой. Глубокая речушка с переброшенным через нее крутым мостом. Старый жеребец Прошка с подслеповатыми глазами, так любивший ржаной хлеб. Эти видения были столь реальны, что, казалось, ткни в них пальцем и ты там!

Дуб шатало. Его узловатые ветви рвались из стороны в сторону, словно необъезженные скакуны. Желуди дождем сыпались на землю, покрывая ее блестящим ковром. Почва близ дерева кипела от грызущих землю корней. 'У-у-у-у-у! — ревел парень, пытаясь заглушить невыносимую боль. — Я же дуб! Какая мама?! Какая к черту деревня? Откуда все это возьмется? Я же проклятый кусок дерева! Как я им покажусь на глаза?'. Ему действительно было плохо, невыносимо плохо! Он был одинок, он был другим, он был непонятно кем и становился непонятно кем!