Бродяжка голубых кровей

Я выпучила налившиеся кровью глаза. Она шутит?

— Нет, не шучу, — сказала Мира. — У входа дежурит глухонемой парнишка. Ждет. Псом его звать... Верлена его взяла в услужение, чтобы всякие грязные дела за нее выполнял. Разумно, он ведь ничего никому рассказать не может...

Меня охватила паника. Не столько от сознания безысходности положения, сколько от будничного тона Миры. Будто речь шла не о мучительной смерти, которая вот-вот постигнет нас, а о погоде или рецепте говяжьей похлебки.

— Помогите! — заорала я что есть мочи. — Кто-нибудь!

— Бесполезно, — сообщила Мира бесстрастно. — Слишком далеко. Да и эта змея велела добавить сонные травы в вино. Тех, кто его пил, ждет страшное похмелье поутру. Никто не услышит твоих криков.

— Зачем она это делает? — воскликнула я в отчаянье. — Что я ей сделала?

— Ты метишь на ее место, — ответила Мира. — Ты Ларию убила, и стала ею. А они враждовали с детства. Так что покончив с Ларией, записалась во враги Верлены.

Боги, как все, оказывается, сложно. Внутри своры была своя иерархия, свои интриги и борьба за власть и положение. Я во всем этом участвовать не желала, но меня уже во второй раз втягивали против воли.

— Я же не знала...

— А какая разница? Ты спросила, почему. Я ответила. Да и потом, у нее другая причина была. Свермиру ты отчего-то приглянулась. А Верлена соперниц не любит. А уж когда встают у нее на пути дважды...

— Ты сказала "соперниц... Были и другие?

— Конечно. И не единожды.

— И она всех заживо сжигает?

— Нет. Только если я тебе скажу, что с остальными сделала, тебе легче не станет.

— Тогда почему сразу дом не подожгла? Зачем ждать рассвета?

— Чтобы помучились. Ей нравится думать, что ты будешь страдать не только умирая в огне. Ожидание смерти — что может быть ужаснее?

Я помолчала, раздумывая над печальной участью, которая неминуемо меня ожидала. Слишком уж все мрачно обрисовала Мира. Хотя... Может, оно и к лучшему? Ведь если выживу, и меня вернут в общину, рано или поздно мы с Верленой придем к тому же, что произошло накануне с Ларией. Одна из нас все равно умрет. Так может...

Да черт возьми, кого я обманываю! Как бы сильно не грызла меня совесть, как бы я себя ни презирала за то, во что превращало меня желание выжить любой ценой, умирать, чтобы разом покончить со всем этим, мне не хотелось. И очиститься от грехов огнем — тоже.

— Есть идеи, как выбраться отсюда? — спросила я.

Мира устало вздохнула.

— Нет. И я не хочу.

Я удивленно вскинула брови.

— Что ты такое говоришь?..

— А зачем? Вернуться, чтобы Верлена бросила меня на растерзание собакам? Или связала и выкинула в реку?

— Я думала, общиной управляет тетушка Джуффери...

— Так и есть.

— Значит, она сможет защитить тебя!

— Нет, Вилька. Она ни за что мне не поверит. Да и Верлена не глупа. Она не раз обставляла все так, что убийство выглядело, как нелепая случайность. Вот и теперь сочинит очередную легенду, которую тетушка проглотит и не подавится. Так всегда бывает.

Стиснув зубы, я сердито взглянула на нее. Разве можно быть такой? Опустить руки и позволить делать с собой, что другим вздумается, отринуть естественное желание человека жить...

Я всегда расстраивалась, если допускала ошибки. Замыкалась, начинала избегать других. Любой промах для меня был равноценен вселенской катастрофе. До тех пор, пока однажды незрячая Тирэль, одна из моих наставниц, не рассказала мне одну историю.

Во времена, когда Тирэль и Эрминь Ли"вэй были юны и прекрасны, случилось так, что обе полюбили одного человека. Чувства их были сильны, но еще сильнее — любовь друг к другу. Они ни за что не позволили бы мужчине встать между ними. Потому ни одна из сестер не позволила себе рассказать человеку о чувствах. Шло время, Эрминь забыла человека, но любовь Тирэль продолжала жить. Годами бессмертная эльфийка наблюдала, как возлюбленный учится, сражается, женится, стареет... он умер незадолго до того, как она ослепла. На смертном одре он держал ее руку и шептал, что всю жизнь любил ее одну. Тирэль не плакала, но когда сердце человека остановилось, что-то внутри нее умерло вместе с ним.

Они могли быть счастливы те несколько десятков лет, что боги отвели человеку. Но теперь он умер, и вернуть его было невозможно. Нельзя исправить смерть...

Эта история заставила меня пересмотреть свои взгляды на проблему. Нет непоправимого. Только смерть. Нельзя вернуть из могилы мертвого. Но пока ты жив, есть надежда все исправить.

Так что ты, Мирка, как хочешь, а я буду бороться до конца.

Я опустила взгляд. Чудесным образом игла куртизанки осталась при мне. Сначала мне показалось это странным: вряд ли разбойник с лисьим хвостом упустил бы возможность завладеть таким сокровищем. А потом я поняла. Верлена оставила его нарочно, рассчитывая, что я не дотянусь до оружия сама. Близость спасительного лезвия и невозможность воспользоваться им причинили бы мне еще большие страдания.

Но когда меня связывали, Миры еще не было рядом.

— Кажется, у меня есть план... — с улыбкой сказала я.

* * *

— Мира, прошу тебя! — воскликнула я, косясь на окно.

Занимался рассвет. Еще чуть-чуть, и верный Пес исполнит приказ Верлены. А я все уговаривала глупую девчонку помочь мне освободиться.

— Ничего не выйдет... — твердила Мира.

— Можешь хотя бы попробовать? Пока мы тратим время на болтовню, уже давно выяснили бы, выйдет или нет!

Мира вздохнула. Неужели ей совсем не страшно? Неужели она готова вот так, запросто, сдаться?

— Ну хорошо, — уступила, наконец, девчонка. — Но я не обещаю...

— Просто попробуй!

Я ухватила шнурок зубами и вытянула ножны с оружием из-под одежды. Мира подергалась, стараясь раскачаться на веревке и хоть немного приблизиться ко мне. Удалось ей это не сразу, и на радостях она не успела увернуться и со всей дури врезалась лбом мне в переносицу.

— Ай! — вскликнули мы хором, ослепленные искрами из глаз.

— Давай еще, — сказала я, морщась. — Но теперь осторожнее. И постарайся ухватить ножны.

— Не получится...— завела старую песню Мира.

— Да чтоб тебя... Давай!

Мира качнулась раз, другой.... Времени оставалось все меньше, а у нее все не получалось.

— Я же говорила, — устало произнесла девчонка.

— Давай еще.

— Нет, Вилька, ты же видишь...

Ну нет, я не позволю тебе сдаться!

— Я возьму его в зубы...

— Ну даже если я его ухвачу, что тогда?

— Разрежешь вот этот узел. Видишь?

— А толку? Ты вся запеленатая...

— Я смогу освободить руки. И вытащу нас. Давай!

Кое-как ухватила ножны зубами и застыла, едва не сходя с ума от волнения. Мира качнулась, вытянула шею насколько это возможно и намертво вцепилась в рукоять. Я стянула ножны и бросила их на пол. Мирка так обрадовалась нежданному успеху, что заулыбалась и хотела что-то сказать, но я замотала головой. Расцепит зубы — пиши пропало. Второй раз может вообще не получиться. Она кивнула и с горем пополам начала резать узел. Шнурок от ножен врезался мне в шею, но в то же время удерживал Миру рядом. Стиснув зубы я терпела.

И тут запахло дымом. Мирка вскинула на меня полные ужаса глаза. Все-таки, ей было не все равно... Я только мужественно кивнула.

— Продолжай. Время еще есть.

Она послушалась. Кажется, прошло так много времени, пока она резала один-единственный узел. Я повернулась и увидела в окне мальчишку, которого накануне не приметила. Пес Верлены. Он шел с факелом, поджигая траву. И внезапно заглянул внутрь. Встретившись со мной взглядом, он испуганно подскочил и исчез.

Маленький ублюдок.

В это время я почувствовала, что веревки заметно ослабли, и не без труда смогла освободить руки.

— Получилось! — вскрикнула Мира, роняя нож, которым я должна была разрезать путы на ногах.

Я взглянула на девчонку, и только тогда она поняла, что наделала.

— Прости... — выдавила она.

Я покачала головой и молча вытянулась, пытаясь дотянуться до лежавшего совсем рядом ножа. Подцепив пальцами, все же достала и принялась торопливо разрезать оставшиеся узлы. Дом уже пылал, дым не давал толком дышать. Мира закашлялась. У меня ходуном ходили руки, но я продолжала резать.

Освободившись от пут, рухнула на пол кулем прямо на спину. Больно было ужасно, но я решали, что пожалеть себя смогу потом. Когда выберемся. А мы обязательно выберемся!

Мира задыхалась, и когда я, стараясь удержаться на ватных ногах, в которых возобновлялось кровообращение, освобождала бабочку из кокона, она уже едва не теряла сознание. В окно мы прыгнули друг за другом, не сговариваясь. И тут же, не давая себе отдышаться, ломанулись через бурьян в лес.

Рассвет в тот день был особенно ярким. Горизонт светился заревом пожара. Услышав, как рушится крыша, я удвоила скорость. От мысли, что мы могли быть там, беспомощные бабочки в тугом коконе из веревок, становилось дурно.

.

Глава 5

Оранжевые розы

Мы изменяем себя в основном по одной из двух причин — вдохновение или отчаяние.

Джим Рон

Мы бежали, натыкаясь на все подряд, спотыкаясь и едва не падая. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, тянули назад, но мы не сдавались. Я улыбалась, наслаждаясь ветром в волосах. Свободны! Мы свободны! Теперь мы вольны идти, куда пожелаем. И я не сомневалась, что очень скоро мы найдем тех, кто сможет помочь отыскать путь в Йефиалию. Мир не без добрых людей.

Мира не выглядела такой счастливой, и я ее понимала. Для меня столица Вафали-рейн — дом. Для нее — чужая земля, где на нее, чернявую смуглую девчонку, светлоглазые рейнцы будут глядеть, как на содержимое выгребной ямы. В Мире без сомнения течет дикая кровь. Южанки, такие же, как она, торгуют на йефиальских рынках, нанимаются в богатые дома прислугой. Эти женщины знают: им никогда не подняться выше, но они благодарны за то, что их не бьют и таскают за волосы по улицам, как поступали бы их нелюбимые мужья. Мира вряд ли обрадуется, когда поймет, что ей предлагают всего лишь сменить одного хозяина на другого. По крайней мере, когда мы доберемся до Йефиалии, я смогу дать ей денег, которых хватит, чтобы начать новую жизнь.

— Все! — воскликнула Мира. — Больше не могу...

— Нет, еще чуть-чуть! — умоляла я. — Мы ведь почти выбрались!

— Откуда тебе знать? — все еще не могла отдышаться девчонка. — Ты в этом лесу сроду не была, а говоришь так, будто прожила в нем всю жизнь. Как определила? Знакомые деревья увидала?

— Да нет же, смотри! — я показала на видневшиеся вдалеке дома. — Наверняка там люди. Они нам помогут!

— Или убьют, — отрезала Мира, не сбавляя шага и не глядя на меня. — Тебя ничему жизнь не учит? Там могут быть такие же, как мы. Только Свермира может не оказаться, и церемониться с нами не будут, как он. Оприходуют и порежут на ремни.

— Ну как ты можешь такое говорить?! — подпрыгивала я от нетерпения. — Когда, возможно, так близко наше спасение...

Мы прошли дальше и обнаружили глубокую брошенную нору под старым деревом. Недолго думая, Мира забралась туда, уповая на то, что хозяин не вернется, и удастся поспать в относительной безопасности. Девчонка собрала с земли еловые ветки и устроила себе лежанку.

— Подождем до темноты, — сказала она. — Подкрадемся, послушаем, и если решим, что их можно не бояться, утром постучимся в дверь ближайшего дома.

— А если все окажется не так радужно?

— Пойдем дальше.

— И что мы будем есть все это время?

— Не знаю. Ягоды поищи, если хочешь. Только ярко-синие не трожь. Ядовитые они.

— А ты?

Мира потопталась на лежанке, прилегла, проверяя, достаточно ли она мягкая, и, наконец, откинулась на спину, жмурясь, словно кошка, досыта наевшаяся сметаны.

— А я отдохнуть хочу, — сказала она.

— Так не пойдет, — возмутилась я. — Ты кверху пузом лежать будешь, а я — еду искать. Я тогда только для себя соберу.

— Как хочешь. Я еще после пира не успела проголодаться. Да и после того, как вверх ногами повисела, до сих пор тошнит...

Я лишь всплеснула руками, не желая больше спорить. Для Верлены Мира всегда была зверюшкой на привязи, которой можно помыкать, как вздумается. Теперь, освободившись от хозяйки, девчонка могла вздохнуть с облегчением и покапризничать. Я ее не винила. Она натерпелась.

Порыскав вокруг, я собрала грибов и ягод, завернула в подол рубахи, и принесла Мире. Потом мы долго перебирали мои находки вместе, и девчонка, к моему неудовольствию, выкинула добрую половину. Мол, грибы с белыми шляпками в зеленую крапинку ядовитые, а те, что от белых отличаются желтой ножкой — безвредные, но несъедобные. Все равно, что жевать пергамент, утверждала Мира. И если хочу без приключений добраться до ближайшего города, лучше не класть в рот что попало. А мне было все равно, хоть землю жевать. Каждый раз, как девчонка выкидывала что-то, желудок сводило от голода. Мне-то во время пира вкусностей не перепало. Вина тоже не досталось, но, как оказалось, оно и к лучшему. Если Верлена действительно сонных трав в напиток подсыпала, как говорит Мира, не сидеть бы мне с ней рядом и не перебирать наш скромный ужин.

Мы развели костерок. Пожарили оставшиеся грибы, ягоды съели так. Я не наелась. Не могу насытиться без мяса. Но охотиться я не умела, да и нечем было, кроме ножа. Воды тоже не нашлось. Ни ручейка поблизости, ни лужицы. Я тогда, клянусь, из нее напиться не побрезговала бы. Мы старательно слизывали с рук кисловатый ягодный сок, но не могли утолить жажду. В какой-то момент Мире, наверное, это надоело. Не говоря, ни слова, она поднялась и исчезла за деревьями. Я даже перепугалась сначала. Мало ли, что взбредет ей в голову. Кровь к голове прилила, дыму надышалась.

Пошла следом и всего в паре дюжин шагов от убежища нашла девчонку. Как ни в чем не бывало, она стояла перед деревом и гладила кору. Дерево звалось кулимис и отличалось от остальных тем, что не меняло красно-золотой убор ни летом, ни зимой. Растут они по опушкам лесов и, если верить рассказам наставниц, не раз спасали жизнь заблудившимся и потерявшим надежду путникам. За голыми стволами кулимис хорошо виден. Потому и служит путеводным огнем для отчаявшихся найти дорогу домой.

— Нож не потеряла? — спросила девчонка, ничуть не удивившись тому, что я за ней следила. — Давай сюда.

Я отступила на шаг, мотая головой и глядя на нее расширившимися от ужаса глазами.

— Есть, но не дам.

Мира нахмурилась и опустила протянутую руку.

— Это почему же?

— Нельзя причинять вред кулимису, — сделав страшные глаза, ответила я.

В Йефиалии это дерево священно. Нельзя рубить ствол или ломать ветки. Осквернившего кулимис ждут несчастья. Женщины теряют способность зачинать и вынашивать детей, мужчины лишаются сил. Раз в несколько лет верхний слой коры кулимиса отмирает, и тогда его можно срезать. Этой корой потом травницы лечат от многих болезней.

Все это я рассказала Мире, а та лишь усмехнулась.

— Как хочешь. Но знай, что долго ты не протянешь, если не сделаешь, как я говорю.