Наследие ван Аленов. Книга 4

Но сперва им нужно было найти Джордан. Она расскажет, что произошло; Джордан знает, кто принадлежит к Серебряной крови и где они прячутся.

Потому что Джордан Ллевеллин лишь притворялась ребенком. На самом же деле Джордан — хранитель, Пистис София, старейшина старейшин, дух, рожденный с открытыми глазами — то есть полностью сохраняющий память. София спала тысячи лет, пока Корделия ван Ален не попросила Ллевеллинов, одно из самых старых и пользующихся наибольшим доверием семейств сообщества, принять ее дух в своего новорожденного ребенка. Хранителю надлежало бдить и поднимать тревогу, если бы вдруг Темный князь вернулся на землю. Во время кризиса в Риме именно София первой раскрыла предательство Кроатана. Ну, примерно как-то так.

Все это было давно, и Мими не дала себе труд вспомнить поточнее. Когда живешь тысячи лет, копаться в собственных воспоминаниях — это все равно что искать контактные линзы в груде битого стекла. Прошлое не было аккуратно разложено по файлам и папкам, с подписанными для простоты названиями и датами. Прошлое представляло собою мешанину образов и эмоций, знаний, которых ты не понимаешь, и информации, про которую ты не помнишь, что владеешь ею.

Когда выдавалась свободная минута, Мими пыталась понять, отчего она так охотно вызвалась в добровольцы. Она пропустила выпускной год в школе и теперь не сможет закончить ее вместе с одноклассниками. И не то чтобы она так уж сильно беспокоилась о Джордан Ллевеллин. Они встречались всего пару раз, и каждый раз Джордан либо корчила рожи при виде Мими, либо грубила ей. Но что-то внутри говорило Мими, что она должна идти, и Джек не стал ее останавливать.

Даже странно, отчего все вечно оборачивается совсем не так, как ожидаешь. Мими думала, что после всего произошедшего они с Джеком сблизятся, особенно если учесть, что паршивое отродье, ван Ален, наконец-то убралась прочь. Возможно, теперь, когда ничто больше не стояло между ними, они стали воспринимать друг друга как нечто само собой разумеющееся. Но почему она здесь, а он — в другом месте?

— О чем задумалась? Расскажи — пенни дам, — сказал Кингсли, как будто лишь сейчас заметил царящее в такси молчание.

— Мои мысли стоят дороже, — отрезала Мими. — У тебя таких денег никогда не будет.

— Да ну? — Кингсли приподнял бровь. Его фирменное движение. Дамы просто штабелями укладываются. Мими это видела по его заносчивому лицу. — Никогда не говори "никогда".

Забронированный отель был очень скромным: три звезды, да и то с натяжкой. Он находился в нескольких милях от берега, а лифт, когда они приехали, оказался сломанным.

Мими не сумела уснуть, потому что от простыней зудела кожа, и была очень удивлена, обнаружив поутру своих сотоварищей в прекрасном настроении. Ну... видимо, некоторым нравится перкаль.

Кингсли во время завтрака выглядел заново подзарядившимся энергией, и явно не только от четырех порций кофе эспрессо с молоком. Он пил кофе, как некоторые вампиры пьют кровь.

— Мы думали как люди, — вздохнул Кингсли. — Искали подозреваемых, допрашивали свидетелей. А ведь мы снова сражаемся с Кроатаном.

А они воспользовались отпущенным временем, чтобы сфабриковать воспоминания, ведущие куда угодно, но только не к ним.

— Это значит, что она здесь. В Рио. Ясно. — Мими кивнула. — Они постарались услать нас как можно дальше.

— Возможно, она прямо у нас под носом, — сказал Кингсли. — В одном из самых густонаселенных городов мира.

— Десять миллионов человек, — произнесла Мими. — Это много.

Она подумала, сколько снов им теперь предстоит прочитать, сколько бесконечных ночей гоняться за тенями во тьме, и почувствовала, что падает духом.

Кингсли отошел от стола к буфетной стойке с предоставляемым отелем завтраком: сырные булочки, соленые крекеры, нарезанные папайя, манго и арбузы на тарелках. Мисочки с кремом из авокадо. Кастрюли с подогревом, а в них нарезанная ветчина в меду и поджаренный бекон. Кингсли взял дольку арбуза, остановился у большого, во всю стену, окна, из которого открывался вид на город, и принялся есть. Мими проследила за его взглядом. Кингсли смотрел на сбившиеся в кучу горные склоны. Фавелы так же кишели жителями и были так же изобретательно застроены, как муравейник; они опасно нависали над обрывами — запутанные лабиринты, приют городской бедноты Рио.

— Поразительно! Настоящий город в городе, — произнесла Мими. — Уму непостижимо, как их не смывает во время сезона дождей.

Кингсли положил арбузную корку.

— Трущобы... ну конечно! Серебряную кровь всегда влекло к хаосу и беспорядку. Отсюда мы и начнем.

— Ты что, серьезно? — Простонала Мими. — Да туда никто не сунется, кроме тех, кому деваться некуда!

ГЛАВА 9

БЛИСС

Посетитель злился. Блисс ощущала его раздражение, как волдырь. Была вторая половина дня, насколько она могла судить. Дни ускользали один за другим так незаметно, что трудно было вычислить время, но Блисс старалась, насколько хватало сил. Если Посетитель вел себя тихо — значит, была ночь, а если чувствовалась его настороженность — значит, день.

Обычно девушка успевала увидеть кусочек окружающего мира, когда Посетитель просыпался. Как, например, вчера, с этими белыми ставнями. Потом шторы задергивались снова. Лишь когда Посетитель терял бдительность, Блисс удавалось хоть мельком выглянуть наружу.

Вот как сейчас, когда его что-то застало врасплох.

Минуту назад они быстро шли по дому и вот внезапно врезались в группу животных, нелепых и жалких. Уродливых. Что это такое? Что она видит? Потом Блисс поняла, что смотрит на мир глазами Посетителя. Лишь после некоторых усилий ей удалось увидеть, что это всего лишь группа обычных людей. Дама в бежевом костюме и солнечных очках вела какое-то семейство через вестибюль. Они выглядели как типичные обитатели Хэмптонса: глава семейства в рубашке поло "Лакосте" и с наброшенным на плечи белым теннисным свитером, его супруга в лавандовом платье из жатого ситца, дети — двое мальчишек — в миниатюрных копиях папиного наряда.

— Ой, здравствуйте... Извините. Нам сказали, что во время показа хозяев дома не будет, — с неискренней улыбкой произнесла дама в деловом костюме. — Но раз уж вы здесь, случайно, не подскажете, можно ли связаться с подрядчиком вашего отца, чтоб закончить реконструкцию?

Потом все заволокла чернота и картина исчезла снова, хотя Блисс смогла расслышать вопрос. Боби Энн перед смертью как раз затеяла реконструировать дом. Сейчас все уже должно было быть завершено, но, когда они вернулись из Южной Америки, Форсайт приказал остановить работы. Так что задней половины дома сейчас просто не существовало. На ее месте зияла здоровенная дыра в земле, заполненная известковой пылью, опилками и пластиком.

Сенатор вернулся в Нью-Йорк и обнаружил, что во время последнего финансового переворота его как следует обчистили. Насколько Блисс понимала, он влип во что-то вроде схемы Понци . В общем, там было какое-то мошенничество, известное Блисс лишь в общих чертах; она знала только, что этого всего хватило, чтобы на какое-то время Форсайту стало не до дел Совета. Она не могла точно сказать, что именно случилось, потому что примерно в это время Посетитель начал брать верх, однако у Блисс было такое ощущение, что они обанкротились. Форсайт пытался взять заем у Комитета, чтобы справиться с затруднениями, но этого оказалось недостаточно. Жалованье сенатора можно было вообще не принимать в расчет. Ллевеллины, подобно многим семействам Голубой крови, жили на прибыли от вложенного капитала.

А теперь этот вложенный капитал исчез.

Возможно, именно поэтому в доме появился агент по продаже недвижимости, в компании с клиентами. Форсайт продавал дом. Блисс эта идея особо не расстроила. Она не так уж много времени провела в Хэмптонсе, чтобы перспектива расстаться с этим жилищем печалила ее. Вот когда они оставили свой техасский особняк, это повергло ее в куда большее уныние. Она до сих пор иногда тосковала по нему: по своей двухъярусной спальне в мансарде, примостившейся под сенью старой ивы, по скамье-качалке, на которой любила читать вечерами, по старинным зеркалам в ванных комнатах, в которых все выглядели чуть-чуть таинственными и волшебными.

Оставшись одна в темноте, Блисс подумала, что Посетитель ушел ненадолго. На сколько именно, она не знала. Трудно судить о времени, когда тебя больше нет в материальном мире.

Блисс толком не понимала, в чем дело, но в нынешнем ее одиночестве появилось нечто иное. Как будто она на этот раз и вправду осталась одна, а не просто оказалась изгнана из собственного тела, пока Посетитель занимается бог весть чем. Обычно она ощущала его присутствие, но в прошлом бывали моменты, когда ей казалось, что в ее теле существует только она сама, а тот, другой, ушел.

Возможно ли такое? Действительно ли она одна? Блисс почувствовала, как ее охватывает волнение.

Рядом не было ничего. Посетитель ушел, она это чувствовала. Она была уверена в этом. Она знала, что ей нужно сделать. Но не знала, способна ли на это.

"Отдерни шторы. Открой глаза.

Открой глаза!

Открой!!!"

Но где они — эти глаза? "Бесплотный". Сейчас Блисс в полной мере поняла значение этого слова. Это было все равно что плавать без якоря. Ей нужно снова вернуться на землю, ощупью отыскать дорогу... ага, проблеск света... или это лишь игра ее воображения?.. Но если она сумеет расширить эту светящуюся щелочку... ага, вот так... еще чуть-чуть...

Блисс медленно открыла глаза. Получилось! Она огляделась по сторонам. Это было потрясающе — видеть мир самой, а не так, как его видел Посетитель, через его окрашенные ненавистью линзы. Она находилась в библиотеке. Маленький, уютный уголок с книжными шкафами во все стены. Мачехин дизайнер настоял на библиотеке, мотивируя это тем, что они есть во всех "приличных домах". Боби Энн читала журналы. Форсайт предпочитал обитать у себя в берлоге, в обществе телевизора с большим экраном. Библиотека стала владением сестер. Блисс вспомнила, как они с Джордан, сидя в кресле у окна, читали и время от времени поглядывали на бассейн и океан. Девушка заметила на полке рядом с викторианским бюро стопку книг — домашнее чтение, заданное на прошлое лето. "Братья Карамазовы". "Гроздья гнева". "Доводы рассудка".

Блисс показалось, что она услышала какой-то звук. Но она не поняла, снаружи он донесся или изнутри.

"Задерни шторы. Закрой глаза! — в ужасе подумала она. — Закрой, пока он не вернулся".

Блисс закрыла глаза.

Ничего не изменилось. Она по-прежнему была одна.

Блисс подождала, довольно долго, потом снова открыла глаза. Ничего. Она и вправду одна. Надо этим воспользоваться. Надо было составить какой-то план еще тогда, когда она впервые заметила его продолжительное отсутствие.

Нужно что-то делать, а не только смотреть по сторонам. Посмеет ли она? Тело было неповоротливым и тяжелым. Ужасно тяжелым. Это невозможно. А вдруг он вернется? Что тогда? Блисс сказала себе, что нужно попытаться. Нужно что-то делать. Не может же она просто жить, подобно инвалиду, в заточении, в параличе.

"Раз я смогла открыть глаза, могу сделать и еще что-нибудь. Я ведь по-прежнему Блисс Ллевеллин. Я выигрывала теннисные турниры и бегала марафоны. Я могу это сделать".

"Пошевели рукой. Пошевели рукой".

"Не могу... Слишком тяжело. Где моя рука? Есть ли она у меня? Что такое рука? Получилось! Я ощущаю свои пять пальцев, но кажется, будто они ужасно далеко, или где-то за стеклом, или под водой".

Блисс вспомнилась передача "Сегодня", про фокусника, который попытался прожить под водой несколько дней, и то, каким скованным и распухшим он выглядел. Она не фокусник, но это еще не причина сидеть поглощенной собственным страхом.

"Шевелись. Шевели... Своей... Рукой... О боже. Она же весит три тыщи фунтов. Я не могу. Не могу. Но должна. Давай же!"

Блисс вспомнила, как тяжело было отработать исполняемую вчетвером пирамиду "скорпион", одну из самых сложных фигур в чирлидинге. Для нее требовалась безукоризненная координация и мастерство гимнаста, работающего на трапеции. Блисс была единственной во всей их группе поддержки, способной исполнить "скорпиона". Она помнила, как страшно ей было в первый раз. Если не ухватиться за руки тех, кто стоит в нижнем ярусе, упадешь. Если пропустить сигнал корректировщика, упадешь. Если не удержишь равновесие на левой ноге, упадешь.

Но она ухватилась, и встала куда нужно, и вскинула правую ногу выше головы, и простояла так, сколько было нужно, а потом ее подбросили, она исполнила тройное сальто и приземлилась на обе ноги.

Плохо, что в Дачезне не было своей команды чирлидинга. Блисс пыталась было ее создать, но никто не заинтересовался. Снобы! Они даже не понимают, чего лишились. Волнение перед матчем. Предвкушения толпы. Трепет, который ощущаешь, выбегая на поле, подпрыгивающая грудь, рев трибун, зависть и восхищение. По пятницам чирлидерам разрешалось приходить в школу в своей униформе. Это было все равно что носить корону.

"Скорпион".

Она его одолела.

"Раз я справилась тогда, справлюсь и сейчас", — сказала себе Блисс.

"Пошевели рукой!"

Она ощутила сильный удар собственной руки по лицу. Посетителя не волновали мелочи вроде маникюра или стрижки волос. Блисс разозлилась. Она столько трудилась, чтобы хорошо выглядеть, и вся ее работа пошла псу под хвост! Волосы были спутанными и даже на ощупь жесткими. Нужно с этим что-то делать.

Проклятье! Рука отдернулась, словно у марионетки на ниточках. Но все же она это сделала! Ее рука неловко провела по лицу и убрала волосы с глаз.

Итак...

"Я могу это сделать. Я могу контролировать собственное тело. Это трудно, болезненно и медленно, но я справляюсь. Я еще не выбыла из игры".

Теперь нужно заново научиться ходить.

ПРОВОДНИК

Кристофер Андерсон почти семьдесят лет верой и правдой служил проводником Лоуренсу ван Алену. Именно он после возвращения Шайлер и Оливера с Корковадо доставил Шайлер в больницу, чтобы о ее руке позаботились врачи. Бодрый и любезный джентльмен никогда не казался Шайлер особенно старым, но, похоже, после смерти Лоуренса возраст наконец-то настиг и Андерсона. Он ослабел и ходил теперь с палочкой.

Андерсон навестил ее в тот последний вечер у Оливера — Шайлер после возвращения из Южной Америки так и осталась у него. У нее не хватало мужества вернуться в особняк на Сто первой улице. Ей не под силу было войти туда, зная, что Лоуренс больше не сидит в кабинете и не дымит сигарой.

Дедушкин проводник посоветовал ей как можно скорее покинуть страну. Он читал стенограммы следствия.

— Вам нельзя рисковать. Неизвестно, что случится завтра. Лучше вам исчезнуть сейчас, до того, как они отвергнут вас как предательницу.

— Я же тебе говорил, — произнес Оливер, многозначительно глядя на Шайлер.

— Но куда нам отправиться? — Спросила она.

— Куда угодно. Не задерживайтесь нигде дольше чем на трое суток. Венаторы быстры, но они будут пользоваться для поисков Контролем, а это их несколько замедлит. Куда бы вы ни отправились, обязательно в следующем августе доберитесь до Парижа.