Менталисты и Тайная Канцелярия. Испытание весной

— Надолго? — спросила Унна.

— За вами приехал. Времена наступают сложные, боюсь вас одних здесь бросать. В столице надежнее будет. Собирайтесь, мы с Есином в рощу сходим, пока светло. Вечером расскажу все, а завтра хорошо бы выехать.

— Так быстро?! Братишка, мы все-таки женщины, а не твои офицеры! В столицу все же, мыслимо ли при такой спешке собраться и ничего не забыть?! И сидр еще не дозрел. Неделю, не меньше!

— Завтра, Унна, — почти приказал адмирал. — Бросишь свой сидр, черт с ним. А что забудете, в столице обзаведетесь всем заново, еще и порадуетесь, знаю я вашу женскую натуру. Не спорь, Унна, не могу я ждать. Война подступает. Сильвия, помоги тете собраться.

— Хорошо, папа! Тетушка Лили-Унна, ну не дуйтесь так! Мы едем к Рени!

Сильвия убежала чуть ли не вприпрыжку. Конечно, что ей какая-то далекая непонятная война, когда вдруг сбывается самое заветное желание. О том, что и Рени, и отец могут не вернуться с войны, она пока еще не думает.

Реннар фор Гронтеш тоже не думал о том, что на этот раз может и не вернуться с войны. И о самой войне не думал. Его занимали куда более важные и тревожные мысли.

Помолвка отца с виконтессой Эбигейль фор Циррент вызвала у Реннара смешанные чувства. С одной стороны, он был рад: теперь можно не опасаться, что отец захочет женить его на Джегейль. Конечно, заполучить наглую девицу в родственницы — тоже радости мало, но хоть не жена! С другой же... Если Джегейль фор Циррент нацелилась на Ларка, ей эта помолвка со всех сторон выгодна! Она, так же, как и сам Рени, теперь избавлена от матримониальных планов в отношении Гронтешей, с фор Виттенцем, если слухи не врут, девица тоже успела расплеваться, ловко обидевшись на неосторожное пари. А много ли еще найдется в столице женихов из семей, равных фор Циррентам по знатности и положению?

А вот недобрым мыслям о мачехе Реннар дал решительный отпор. Старшая виконтесса фор Циррент — по всем отзывам весьма достойная женщина, и если отцу она понравилась настолько, что тот забыл свой долгий траур по матери, пусть будут счастливы. Ларку вольно не любить мачеху, ее высочество Клалия — отменная интриганка и хищница, но не все женщины одинаковы. Реннар верил, что уж кто-то, а отец не мог ошибиться в выборе достойной супруги.

И все же глодал Реннара неясный червячок то ли сомнения, то ли тревоги, а может, ревности. Отвлечься от этого тянущего, муторного чувства помогали тренировки — изнурительные, до темноты в глазах. Не время болеть. Пора возвращаться к делам, тогда и думать о всякой ерунде некогда станет.

После одной из этих тренировок и застал его однажды Ларк — в испарине, с трясущимися от боли и напряжения руками, недовольного собой. Дождался, пока Реннар переоденется и выпьет все оставленные ему лекарства, придвинул к столу мягкое глубокое кресло, помог сесть. Излишняя, по мнению Реннара, забота раздражала, казалось, принц намеренно тянет время, а ведь пришел наверняка по делу!

— Ларк, я не хрустальный, — проворчал он, осторожно усевшись, и с досадой спрятал ладони от слишком внимательного взгляда принца: руки все еще дрожали. — Немного устал, только и всего.

— Вот и ладно, как раз отдохнешь, я приехал немного развлечь тебя, — ответ Ларка прозвучал слишком легкомысленно, чтобы Реннар не заподозрил подвоха.

Принц подождал, пока подадут вино, и развернул сложенный вчетверо лист писчей бумаги. Расправил, проведя ладонью, взглянул на Реннара, кусая губы, как бывало, когда он сильно в чем-то не уверен и хочет обсудить так, чтобы не узнал никто лишний.

Реннар нагнулся к листку. Какой-то кривой овал, заштрихованный неровной косой клеткой, полоски, квадратики...

— Что за детские каракули?

— О, ты же сам видел манеру Джегейль рисовать, когда она увлечена объяснениями. Это, — Ларк смущенно кашлянул, — воздушный шар.

— Что, прости?

— Устройство для полетов. Ненадежное и примитивное, по ее словам, но для воздушной разведки может подойти.

Ларк рассказывал, обводя пальцем неровные линии, объяснял что-то о высоте, балласте, воздушных потоках, а Рени думал, что, пожалуй, ошибся. Джегейль фор Циррент точно не метит в королевы, иначе не пыталась бы угробить принца до свадьбы и до коронации. Но и в то, что граф фор Циррент проглядел в собственной семье вражеского агента, поверить было трудно.

— Я уже ничего не понимаю, — невольно пробормотал он, даже не заметив, что говорит вслух. — Чего она хочет?!

— Полагаю, ничего особенного, — Ларк небрежно пожал плечами, — ей просто нравятся интересные собеседники. Но я, — его взгляд стал мечтательным, — я хочу, Рени. Я хочу вот это.

Дорога до столицы показалась Сильвии невыносимо долгой, а то, что тетушка недовольно поджимала губы и ворчала, что взгляд "взбалмошной девчонки" стал слишком уж мечтательным, вовсе не добавляло удовольствия от поездки. Что плохого в мечтательном взгляде?! Сильвии не терпелось повиснуть на шее у братика, потребовать, чтобы он показал все самое интересное, рассказал обо всех своих дуэлях и прочих приключениях, о которых папа отзывался, недовольно сжимая губы, может даже, как-нибудь ненароком познакомил с принцем Ларком! То есть, вообще-то, наверное, папа отведет их с тетушкой Лили-Унной во дворец, представить официально, но ведь это совсем не то! Хотя, конечно, тоже интересно.

В плотно задвинутую шторку просторной дорожной кареты била метель, тетушка куталась в накидку из пушистого лисьего меха и вздыхала: "Скорей бы постоялый двор, там хотя бы можно будет отогреться". А Сильвия считала в уме, сколько постоялых дворов — обедов и ночевок — осталось до столицы. Если бы не нужно было давать отдых коням, если бы фор Гронтешам пристало пользоваться почтовыми, они доехали бы куда быстрее! Но папа запретил настрого, и вовсе не "потому что не пристало", а "потому что опасно". Чем опасно, почему? Она бы спросила, но папе было не до ее вопросов. Жаль; но, может, Рени объяснит.

А еще она очень боялась знакомиться с будущей мачехой. Папа сказал, что та замечательная и очень добрая, тетушка тоже успокаивала, мол, слышала о виконтессе фор Циррент лишь хорошее. Но ведь одно дело — чужая дама, и совсем другое — мачеха! Во всех романах мачеха обязательно ревнует к первой жене и ненавидит детей своего мужа от другой женщины. Вдруг и виконтесса фор Циррент невзлюбит Сильвию?

Если бы папа ехал с ними, было бы спокойнее. Но он, задержавшись в поместье лишь настолько, чтобы самому проконтролировать отъезд семьи, отправился по каким-то своим делам, о которых сказал лишь: "Вам ни к чему знать". Отправил с ними Есина — тот, конечно, сумеет их защитить от разбойников или волков, но ведь не пристало повару, пусть даже он не только повар, защищать благородную девицу от ее собственной будущей мачехи? А тетушка страхи Сильвии высмеяла. Сказала:

— Твой отец никогда не выбрал бы недостойную женщину! Ты должна уважать будущую госпожу фор Гронтеш так же, как уважала бы мать и как уважаешь меня.

Сильвия вздохнула: нельзя, конечно, говорить этого тетушке Лили-Унне, но свое отношение к ней Сильвия скорее назвала бы любовью, чем уважением. Уважение — это ведь когда боишься разочаровать человека, когда беспрекословно его слушаешься и во всем доверяешь его мнению, так? А Сильвия, хоть и слушалась тетушку, нередко обманывала ее, тайком сбегая из поместья на обрыв или в священную рощу — там и там ее охватывали совершенно волшебные чувства, становилось как-то по особенному радостно-спокойно и хотелось взлететь. Между тем тетушка запрещала выходить за ворота без сопровождения — что за ерунда, как будто что-то может с ней случиться в местах, которые еще с Рени вдвоем облазили и изучили до последнего камешка!

А еще, когда тетушка спорила с папой или ругала Рени, Сильвия всегда-всегда мысленно с ней не соглашалась. Потому что негоже дамам лезть в дела мужчин!

И какое же это получается уважение? А любовь — это просто любовь.

С другой стороны, хорошо, наверное, что тетушка не сказала "ты должна любить будущую госпожу фор Гронтеш". Потому что уважение можно хотя бы заменить вежливостью, а чем заменишь любовь? Она или есть, или ее нет, и нельзя полюбить по приказу.

Поэтому Сильвия старалась просто не думать о будущей мачехе, а вместо этого думать о Рени, о том, как им весело будет вместе, и о том, скоро ли вернется из своей таинственной поездки папа.

Между тем будущая мачеха Сильвии совсем не думала о падчерице: к чему гадать о дне завтрашнем, когда и сегодня хватает забот? Зато в ее мыслях нет-нет, да проскальзывал будущий пасынок. Сильвия никуда не денется, а остолоп Рени уйдет воевать, и было бы очень неплохо успеть вложить в его разудалую голову хоть немного здравого смысла. Вопрос только — как? Эбигейль фор Циррент никогда не воспитывала своих детей, куда уж чужим разума вправлять, тем более — взрослому, много о себе мнящему юноше?

Если вспомнить некоторые обмолвки Варрена, даже Грент Фенно-Дераль, мужчина весьма резкий и убедительный, к тому же имеющий возможность подкрепить свои аргументы всей мощью королевской полиции, не достучался до мозгов Реннара фор Гронтеша. А значит, пронять Реннара увещеваниями невозможно в принципе. Но если так... Гелли не сдержала задорную улыбку. Если так, остается единственный, кого юный фор Гронтеш слушает и, пожалуй, почти боготворит — принц Ларк. Вот кто должен пресечь нездоровую тягу к авантюрам своего порученца!

Жаль, что Джегейль уехала, вот уж кого принц готов слушать часами. Но, с другой стороны, Рени откровенно невзлюбил младшую виконтессу фор Циррент, так что, может, оно и к лучшему. Джегейль никак не должна быть замешана в очередное безумство этих двух шалопаев. А что какое-нибудь безумство рано или поздно случится, Гелли не сомневалась: не с характером Ларка пройти мимо приключения, особенно, если оно само стучится в дверь.

И тогда нужно просто среагировать вовремя и правильно. И не ей, ни в коем случае не женщине! Не Фенно-Дералю — это лишь обострит и без того натянутые отношения. Не королю — король останется последней инстанцией, как говорят юристы. Значит, остается Варрен.

— А что, братец, как нынче дела у принца? — спросила она вечером, после того как весь день так и сяк вертела в голове весь этот расклад. Раз уж выдался редкий в последнее время случай, когда Варрен сумел выбраться домой поужинать, ей хотелось воспользоваться моментом и обговорить свои раздумья, сомнения и тревоги. В самом деле, не с дамами же в салоне милой Дарианы делиться такими мыслями?

Варрен пожал плечами:

— Как у него могут быть дела? После твоей такой бурной помолвки все дергался, тревожился за своих людей на юге, но когда туда поехал Ланкен, вроде немного успокоился. Собирает свою гвардию, дергает вопросами Тила, требует новые амулеты.

— А тот и рад? — улыбнулась Гелли. — Тил хороший мальчик, хотя Страунгер его подпортил. Но теперь выправляется.

— Трусоват и болтает много. Но умный, этого не отнять.

— Не всем же быть героями. И вот что я, братец, тебе скажу, в окружении Ларка просто необходим хотя бы один умный трус. Это, конечно, не гарантия, что наш принц не ввяжется в очередную отважную глупость, но больше надежды, что его быстро вытащат.

Варрен задумчиво допил вино.

— Гелли, это намек?

— Помилуй, братец, не та тема, чтобы затуманивать ее намеками. Я прямо тебе говорю, да ты и сам понимаешь, что рано или поздно Ларку станет достаточно скучно для того, чтобы ввязаться в очередную дурную авантюру. Я только все думаю, как бы воспользоваться этим и наглядно показать Реннару, что нужно взвешивать последствия...

— Реннару? Ты считаешь, Ларку это показывать уже бесполезно?

Гелли тихо рассмеялась.

— Наоборот. Наш принц взрослеет на глазах, и если раньше они с Рени друг друга стоили, то сейчас юный фор Гронтеш тянет его назад.

— Да, Джегейль верно сказала: слабое звено. — Варрен откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Гелли сидела тихо, боясь потревожить его размышления. Она знала: если ей самой верные решения приходят спонтанно, то Варрену требуется тщательно все взвесить и обдумать, может даже, не один день. Но сейчас она чувствовала, что заронила тему для раздумий очень вовремя. И в конце концов Реннару фор Гронтешу все же придется использовать голову по назначению.

ГЛАВА 5, в которой Джегейль фор Циррент осознает всю глубину королевского коварства

Лейтенант Бертон фор Ганц — кстати, как в первый же день выяснила Женя, родич не только Дастина ди Ланцэ, но и милейшей дамы Дарианы, главной столичной сплетницы, — оказался на редкость спокойным, даже флегматичным, но при этом настоящим параноиком. К тому же умеющим использовать голову по назначению, а не только как подставку для шляп. Очень странное сочетание, хотя при такой работе и при такой тетушке, пожалуй, не удивительно.

Старше Ларка и его приятелей: лет, наверное, под тридцать, высокий и полноватый, слегка грузный, он напоминал сытого ленивого медведя. Самое же приятное, что держал себя с добродушной вежливостью женатого и довольного семейной жизнью мужчины — бальзам на душу после всех этих дурных пари, танцев, сплетен, после ухаживаний Никодеса и откровенной неприязни Реннара, даже после Ларка, который хоть и не позволял себе ничего предосудительного, но все же оставался первым женихом королевства.

Рядом с Бертоном фор Ганцем было спокойно, и ехать под его охраной тоже было спокойно.

Как уж он охранял Ларка, что тот едва выпутывался из сплошных покушений, Женя не знала и, пожалуй, не хотела знать, но к безопасности виконтессы Джегейль фор Циррент лейтенант фор Ганц подошел крайне серьезно.

Своих людей он распределил так, словно они двигаются по вражеской территории. Двое впереди проверяют дорогу, один прикрывает карету сзади, один у левой дверцы, а сам лейтенант — у правой, то есть с той стороны, где сидит подопечная барышня. При этом, надо отдать должное, не досаждает разговорами, уделяя все внимание лесу у дороги. Обзор, правда, перекрывает; Женя хотела было попросить его немного сместиться, но вовремя одумалась: выглядеть это будет, как девичий каприз, да по сути так и есть. Нечего мешать человеку работать, особенно, когда от его работы зависит твоя безопасность. Поэтому Женя даже не пыталась заговорить с ним, а на окружающую природу любовалась в узкую щелку между краем окошка и лошадиной шеей.

На постоялых дворах порядок сохранялся примерно тот же, разумеется, с поправкой на помещение и людей вокруг. Самой Жене ни разу не пришлось вступить в переговоры о дневном отдыхе или ночлеге: корм для коней, комната и еда для нее и Солли, горячая вода для мытья, слишком громкие соседи за стенкой — лейтенант фор Ганц заботился обо всем. Он и расплачивался за все сам, и когда Женя спросила, действительно ли это входит в его зону ответственности, ответил флегматично:

— Так безопаснее.

— Но вы не должны платить за меня? — удивилась Женя.

Уголки губ, едва видные под пшеничными пышными усами, слегка приподнялись: