| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Тише будьте! — взводный, он же — бригадир сварщиков с монтажного участка (в быту и по службе просто — дядя Бручо), достал журнал учета выдачи средств связи. — Все по порядку, в очередь. Харпо!
— Йоу, босс!
— Ставь свою корявку, шут гороховый, и двигай отсюда, чтоб я тебя до утра не видел! Тио!
— Здесь!
— Мамке с папкой привет передавай, как всегда. Маго!
Неловкое молчание было ответом. Дядя Бручо скрипнул зубами, резко, так что едва не порвалась бумага, перечеркнул в списке фамилию погибшего сегодня бойца.
— Бляха-муха, отделенные, мне кто-нибудь может эти хреновы журналы в нормальный вид привести? Список не по алфавиту, не по подразделениям, а хрен знает как упорядочен.
Нино подумала, что сами по себе эти журналы, ведущиеся по старинке, разлинованные вручную, очень плохо сочетаются в одном времени и пространстве с новейшими коммуникаторами, позволяющими по закрытой системе связи дозвониться до родных на другом континенте. Что поделаешь, таких несуразиц в мире хватало, благодаря землянам, но и в силу общей неравномерности развития. И здесь, в Саройе, наступление революционных сил на позиции фашистов координировалось буквально на уровне взводов с помощью спутников-невидимок, каких не было ни у одной самой развитой капиталистической страны, а в бой местные милиционеры шли с винтовками старше их самих. Новейшие средства связи сочетались зачастую с использованием гужевого транспорта. А уж привить батальонной канцелярии простейшие навыки электронного документооборота оказалось сложнее, чем выбить эггройский десант из Восточной Цитадели — люди не всегда успевали адаптироваться к стремительной компьютерной революции.
Бойцы, получившие коммуникаторы и не занятые в нарядах, расходились, чтобы в тишине и спокойствии связаться с родными — полученной передышкой следовало воспользоваться сполна. Сомнительная в каком-то отношении идея — "здравствуй, милая жена, у нас сегодня во взводе убили троих, в том числе и нашу соседку, ты уж снеси ее сироткам чего-нибудь вкусненького, а у меня все хорошо, правда, едва не оторвало осколком голо-ву, но этого не было, значит, неправда, а завтра у нас масштабное наступление, так что не пугайся, если я в условленное время не позвоню — может, меня не убьют, а просто покалечат, фабричным нашим привет, остаюсь твой верный и любящий муж". Впрочем, разве мучиться в неизвестности по ста-ринке, в ожидании письма, вместо которого в любой момент может прийти похоронка, лучше?
— Нино! — дядя Бручо раздраженно повторил имя задумавшейся отделенной. — Пескоструем уши чистила, что ли?
— На кой черт он мне сдался? — Нино вздохнула, но расписалась в по-ложенном месте.
— Новости посмотришь, — назидательно ответил взводный. — Политин-формацию почитаешь. Мало ли для чего такой замечательный электронный агрегат можно использовать? Так, кто тут следующий? Подсветить уже нормально не можете?
Единственными, кто в этот вечер не держал связь с родиной, были Нино и Джамал. Землянин, попавший в Саройю вместе с гуманитарной миссией, сначала не планировал воевать — работы и без этого хватало. Однако полгода назад машина с ним, тремя островитянами-врачами и местным водителем, попала в бандитскую засаду. Иссеченного осколками, с шестнадцатью пулями в теле, Джамала через полтора часа доставили в столичную клинику. Больше не выжил никто. А землянин, на жизнь которого никто из местных врачей не поставил бы и гроша, восстановился практически полностью за десять дней. Чудесная регенерация привела саройцев, не сталкивавших-ся с особенностями земного организма, в полный восторг, и врачи уже всерьез собирались, в нарушение собственной этики, немножко порезать больного, дабы пронаблюдать невероятное явление еще раз, однако Джамал сбежал из больницы, нашел сводный батальон рабочих Тяжмаша, в котором у него было множество знакомых, и попросил записать его в ряды интернационалистов. Командование пришло от этого факта междумировой солидарности в некоторую растерянность, однако переговоры с земной миссией в Саройе показали как упертость добровольца с далекой планеты, так и полное бессилие земного "начальства" там, где речь заходила о личном выборе. В итоге Джамал оказался в подчинении у Нино, которая такому пополнению была совсем не рада — черт знает, какие этические заморочки на тему проделывания дыр в себе подобных могли быть у людей, почти два века не знающих войн, да и о государстве давно забывших? Однако в первом же бою Джамал показал себя не только отличным стрелком...
Самой же Нино звонить сегодня было не то что некому, а, скорее, некуда. Отбор в сводный заводской батальон проходил помимо окружных воен-ных комиссариатов, однако это не делало его условия менее строгими — брали только образцовых бойцов. Анфи, на правах учительницы приписан-ной к заводской коммуне школы, попробовала туда пробиться, но столкнулась с жесточайшей дискриминацией со стороны рабочих. А Нино взяли. Тогда они впервые в жизни серьезно разругались — под конец Анфи начала кричать какую-то несуразицу про то, что она на весь район чуть ли не единственная милиционерка с реальным боевым опытом — даже деликатные соседи невольно стали прислушиваться. В конце концов, обоюдными усилиями им удалось принудить друг друга к миру, но в привычных ласках чувствовалась такая напряженность и натужность, что Нино почуяла неладное. Однако до самого ее отбытия Анфи старалась вести себя как прежде, так что понять, что же она замыслила, не представлялось никакой возможности, а к допросам с пристрастием любимая давно уже привыкла. Первые сеансы связи из Саройи почти убедили Нино, что у Анфи все нормально — насколько может быть "нормальным" положение супруги бойца рабочего батальона, в первом же бою потерявшего четверть личного состава. Однако во время очередного затишья ее неожиданно вызвали в штаб бригады, где взяли подписку о неразглашении того, что так и не было произнесено вслух. Нино поняла: ее любимая теперь тоже сражается на фронте, только не на саройском, а на том, что пафосно зовется "невидимым". Скорее всего, в структурах подпольной компартии Эггро. В Эггро, где с коммунистов живьем сдирают кожу. Где в охранке током и раскаленной решеткой пытают каждого, кто просто попадет в поле зрения органов безопасности. Где учат в опасной ситуации добивать раненого товарища без колебаний, и подпольщики приучаются носить по меньшей мере две капсулы с ядом: одну в воротнике, а вторую, для подстраховки, в более потаенном месте, если уж тебя успели схватить и обездвижить...
Словом, звонить воспитаннице провинциального детдома временно ста-ло некуда. Да, именно временно. Потому что Нино верила — все будет хорошо, революционный пожар охватит и Эггро, он охватит весь мир, и они с Анфи встретятся на развалинах Имперского Дворца, и будут снова взахлеб целоваться, усталые, прекрасные и вооруженные, и напишут свои имена на закопченной и облупившейся от пожара стене, а дальше мир станет нестерпимо светлым и прекрасным, и их маленькому счастью, крепко впаянному во всеобщее счастье человечества, не будет конца и предела. Так будет. Иначе лучше уж сразу подставить грудь под пули контрреволюционеров.
Они с Джамалом сидели снова в притворе храма, на том самом месте, где сегодня утром размышляли о том, как уничтожить эггройского пулеметчика. Летняя ночь вступила в свои права, и взошедшая Средняя Спутница хо-рошо освещала двор, где взвод, уткнувшись в экраны коммуникаторов, не-громко переговаривался со своими семьями. На Острове сейчас как раз раз-гар рабочего дня, но звонок от сражающихся в Саройе бойцов служит самой веской причиной для перерыва. Даже если бы на этот счет не было принято специальное постановление, вряд ли у самого строгого начальства хватило бы совести это оспорить.
— Слушай, — Нино, наконец, заговорила. — Я так и не поняла, почему ты с нами. То есть это же нерационально, на самом деле. Ну, с вашей точки зрения. Что ты как рядовой боец можешь изменить?
— Мы с вами уже тридцать лет контактируем, — улыбнулся Джамал. — Целое поколение островитян выросло, не зная ни капитализма, ни вопроса "одиноки ли мы во Вселенной?". А вы все еще считаете нас чем-то вроде роботов, стерильно рациональных и тошнотворно возвышенных.
— Не роботы? А тот компьютер, что у тебя в мозгу? А снайперская стрельба благодаря глазным экранам? А подключение к Сети без всяких устройств, из любой точки планеты? А регенерация?
— Во-первых, все-таки не в мозгу. Во-вторых, принципиально эти наши компьютеры не отличаются от тех, что используете вы. Разве что интегрированы в тело, но это больше для удобства, нежели ради какой-то глубокой сакральной функции. Мы люди, Нино. И ты это хорошо знаешь, просто дразнишься от нечего делать.
— Угу, а кто первый уходит от темы разговора? — деланно нахмурилась Нино.
— Хорошо, сейчас сформулирую.
Джамал подождал минуты три, затем начал:
— Знаешь, пару раз я серьезно говорил с твоей Анфи. И она однажды выдала замечательный афоризм о фантомных болях. Неначавшаяся война — словно фантомная боль. Пусть Остров был спасен от уничтожения, но эта боль будет преследовать вас, поколение за поколением, пока не наступит всеобщее освобождение. Идеализм, конечно, и перенос персональных впечатлений на общественные отношения. Однако, у нас, землян, своих фантомных болей тоже хватает.
Наша история очень трагична. Трагична слишком большим множеством падений, перерождений и вырождений освободительного движения. Трагична полным крахом первых попыток создания коммунистического общества. Трагична небывалым отчаянием, сочетавшимся с полной апатией после чудовищных поражений. Знаешь ли ты, что такое "конец истории"? Звучит мерзко, не правда ли? И страшно. Совсем как "конец света". А у нас его провозглашали громогласно и с радостью лживые прислужники капитала. И они имели на то основания — наша история и в самом деле могла на них за-кончиться, история человечества как такового, а не определенной цивилизации.
Мы все же сумели преодолеть этот тупик. Но полвека великого общественного упадка оставили в нашей культуре множество шрамов. Тени прошлого заставляли оглядываться как первых коммунаров, так и их детей и внуков. Изучая историю в школе, просматривая стереофильмы о прошлом, читая книги, мы все с самого детства становились пассивными участниками трагедии. Парижская коммуна будет утоплена в крови, Советская Венгрия падет под ударами интервентов, Сандино, генерал свободных людей, будет предательски убит, а Че Гевара, больной и израненный, попадет в плен и будет расстрелян. Временное торжество революции обращалось контрреволюционным переворотом, предательством тех, кто клялся в верности рабочему классу. Так было слишком много раз, и мы бессильны были что-либо изменить. Диалектика учила нас тому, почему все происходило так, а не иначе, но не давала удовлетворения.
С такими чувствами мы и запускали первые корабли к звездам. Первая Межзвездная, она же экспедиция Гонсалеса, вовсе не предполагала вступления в прямой контакт, даже в случае обнаружения достаточно развитой для него разумной жизни. Это была всего лишь разведка. Но увиденное здесь так напоминало нашу собственную историю, что не вмешаться было нельзя. И мы вмешались. Потому что всегда и везде, в каждую эпоху и в каждом уголке галактики, с энтропией сражается великая армия. От первого раба, разбившего свои цепи и освободившего товарища, чтобы вместе сражаться за свободу, до сверхцивилизаций, обладающих способностью гасить и зажигать звезды, проходит наш фронт. В атаку за наше дело идет и рискующий жизнью подпольщик, проносящий на завод листовки с призывом к борьбе, и врач-подвижник, испытывающий на себе вакцину, которая спасет миллионы людей. Наша победа отражается и в торжествующей улыбке первого космонавта, и в предсмертной песне защитников последней баррикады Парижа. Все мы — живые и мертвые — продолжаем служить одному делу. Это есть рациональность высшего порядка. И если у истории нет прямых и гладких путей — значит, мое место здесь, рядом с вами.
Джамал говорил спокойно, даже чуть приглушенно, но Нино отчего-то вспомнила, глядя на него, первых утопических социалистов. Исступленная религиозность, аскетизм, готовность к самопожертвованию — и риторика. "Когда мир лишь сошел с губ Единого святым Его словом — были люди, животные и растения, но не было раба и господина, бедняка и богача, слабого и сильного" — так, кажется, начиналась "Правда для бедных"? Что ж, не зря свои межзвездные корабли земляне называют в честь исторически обречен-ных но оттого вызывающих еще большее уважение гениальных борцов и провидцев седой древности — "Томас Мор", "Кампанелла", "Джерард Уинстенли"...
— Слушайте, чего вы тут спрятались? — Варго и в мирной жизни не отличался деликатностью, а уж на фронте и вовсе отличался непостижимым талантом влезать в каждую паузу в разговоре. — Политинформацию читаете?
— А в Тэйки, между прочим, наши вошли в единый фронт с местными левыми националистами. Против религиозных фанатиков и фашистов, — Тио вошла вслед за Варго, настроение у обоих после беседы с домом было определенно приподнятое.
— Ни черта хорошего из этого не выйдет, — тоном знатока прокоммен-тировал Варго. — Надо как здесь, давить всех этих буржуев да мелкобуржуев, жать к земле, чтоб аж пищали от страха...
— Ну, нашелся эксперт в мировой революции, — Тио обернулась к Джамалу. — Слушай, а у вас что по этому поводу пишут?
У землян была своя Сеть, к которой, в принципе, можно было подключиться и с той техникой, что находилась в распоряжении жителей Острова, но навигация в ней была крайне неудобной, не говоря уже о языковом барьере. А новости в ней появлялись куда более оперативно даже, чем в единой островной сети. А с учетом того, что "коммуникатор", находившийся в голове Джамала, нельзя было изъять и положить в несгораемый шкаф в целях безопасности, он всегда был источником самой свежей информации, особенно по земным делам.
— Сейчас гляну, — Джамал прикрыл глаза, сделал пару незаметных по-стороннему глазу движений пальцами правой руки, начал читать... и от волнения даже едва не прервал соединение:
— Слушайте, этого еще в новостях нет... И даже на Земле пока не знают... Но поступило сообщение от звездолета "Гракх Бабеф". В районе исследования они нашли планету с разумной жизнью гуманоидного типа. Впервые после вас.
— Что? Когда? — не поверила Нино.
— А ведь там и наши ученые есть! — обрадовалась Тио.
— Угу, без наших биологов земляне точно не справились бы, — саркастично заметил Варго. — Точно, пока островитян с собой не брали — никого и не находили. А кого там наши могли найти? Опять, наверное, каких-нибудь буржуев или фашистов — какая уж без них разумная жизнь?
— Перестань, — раздраженно перебила его Тио. — А в самом деле, на-сколько они там развиты?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
