— Вы, Егор, и вправду дракон? — спросила она, обмирая от восторга.
— Есть такое дело.
— Поверить не могу!
Я слова не сказал, все сделал молча. Быстро выхватил из ножен висящий на боку у молотобойца кортик (почему-то, кстати, вовсе не морской, а егерский), завернул рукав свитера, сжал несколько раз ладонь в кулак и рубанул по набухшей вене.
Когда первые капли тягучей черной крови упали на подставленную салфетку, спросил:
— Теперь веришь?
— Верю-верю-верю, — испуганно захлопала ресницами Ирма. — Да я и без этого верила. Просто... Просто... Просто в голове не укладывается.
— Ничего, уложится, — пообещал Боря и, уверенным движением опытного бражника свернув пробку на бутылке с кедровкой, добавил: — Все со временем, сестренка, уложится. Я прав, Варвара?
— Со временем — обязательно, — ответила та и протянула мне носовой платок. — Держи, дракон. — После чего, не отрывая взгляда от почерневшей салфетки, спросила: — Слушай, а какой ты масти?
— Разбираешься? — поинтересовался я, плотно зажав рану, кровь в которой уже, впрочем, начала свертываться.
Варвара кивнула:
— Немного.
Я предусмотрительно спрятал в карман окровавленную салфетку и только после этого ответил:
— Золотой я.
— Золотой — это круто, — тоном знатока произнесла Варвара. — Маг, Поэт и Воин — это очень-очень круто. А у нас в Ебурге трутся два серебряных. Был еще и медный, в районе Синих Камней жил, но один питерский Охотник из клана Брро его еще при Хрущеве завалил.
— Бывает, — протянул я, а сам подумал, вот почему ее не знаю — потому что приезжая. Как, собственно, и я.
— Ты сам-то из каких краев будешь? — будто прочитав, а может, и действительно прочитав мои мысли, спросила Варвара.
— А с чего ты взяла, что не местный?
— Да так, угадала. Поди, в пещерах Зилантовой горы твоя мамка яйцо отложила?
— Чуть-чуть ты, Варвара, промазала. Не в пещерах Зилан-Тау, Змеиной горы, а у подножий Сары-Тау, Желтой горы.
— Значит, не казанский, а саратовский?
— Получается, — кивнул я. — Только когда я родился, города Саратова еще не было. Давно это было, и с тех пор многое изменилось.
— И родная гора твоя называется нынче Соколовой, — в подтверждение моих слов заметила Варвара.
— Вижу, места знакомы?
— А как же. Там же и Лысая рядом.
— Вот как. Интересно. Случаются, значит, веселые ночи на Лысой горе?
— Ну да. Не регулярно, но иногда на шабаш выбираюсь.
— Завидую.
Ведьма прищурилась:
— Что, тянет на родину-то?
— Редко, — ответил я предельно честно, после чего признался: — Но сильно.
— А сюда, в Сибирь, какая напасть тебя закинула?
Этот вопрос был вторжением в запретную зону, и я ответил уклончиво:
— Судьба.
Было видно, что ведьму мой ответ устроил не совсем, точнее — совсем не устроил, но, слава Силе, к тому времени Боря уже наполнил разбросанные по столу рюмки. Само собой разумеется, со свойственной ему щедростью, что означает — всклень.
— Что отмечаем? — спросил я, принимая стопку.
Молотобоец подмигнул мне и показал на Ирму:
— Вот у этой чудесной, я бы даже сказал, прелестной девушки сегодня Тринадцатый день.
Это означало только то, что означало: двенадцать дней назад барышня по имени Ирма (которую до этого, бьюсь об заклад, звали как-то иначе) прошла обряд первой ступени посвящения и по прошествии отмеренного срока не отказалась от решения стать ведьмой. Проще говоря, прошла точку возврата. После заката еще могла опрокинуть память, с рассветом лишилась такой возможности. Причем, лишилась навсегда.
Что можно на этот счет сказать? Только сакраментальное: каждый в своем праве. Или ничего.
— Поздравляю, — кинул я новоявленной ведьме и не столько из интереса, сколько для поддержания светской беседы обратился к старой: — А ты, Варвара, надо понимать, ее наставница?
Та замотала головой:
— Нет-нет, я лишь родственница. Дальняя. Прилетала на Ночь Инициации, да вот задержалась. Город ваш — омут.
— Это точно, — согласился я с такой лестной оценкой. — У нас, что не топь, то трясина. — После чего обратился к Боре: — Дай угадаю. Был на Инициации наблюдателем от Поста? Так?
Молотобоец, сумевший накануне совместить полезное с приятным — и порядок на празднике Темных отследить, и виновницу торжества закадрить -ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся.
— А наставницей у меня согласилась быть Ирида Витальевна Немоляева, — запоздало пояснила неофитка. — Знаете такую?
Я кивнул:
— Разумеется.
— И что на ее счет скажете?
— Скажу, что повезло тебе, Ирма. Слободская маковница — тетка толковая. Хорошему не научит, но и на плохое не подобьет.
— А почему это вы ее, Егор, маковницей называете?
— На то есть своя причина. Лет сто тому назад занималась отхожим промыслом, пекла медовые лепешки с маком и торговала ими в районе рабочей слободы. Оттого и прозвище такое.
Ирма хотела еще что-то спросить, но Боря ее перебил:
— Братишки-сестренки, хорош трепаться, продукт выдыхается. Давай, Змей Тугарин, скажи слово. Пожелай нашей новенькой чего-нибудь такого эдакого.
— Запросто, — легко согласился я. — Вставать не буду, но скажу от души.
— Давай, давай, — подбодрил меня молотобоец и сделал знак, чтобы все умолкли.
Дождавшись полной тишины за столом, я стал выдавать тост на-гора:
— Наша жизнь, Ирма, устроена таким образом, что у каждого из нас обязательно есть два неприятеля. Первый теснит нас сзади, второй преграждает путь. Хотим мы того или не хотим, но нам приходится бороться и с тем, и с этим. И вот что интересно: первый наш неприятель поддерживает нас в борьбе со вторым, поскольку хочет протолкнуть вперед, а второй, отталкивая нас, помогает бороться с первым.
— И вечный бой, покой нам только снится, — улучив момент, ввернул Боря свое хмельное слово.
Я согласился:
— Точно, Боря, вечный. — Выдержал паузу и, обведя взглядом присутствующих, поднял рюмку над головой. — Так вот, Ирма. Желаю тебе, чтобы однажды ночью, такой ночью, темнее которой никогда до этого не было и никогда после этого не будет, ты сумела сойти с линии этого вечного боя и, став судиею над своими союзниками-неприятелями, обрела душевный покой. Пью за это.
И потянулся к ней рюмкой.
Ирма охотно со мной чокнулась и пролепетала смущенно:
— Спасибо, Егор.
Когда все выпили до дна за небывалую ночь, молотобоец похлопал меня по плечу:
— Хорошо, братишка, сказал.
— Правда, хорошо, — простодушно поддакнула Ирма, — только я не поняла, что это за противники такие и союзники? Кого вы, Егор, имели в виду?
— По условиям жизни в этой задаче два неизвестных, — жуя соленый груздь, процитировал я Земфиру Рамазанову.
Ирма непонимающе пожала плечами, и тогда Варвара, глядя на меня с легкой укоризной, дескать, чего, дракон, туману-то зазря наводишь, пояснила родственнице:
— Первый наш противник, Ирма, — это добро, а второй — зло. Или наоборот. Так, дракон?
Я кивнул.
— Совершенно верно. — Подумал секунду и добавил: — Или наоборот.
А тем временем Боря разлил по новой и — антракт между первой и второй — вражьи происки — предложил вновь выпить. Не просто так, разумеется, а за то, чтобы Ирма благополучно прошла порог аредовых годов. Хотя до этого было еще о-го-го сколько, все согласились. И не замедлили.
Третий тост, как это и положено, подняли за наставницу, за Ириду Немоляеву. С появлением преемницы распахнулись для старой ведьмы врата загробной страны, теперь, если устанет, сможет упокоиться. Грех за это не выпить.
После третьей рюмки действо за столом на какое-то время приобрело сумбурный характер, Боря зачастил, и в течение каких-то двадцати минут мы выпили: за долгий путь из вымершего леса, за мир, за дружбу, за любви глоток, за безусловный двигатель прогресса — свердловский рок. А затем ведьмы ненадолго отлучились в дамскую комнату. Сказали, чтоб подтянуть чулочки, но я так думаю — припудрить носики спорами сатанинского гриба.
Когда вернулись и расселись, я, методично кромсая на куски поданную Крепышом отбивную, обратился к Ирме:
— Скажи, а тебе не страшно?
Та посмотрела на меня с недоумением:
— Нет. А чего мне бояться?
Ну да, подумал я, конечно. Совсем нечего. Ведь жизнь прекрасна, полна веселых тайн и беззаботных приключений. И никаких тебе дневных опасностей, и никаких тебе ночных кошмаров.
Подцепив вилкой кусок мяса, я рассмотрел его зажаренные бока и пояснил, что имею в виду:
— Не боишься, что изловят и на костре сожгут?
— Кто?
— Люди.
— Шутите?
— Отнюдь.
Она отмахнулась:
— Да ну вас, Егор! Сейчас же не Средние века.
— Как сказать, как сказать, — произнес я с предельной серьезностью. — Давно живу, много чего видел, не могу не заметить: любой век на поверку оказывается средним. А времена — смутными.
— Но сейчас ведь не сжигают, — сказала Ирма предательски дрогнувшим голосом. — Ведь да? — и посмотрела на Варвару.
Та отвела глаза.
— Что ли сжигают? — заволновалась Ирма.
— А ты про то у Бори спроси, — посоветовал я. — Пусть для примера расскажет про недавний случай в Квазулу-Наталь.
Выдал и закинул кусок в рот. И чуть не поперхнулся, потому что молотобоец, сделав "страшные" гллаза, ударил меня кулаком в бок. Хотел незаметно, но Ирма заметила.
— Боря, про что это говорит дракон?
— Не знаю, детка.
— Ну, Боря-я-я! — потребовала девица тоном избалованной принцессы и даже ножкой топнула.
— Ну, Егор, ну, удружил, — проворчал молотобоец. — Лучше бы я тебя, зверюгу бессердечного, и не приглашал вовсе.
— Угу, семь раз теперь подумаешь, прежде чем пригласить в следующий раз, — заметил я, проглотив прожеванное. — Знай наперед: мы, драконы, существа коварные, и у нас всегда в запасе есть парочка подлых вопросов.
А юная ведьма ждала. Сложила губы бантиком, нахмурила бровки и уставилась на молотобойца. Боре ничего не оставалось, как поведать эту грустную историю.
— Квазулу-Наталь, детка, — глядя куда-то вверх и в сторону, начал он, — это такая провинция в Южно-Африканской республике. На последней читке приказов нам в части касающейся довели, что месяц назад случилась там нехорошая бяка. Бяка такая: старшеклассники одной из тамошних школ заподозрили двух пожилых теток в колдовстве, изловили, отдубасили и придали их очистительному огню. Проще говоря, сожгли. Не к столу будет сказано.
— Как сожгли! — ахнула Ирма.
— Ну, как сожгли, — пожал плечами Боря. — Ну, так сожгли. Навалились, связали, отвели на футбольное поле, плеснули из канистры и... И того самого. Одна на месте скончалась, другая в больнице.
— Ужас! — воскликнула Ирма и закрыла ладошкой рот.
— Не ходите, дети, в Африку гулять, — пробормотал я назидательно. — В Африке гориллы, в Африке акулы, в Африке... Короче говоря, царит в черной Африке черный беспредел.
— А они на самом деле ведьмами были? — поинтересовалась Варвара. При этом голос ее дал "петуха". Она смутилась, прокашлялась в кулак и потянулась к пачке сигарет.
— Одна — точно, — ответил Боря. — И самосуд, надо сказать, детишки учинили не без причины. Натворила тетка дел. Ох, и натворила. Лютых духов вызывала и на пацанов науськивала, мстила таким образом за опозоренную внучку. Тамошний Пост это дело прошляпил, вот и вышло все, как оно вышло. Ну а вторая тетка вроде как не при делах была, просто попала под раздачу.
На некоторое время за столом воцарилась тишина. Нарушила ее расстроенная Ирма.
— Но у нас же, — промямлила она, — не Африка. Ведь да?
— Это точно, — поддержал я бедняжку на словах. — Страна у нас, слава Силе, менее ритмичная.
А про себя подумал: и страна у нас менее ритмичная, и молотобойцы у нас не такие расхлябанные. Случись с тобой, детка, нечто подобное, сжечь бы не позволили, сами бы жало вырвали через одно место. Причем без наркоза. Тот же Боря Улома и вырвал бы. Даром что всю сегодняшнюю ночь будете друг друга вылизывать.
Молотобоец будто догадался, о чем я думаю, и шмякнул по столу кулаком.
— Давайте не будем о грустном, давайте лучше хряпнем.
И потянулся к новой бутылке.
После выпитой рюмки ведьмам заметно полегчало, а после еще двух напряг за столом и вовсе рассосался. Вскоре изрядно опьяневшей Ирме стало настолько хорошо, что она даже спросила у меня о том, о чем бы на трезвую голову ни в жизнь бы не спросила:
— Егор, а это правда, что с драконом ночь провести, все равно как с тремя мужиками?
Смутившись, я лишь поправил очки, а Боря хохотнул:
— Слышала звон, да не знает, откуда он.
— Их трое, — показывая на меня дымящей сигаретой, пояснила Варвара.
— В каком смысле трое? — непонимающе мотнула челкой Ирма.
И пришлось Варваре кое-что ей растолковать.
— Дракон — тварь огромная, — сказала она. — Он не может превратиться в одного человека, он превращается в трех. Поэтому у Егора есть два... ну типа брата-близнеца, что ли. Так, дракон?
— Не брата, а нагона, — поправил я и в тот же миг почувствовал, что Варвара, скинув туфельку с левой ноги, осторожно коснулась моей правой.
Когда женская лодыжка трется голодной кошкой о твою штанину, надо что-то решать, и решать безотлагательно. Вообще-то, я ничего не имел против того, чтобы продолжить знакомство со свердловской ведьмой на заднем сиденье своего болида. Признаться, падок я на хорошеньких ведьм, особенно рыжих. Падок-то падок, но не было у меня в тот день времени на куртуазное веселье, ни часа, ни полчасика. Дело самоубийц звало в дорогу. Бросив взгляд на часы, я напомнил себе, что в ответе за тех, за кого в ответе, и решил: покуда окончательно не засосало, покуда тина еще по грудь, надо сваливать с этого развеселого фестиваля. После чего задумался над тем, как это сделать поизящнее.
Сходу ничего путного на ум не приходило, и я уже было собрался, наплевав на этикет, уйти по-английски: через коновязь и кухню. Но тут, слава Силе, мне на помощь пришел Адлер. Подкрался неслышно (вот в чем вампиры великие мастера, так именно в этом) и прошептал прямо в ухо:
— Есть разговор, дракон.
От неожиданности я вздрогнул, оглянулся и покрутил пальцем у виска:
— Дурак, что ли. Так, между прочим, и заикой сделать можно.
Не сводя с меня мутных, как у дохлой рыбы, глаз, вампир повторил:
— Есть разговор.
— Что за разговор?
Вампир скосился на молотобойца.
— Не здесь.
— Тогда жди под обезьяной.
Адлер тут же отвалил, а я развел руками, призывая всех присутствующих, войти в мое положение.
— Извините, дамы-господа, но дела. — Слегка поморщился, когда Варвара обиженно пнула меня ногой в колено, и, поднявшись из-за стола, сказал: — Приятно было познакомиться.
— Может, загнуть пиявку? — предложил молотобоец, целясь в спину вампира из указательного пальца.
— Обязательно, Боря, — кивнул я. — Но не здесь и не сейчас.
— А на посошок?
— Нет, Боря, я пас.
— Ну, как знаешь.
Совсем запьяневшая Ирма подергала меня за рукав:
