Я хочу жить дома!

— То французские корректировщики, пан майор! Нас предупреждали об их появлении.

— Не ожидал, что это будут именно французы, — удивился комбат. — Я ждал корректировщиков, это так. Но почему французы?

— Честь имею видеть перед собой пана майора Рокецького? — вежливо поинтересовался старший корректировщик.

— То так, — кивнул майор. — А кто есть вы?

— Лейтенант Шери, — козырнул француз. — Прошу — вот мои документы!

Взглянув на удостоверение, комбат пожал плечами.

— Что вы делаете здесь, пан лейтенант? Это не ваша война! Потрудитесь пояснить.

— Охотно, — кивнул лейтенант. — Шарль!

И в руках его спутников блеснули металлом бесшумные пистолеты. Тихо хлопнули выстрелы, и из всех находящихся в комнате живым остался только командир батальона. Подскочив к двери, один из мнимых французов вскинул свое оружие. Хлопнул выстрел, и через пару секунд в комнату втащили тело часового. Один из нападавших тотчас же переоделся в его одежду и, подхватив оружие убитого, занял его место у дверей. А обезоруживший комбата лейтенант, с интересом разглядывал дарственную табличку на его пистолете.

— Что вам нужно? И кто вы такие? — наконец пришел в себя обалдевший майор.

— Кроме вас самого, пан майор, нам здесь не нужен вообще никто, — ответил ему Шери. — Да, собственно говоря, и вы-то нужны нам всего на несколько минут.

И повернувшись к своим спутникам, он поинтересовался:

— Ну что там со связью?

— Секунду, командир! — ответил один из мнимых корректировщиков. — Есть! И видеосигнал имеем!

Он протянул командиру телефонную трубку.

— Пан полковник Рокецький? — поинтересовался Шери у собеседника.

— Да, это я. Кто вы и что вам от меня нужно?

— Кто я — это не столь важно, пан полковник. А что до надобности...

И нажав пару кнопок на телефоне, он развернул его так, чтобы собеседник мог увидеть на экране своего смартфона связанного по рукам и ногам комбата, который одиноко сидел на табуретке в углу комнаты.

— Вам хорошо видно, пан полковник? Или мне нужно подойти поближе? Вы достаточно четко различаете своего сына?

— Что вам нужно? — прохрипела трубка через несколько секунд.

— Вы будете удивлены, пан полковник, но ничего особенного мы от вас не хотим. Насколько я в курсе, вы получили запрос об оказании артиллерийской поддержки батальону, которым командует ваш сын.

— То так. Получил.

— И ваши корректировщики уже выдвинулись на позиции?

— Так. Выдвинулись.

— Могу вас расстроить, пан полковник: они не дошли. Но ведь вы ничего об этом не знали до сих пор?

— От вас первого слышу.

— В таком случае, пан полковник, если вы получите от них координаты для нанесения удара, в этом ведь не будет явного нарушения служебной дисциплины или воинского преступления? Вы ведь обязаны верить своим офицерам!

— Что вы хотите?

— Вы получите эти координаты, пан полковник. Смею вас уверить, что ваши снаряды не упадут на головы ваших солдат. Они вообще не нанесут никому вреда. Но ведь вас невозможно будет в этом упрекнуть? Все претензии, буде таковые когда-нибудь возникнут, можно будет адресовать исключительно неграмотным корректировщикам. Если, разумеется, их кто-нибудь и когда-нибудь найдет. Взамен же мы оставим в живых вашего сына, придумав ему соответствующую легенду, которая, в свою очередь, очистит его имя от любых подозрений в будущем. Вас устраивает мое предложение?

— Кто вы? — прохрипела трубка.

— 'Тени', пан полковник. Вам этого достаточно?

— Вполне... Я могу вам верить?

— Вы можете припомнить хотя бы один случай, когда бы мы не исполняли обещанного? 'Не можешь — не обещай, пообещав — выполни!' — таков наш девиз.

— Хорошо...

Удар дивизиона стапятидесятипятимиллиметровых гаубиц вскопал обширный пустырь в километре от позиций атакующих украинских частей. Батальон майора Рокецького был разбит наголову и отступил, бросая неисправную технику и исковерканное вооружение. Ворвавшиеся в полуразрушенное взрывом здание штаба солдаты батальона вынесли оттуда контуженого командира.

В результате разгрома батальона оголился фланг польских бригад, куда немедленно и со всей возможной злостью поспешили ударить танки ВСУ. И это явилось началом разгрома.

И все бы нормально сошло для отца и сына Рокецьких, если бы пришедший в себя командир батальона не решил заработать очков на своем ранении. Рассказанная им история на первых порах была воспринята охочими до сенсации журналистами весьма и весьма благосклонно. Но когда умные люди стали сопоставлять между собой некоторые аспекты произошедших событий и рассказ майора, вдруг выяснилось, что его повествование в ряде моментов прямо противоречит всему тому, что на самом деле происходило.

Дальше — больше.

Нашлись люди, которые вспомнили появление странных французов непосредственно перед тем, как украинские части, не понесшие никаких потерь от удара гаубиц, нанесли удар по открытому флангу батальона. И пошло-поехало...

В довершение ко всему в руках журналистов, неведомо каким образом, оказалась запись телефонного разговора 'лейтенанта Шери' и полковника Мариана Рокецького.

Рвануло так, что полковник вылетел со службы турманом, несмотря на свои (вполне, кстати, очевидные и реальные) заслуги. А сына — так того вообще чуть не отдали под суд. Хотя подлинность записи так никем и никогда не была подтверждена, хватило и слухов.

Так что в некоторых кругах данная операция 'теней' приобрела очень и очень широкую известность. Как правило, 'тени' никогда не выступали в открытую на чьей-либо стороне. И уж тем более не принимали участие в военных действиях. Не совсем обычные наемники, с равным спокойствием берущие деньги от украинского президента, правительства Новороссии — да и вообще от кого угодно, никогда не поднимали оружие в защиту чьих-либо политических интересов. Более того, как раз на Украине их и не любили сильнее всего, поскольку имелись вполне обоснованные подозрения в том, что большинство осужденных судами Новороссии пилотов украинских ВВС и были доставлены в их суды именно данными структурами.

Но не пойман — не вор. За руку их никто при этом не схватил, а вот отрицать заслугу 'теней' в разгроме польского контингента было теперь совершенно невозможно.

Вот и гадай после этого, чем являлась попытка вторжения польских сил: желанием Польши оттяпать кусок земли или грамотной пиар-акцией 'теневого' братства?

Так что предъявленный мною пистолет, ранее принадлежавший незадачливому комбату, в некоторых кругах мог быть воспринят как очень неслабая визитка. Все серьезные люди прекрасно понимали, в чьих именно руках могло оказаться личное оружие неразумного майора.

Разумеется, отправляясь в поездку, я неплохо себе представлял свой маршрут. Равно как и то, кто именно возглавляет этот самый блок. Влад Торопа неоднократно и публично подчеркивал свое участие в разгроме польских войск. Так что как минимум он должен был слышать и о тех событиях, что этому разгрому способствовали. В любом случае, даже если он и не знает эту историю в деталях, то уж фамилии отца и сына Рокецьких знать может.

Как оказалось, пан Влад был неплохо информированным человеком.

После того, как мое оружие заняло полагающееся ему место в кобуре, Торопа окликнул одного из своих бойцов.

— Мыкола! А ну-ка, организуй нам сюда что-нибудь достойное!

— Успеем ли, пан Влад? — осторожно интересуюсь я. — Водителю ехать надо.

— Поедет, как разрешу, — подчеркивая свою важность, произносит мой собеседник. — Однако ты, Мирон, человек рисковый! Такие вещи всем подряд показывать...

— Хочешь сказать, что ты, пан Влад, — это все подряд? Я тоже не всю жизнь в лесу просидел. Понимаю, кому и что показывать можно, а кому и не нужно.

— Добре, — кивает мой собеседник. — А сюда какой ветер тебя занес? Неужто и в наших краях у вас какой-то интерес есть?

— Этот интерес, друже, где угодно быть может. Но не переживай: я сюда не по делу. Устал уже от всего. Домой хочу.

Мой собеседник удивленно приподнимает бровь.

— Иди ты... Это, вроде как, на пенсию выйти хочешь?

— Можно и так сказать. Отдохнуть охота прежде всего. Ни воевать не хочу, ни иное чего подобное делать. Просто жить хочу, как обычный человек.

— Ладно, — хмыкает мой собеседник. — Допустим, что это так. Приедешь ты куда-нибудь, дом купишь или пустой какой займешь, тут таких до фига. Так ведь рано или поздно, все равно тебя спросят, кто ты таков и откуда взялся. Что отвечать будешь?

Из нагрудного кармана вытаскиваю вчетверо сложенную бумагу и протягиваю ее Владу.

'Дано сотнику Мирону 'Крюку' в том, что он демобилизован по состоянию здоровья'. Дата.

Подпись.

Печать.

Даже и фотография присутствует, всё, как положено.

Сей документ исполнен на официальном бланке с подписью заместителя командира Богунского полка.

Мой собеседник вертит в руках документ.

— Ну, а найдется кто такой ушлый, что запросит полк?

— Получит подтверждение, что документ подлинный.

— И что, в натуре есть такой сотник?

— Перед тобой сидит. Можно весь полк опросить, меня там каждая собака знает.

— Так что ж ты сразу с этого не начал?

Хлопцы Влада подносят столик и ставят на него тарелку с нарезанным хлебом и салом. На свет божий появляется пол-литровая бутылка с какой-то жидкостью и пара стаканов. Рядом нарисовалась миска с огурцами и помидорами и горячая, еще пышущая жаром курица. По местным меркам, вполне себе приличное угощение. Некоторое время я молчу, ожидая, пока бойцы отойдут в сторону.

— А сам прикинь, — отвечаю я собеседнику, — вот держишь ты город, за порядком в нем глядишь, все обо всех знаешь. И тут является вдруг такой вот перец. Бывший сотник, вояка старый — это ж сразу видно. И с ходу тебе в лобешник выкатывает: хочу жить спокойной жизнью. Как, сразу в это поверишь или усомнишься?

— Сотник — и спокойной жизнью? — усмехается Влад. — Да я скорее поверю в то, что он подсидеть меня хочет. Сам знаешь, какой спокойной жизнью живут бывшие сотники, особенно в наших краях.

— Вот потому мне и нужен человек, который при необходимости сможет подтвердить: мол, знаю этого сотника, в натуре он по жизни устал, не хочет ничего больше и не опасен никому.

Мужик некоторое время раздумывает. Берет бутылку и щедро наливает себе и мне почти до самых краев. Молча чокаемся, и я проглатываю обжигающую смесь. А неплохой тут гонят самогон! Он, конечно, горлодер, но очень даже в меру. Подхватываю из миски огурец и отламываю ножку от курицы.

Перекусываем. Помидорчики и огурчики тут очень даже неплохие, сало — так вообще великолепное. Видно, что тот, кто его готовил, дело свое знает основательно.

— Иными словами, Мирон, хочешь, чтобы я вписался за тебя?

— Если и так?

— Это можно. Только ведь ты сам понимать должен, за хорошие глаза такое не делают. Случись что — мне отвечать придется. А я свою голову ценю.

— Так и мне башка не на распродаже досталась. Я, как ты понимаешь, не на один день сюда приехал.

— Тем более вопрос есть. И не один вопрос. Ты ж ведь землю пахать не пойдешь?

— Не пойду.

— Значит, есть на что жить?

— Ну, ты ж за дурака меня не считаешь? И чтоб сразу ясность внести, с собой у меня очень мало чего имеется. Так, мелочишка, на первое время.

— Понятно, — кивает мой собеседник. — Я тоже не лопух. Но второй вопрос имеется. И он гораздо серьезнее первого. А ну как завтра уже по твою душу кто-то придет? Черт знает, как у вас там на пенсию выходят? И есть ли она вообще, пенсия эта? Может, за тобой столько косяков набралось, что тебя днем с огнем по всему Дикому полю разыскивают?

Вот придут такие же ухари, да и заметут разом всех, кто тебе помог. Или, скажешь, не бывает такого?

— А ты полагаешь, что за это уже кто-то заплатил? Понятное дело, что здесь пан Влад человек не последний. Но так то — здесь! Или думаешь, что уже столько дел натворил, что кому-то интересен стал? В плане заработка, имею в виду. Так могу разочаровать: это не так. Я про тебя знаю, так оно и понятно, мне тут жить. А уж куда пойду после, как говоришь, пенсии, да где жить стану — про то никому из моих коллег интереса нет. Уйти можно только чисто, без долгов и косяков. Накосячил — живым никто не выпустит. Не дожидаясь вопроса, отвечу: наши люди здесь есть. Про меня знают. Никаких вопросов ко мне у них нет. Чисто ушел — живи спокойно. Я хочу, чтобы таких вопросов не возникло и у кого-нибудь другого. И за это готов платить.

Снова наливаются стаканы. Хрустит на зубах закуска. Моего собеседника тоже можно понять: не каждый день из проезжающего автобуса падает на твою голову такой вот пассажир. Я кое-что знаю про Влада. Он тоже непростой мужик. Но при всех его заслугах командовать захудалым блокпостом — это плохо завуалированная форма отставки. И даже не почетной отставки. Его попросту убрали с глаз долой. Дали в зубы кусочек хлеба для прокормления и оставили видимость серьезного дела. На хрен никому не нужный блокпост, через который давным-давно никто, кроме окрестных селян, не ездит. Да, хватит на еду и выпивку. Может быть, на нечастые посещения трактира в городе. И все. Зато неудобный человек надежно отодвинут в сторону и лишен какой-либо возможности для вербовки сторонников. По каким-то неизвестным мне причинам его не убили сразу. Оставили в живых, дали синекуру. И отодвинули на самую периферию происходящих событий. Мое появление для него — это неплохой шанс немного заработать, плюс ощущение причастности к чему-то серьезному, выходящему за рамки местечковых разборок. Прогуляет ли он полученные от меня деньги в ближайшие две недели в кабаке, или у него хватит ума потратить их с большей пользой, я сейчас сказать не могу. Да по большому счету, мне это все равно. Лишь бы он выполнил то, что мне от него нужно.

— Хорошо, — говорит Влад. — Тебе ведь дом нужен?

— Дом есть. Он тут всегда был. Ремонт — нужен, это да.

— Уверен, что там никто до сих пор не живет?

— Не живет. Я это точно знаю.

— Ладно, — соглашается мой собеседник. — Будем считать, что мы договорились.

— Что ты хочешь?

— А вот об этом мы в другой раз поговорим. Не здесь. И не сейчас.

Выпрыгнув из автобуса на центральной улице когда-то оживленного городка, с интересом оглядываюсь по сторонам. Я очень давно не был здесь. Но мне кажется, что за прошедшие годы абсолютно ничего не изменилось. Разве что исчезли в небытие многочисленные рекламные щиты и всевозможные агитки, расклеенные в свое время на заборах. Не могу сказать, что эта потеря была настолько ужасной, город, по-моему, от этого только выиграл.

Обернувшись назад, вопросительно смотрю на одного из тороповских хлопцев, который выбирается из автобуса следом за мной. Он не по своей воле сюда отправился — пан Влад прислал.

— Так, хлопче! Слухай сюда! — старший поста строго смотрит на одного из своих солдат. Тот в струнку вытянулся перед своим командиром и почти не дышит. Однако... репутация у здешнего начальника...

— Проводишь пана сотника в город! Вопросов не задавать! Что спросит он — отвечать быстро! Поможешь там... чем надо будет. Кто и что спрашивать станет, скажи — я его знаю!