Золушки из трактира на площади

Принцесса Оридана имела внешность не столько красивую, сколько интересную. А принц Колей был хорош собой, будто сошел со страниц сказок. Правда, в народе его беззлобно называли шалопаем и бабником, но терпели, как терпят самого младшего братишку, материнской любви которому досталось больше, чем остальным.

Духовой оркестр, шествовавший в начале процессии, исторгал из инструментов звуки от величественных до бравурных. За экипажами Ориданы и ее свиты следовала Королевская гвардия — молодцы, все как на подбор, выбранные из трех полков за рост, ширину в плечах и обаятельные улыбки. Мундиры трех цветов — красного, синего и голубого, хаотично смешались, придавая ровным рядам настроение с полотна безумного живописца. Офицеры, чьи мундиры были украшены золотыми и серебряными аксельбантами, ехали по краям, сдерживая волнующихся, косящих глазом на толпу, великолепных скакунов.

Музыкальные инструменты бликовали от закатного солнца, пылали золотом и оранжем, блестели аксельбанты, погоны и пуговицы, будто волшебные паутины, накинутые на воинов, ослепительно белела косынка Ориданы и круп жеребца. Музыка, шум толпы и мерный топот копыт взлетали к небесам, обнажившимся ради такого случая до глубочайшей голубизны.

Матушка, открыв рот, смотрела на это великолепие и пыталась охватить взглядом сразу все. Ванилла то и дело тыкала ее круглым локтем под ребро и вскрикивала, не забывая вытащить изо рта ярко-красного петушка на палочке: 'Смотри, какие ляжки! М-м-м... Мужчина с таким ляжками — это радость для страстной женщины!' или 'Глянь на того! Какая челюсть! У него, должно быть, хороший аппетит, а значит, сил много для...' Дальше она щеголяла умными словечками, пойманными во дворце, половину из которых Бруни не понимала. 'Ах! — восклицала подруга, — какая лошадка! Вон та, гнедая! А Петр-то, Петр хорош! Не шагает — красуется, собака подкованная!'

Бруни разглядывала ляжки, челюсти и конские крупы, и думала, сопровождай её — невесту — этакая толпа народа, она со стыда спряталась бы под днищем экипажа! Однако Оридане, похоже, проводы нравились. Принцесса крутила головой во все стороны, как маленькая птичка в поисках мошек, и пыталась царственно улыбаться, хотя темперамент то и дело прорывался наружу в резких движениях узкой ладони, приветствующей толпу.

'А вот тот хорош! Какая посадка головы! Ну, вылитый благородный статуй!' — в очередной раз воскликнула подруга и с хрустом откусила петушку хвост.

Бруни, уставшая от впечатлений и шума, бесцельно шарила взглядом по всадникам, мечтая оказаться в собственной кухне. И вдруг зажмурилась на мгновение — будто солнцем ослепило. На вороном скакуне ехал ее Кай в темно-синем офицерском мундире, не удостаивая толпу даже взглядом. Отрешенный, высокомерный, он был настолько не похож на себя, что она решила — ошиблась, приняв за другого. Однако, узнавая поворот головы, движение сильной руки, легко удерживающей рвущего поводья жеребца, ощутила одновременно и радость, и горечь. Радость, от того, что видит его. Горечь от того, каким его видит. Этой Кай был истинным дворянином, тем, кто на таких, как Матушка Бруни, если не посмотрит с определенным интересом, значит, вообще не посмотрит!

Когда он проезжал мимо, Матушка опустила лицо, делая вид, что разыскивает уроненную шпильку. Ванилла, поднявшись на цыпочки, смотрела совсем в другую сторону — в арьергард кавалькады.

— Ты погляди! — она чуть не выпрыгивала из толпы. — Вон они! Ну, красавцы! Ну, кобели!

— Кто? — удивилась Бруни.

— Черный полк Королевской гвардии. Оборотни!

Матушка, скользнув тоскливым взглядом по удаляющейся спине, облаченной в синее, приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть.

Эти улыбок направо и налево не раздавали. Ехали молча, плечом к плечу, смуглые, гибкие, с глазами убийц. Черные, расшитые серебром, мундиры не скрадывали природную грацию и силу худощавых поджарых тел. На них смотреть-то казалось опасным, не то чтобы встать на дороге.

Бруни представила среди них Веслава — повзрослевшего, вытянувшегося, по-прежнему лохматого и опасного, как они. Такого, чтобы никто не смел обижать, бить, отбирать еду и... убивать близких.

То, что родители Веся погибли от рук беснующейся толпы, Матушка узнала случайно. Услышала как-то стоны из чулана, где он разговаривал во сне. Зашла, хотела разбудить, но... прислушалась и села рядом, затаив дыхание. Из обрывков слов и вскриков узнала, как клан проезжал маленький городок, полный ненависти к чужакам, жители которого спровоцировали ссору. А дальше началось тотальное уничтожение. Слишком глубок был страх простых обывателей перед теми, кто видел изнанку мира звериными зрачками. Она так и не разбудила мальчишку тогда, стыдясь подслушанной тайны. Смотрела, как текут слезы по смуглым щекам, комкала передник на груди, и казалось, сердце разорвется от чужой, заново переживаемой боли.

Кортеж, наконец, проехал мимо. Приветственные вопли покатились по направлению к порту. Толпа расходилась, шумно обсуждая принца с принцессой, гвардейские стати и... Черный полк.

— Не жди от таких добра, — пробурчал какой-то старичок, семенящий рядом. — Убийцы и разбойники они. Какими были, такими и останутся.

— С паршивого волка хоть шкуры кусок, — резонно заметил парнишка из компании мастеровых. — Пущай Родине послужат, чем бродяжничать, да воровать! Аркей наш их в кулаке всяко удержит!

— Молод он ишшо! — проворчал старичок и юркнул в ближайшую подворотню, желая оставить последнее слово за собой.

— Не знаю, будет ли с оборотней толк в армии, — проводив его глазами, сообщила Ванилла, — но смотрятся они здорово! С такими сто раз подумаешь, прежде чем в драку ввяжешься! Что-то живот подвело! Пойдем, поужинаем, подруга?

Бруни любила ходить в другие трактиры. Чудно было сидеть за столиком, разговаривать со служками, выбирать блюда. Она ревниво оглядывала чужие занавески, украшения на стенах, одежду прислуги. С любопытством пробовала еду, приготовленную чужими руками. При этом посещала подобные заведения лишь в компании Ваниллы или Пипа, не стремясь в одиночестве гулять по городу. В родных стенах ей было уютнее. В отличие от нее, Ванилла обожала новые места и знакомства, и с удовольствием делилась каждый раз с Матушкой открытием. В этот раз она потащила ее в трактир, расположенный в Торговом районе, неподалеку от площади Толстяка Фро.

На улицах было шумно и весело, как в дни ежегодного Праздника Прибавления. Приподнятое настроение горожан, как оказалось, спровоцировала щедрость короля, оплатившего из собственного кармана всю выпивку в городе в этот вечер, о чем, едва кортеж достиг порта, раскричались глашатаи на каждой площади.

— Напьемся? — предложила Ванилла, когда они пришли в трактир.

Она попыталась живописно разложить вокруг своего стула складки юбки, потом плюнула на это дело, отцепила от сумочки морковку и принялась грызть, в ожидании заказа поглядывая в окно.

Матушка, улыбнувшись, покачала головой. Родители учили ее оценивать качество напитка, а не количество.

— Две кружки пива, — попросила она девушку-служку.

— И мужиков к нам не подсаживать! — добавила Ванилла. — Мы желаем тихого семейного ужина!

Служка, кивнув, убежала на кухню, вмиг вернулась неся две запотевшие кружки с янтарным напитком.

— Семейного? — уточнила Бруни.

— Ты ж мне как сестра! — подруга тепло посмотрела на нее. — У меня есть младшая сеструха — Персиана, и средняя — Матушка Бруни! А что, Матушка, пойдешь ко мне подружкой на свадьбу? — совершенно неожиданно докончила она.

Бруни подавилась первым — самым лучшим! — глотком пива. Вытаращила глаза.

— Что — уже?

— Что уже? — кажется, обиделась Ванилла. — Надо и о будущем думать. Годков мне немало, мужиков подходящих и того меньше. А шут — должность при дворе знатная. Вторая после короля, как ни крути!

— А Дрюня? — уточнила Матушка. — Жаждет?

— Чего? — опешила подруга.

— Семейных уз.

Ванилла пожала плечами.

— А разве это имеет значение?

Мгновение обе с недоумением смотрели друг на друга, а затем расхохотались.

Разошлись засветло. На улицах прибавилось количество пьяных, облагодетельствованных королем. Правда, добавилось и патрулей городской стражи. Но обстановка явно не располагала барышень к поздним прогулкам без сопровождения. Потому Бруни вздохнула с облегчением, только когда Весь впустил ее в дом, затем предусмотрительно заперев засовы.

В трактире было убрано, не считая сдвинутых к стенам в зале столов и стульев.

— Допрыгаешь, расставь все по местам, — сказала Матушка, собираясь направиться в кладовку, проверить запасы пряностей. Судя по всему, завтра ожидается наплыв мающихся похмельем, а для такого дела лучше всего подходит легкий ароматный суп с особыми пряностями, унимающими качку в желудке и боль в голове.

Оборотень кивнул и подобрал с пола деревянный меч.

Матушка проверила запас продуктов, составила предварительное меню на завтра и список необходимых продуктов и задумалась, что же приготовить на ужин.

— Весь, ты ел? — крикнула она в зал.

Парнишка бесшумно возник на пороге, будто возник из ниоткуда. Его зрачки лунно блеснули.

— Неа...

Бруни, не ожидавшая его появления, даже вздрогнула.

— Чем бы нам с тобой поужинать? Хочешь, поджарю кусок мяса и картошку?

— Мясо! — снова блеснул глазами Весь. — Не надо картошку!

Он собрался было вернуться к своему занятию, но, подумав, отложил меч и предложил:

— Если ты хочешь картошки, давай я почищу!

— Хочу, — кивнула Матушка. — Ты чисть, а я расскажу тебе о проводах принцессы...

— Да что там интересного, в проводах-то? — забурчал парнишка, поставил на стол миску, положил рядом нож и отправился в подпол за картошкой.

— Ну, например, сегодня я видела целый полк твоих соотечественников.

Весь резко обернулся, балансируя на верхней ступеньке лестницы, ведущей в подпол.

— Как это — полк?

— Полк. В составе королевской гвардии. Они носят черные мундиры и выглядят настоящими бойцами. А главный у них — принц Аркей!

— Его ты тоже видела? — уточнил мальчишка.

— Может быть, — пожала плечами Матушка. — Я же не знаю, как он выглядит. Зато я знаю, что через несколько лет ты можешь стать таким же, как они!

Ответом был раздавшийся грохот. Это Весь свалился в подпол.

Бруни, изменившись в лице, бросилась к лестнице.

Мальчишка сидел на полу, потирая затылок. Он поднял взгляд на Матушку, и она увидела в его глазах такую отчаянную решимость, что чуть было не попятилась назад.

— Как? — только и спросил Весь.

— Принц открывает факультет в Военном университете для оборотней. Так мне сказал Кай. Учеба будет бесплатной, но после тебе придется двадцать лет отслужить в королевской армии.

Оборотень одним прыжком взлетел вверх.

— И ты отпустишь меня учиться? — серьезно уточнил он.

— Отпущу, — твердо ответила Бруни, сдерживая дрожь в сердце, очень похожую на материнскую. — Если на то будет твое желание!

Весь помолчал, пристально глядя ей в глаза, и молчание было дороже золота. А затем резко развернулся и нырнул в подпол.

— Сколько картофелин чистить? — донеслось оттуда.

Матушка поразилась его выдержке. Наверняка радость щекотала пятки, заставляя приплясывать на месте, распирала поющей птицей грудную клетку — ведь он впервые мог стать кем-то стоящим. Вернуться к своим, как в семью. Взойти на широкую дорогу, постеленную жизнью, ранее оставлявшей ему лишь два узких пути в ямах да колдобинах — нищего и вора.

— Если ты не будешь — четыре!

Говяжьи ребрышки скворчали на чугунной сковороде, распространяя дивный запах жареного мяса. От картошки вился парок, плавился желтый кус масла на ее белых бочках. Ломти ржаного хлеба казались стенами крепости, возведенной на столе. Матушка вечеряла с Весем в тишине, нарушаемой лишь треском свечи.

Стемнело. Квартальный дежурный маг уже шел со своим посохом по улицам, касаясь им подвешенных на столбах стеклянных шаров и наколдовывая внутри синеватый холодный свет. Его негромкую песенку то и дело прерывали пьяные возгласы, звуки потасовок и ругани.

Шум почти не доносился до Матушки, а когда все же слышался, она, морщась, думала, как хорошо, что этот день пришелся на выходной! Потерянная прибыль не так пугала, как необходимость потом мыть заблеванные полы, чинить сломанную мебель, вставлять новые оконные стекла и покупать посуду взамен побитой.

В дверь постучали. Сначала тихо, потом все сильнее. Надежда увидеть Кая, вспыхнувшая пожаром в сердце, не оправдалась — тот никогда не стал бы ломиться в дверь.

Прихватив свечу, Бруни вышла в зал. Крикнула:

— А ну, уймитесь там! Что вам надо!

— Открывай, Матушка, нам охота выпить! — раздался голос Питера Коноха, одного из местных ремесленников.

Парень был свиреп видом, кустист бровями и огромен туловом — недаром работал молотобойцем у мастера Аскеля, кузнеца. Кроткий, как овечка подмастерье, выпив, становился неуправляемым, поэтому спиртное домашние от него прятали, а Бруни — по личной просьбе его матушки, с которой он жил до сих пор, так и не женившись, — сильно разбавляла подаваемое ему пиво и никогда не продавала более крепкие напитки.

Шум голосов, раздавшийся за возгласом, указал на целую толпу прихлебателей кузнечного подмастерья, мучимых жаждой.

— Пит, мы сегодня закрыты! — спокойно, но твердо сказала Бруни. — Приходите завтра!

Дверь сотряс страшенный удар.

— Какого хряка! — раздался рёв в ответ. — Мне охота выпить!

Створка затряслась, как припадочная. Матушка невольно попятилась назад, лихорадочно раздумывая над дальнейшими действиями. Бежать через заднюю дверь за стражей? Ворвавшиеся смутьяны разнесут и разграбят трактир так, что она не узнает его по возвращении. А то и подожгут — случалось подобное о прошлом годе на соседней улице.

Доски жалобно затрещали.

Неожиданно сильная ладонь подтолкнула Бруни за стойку — к выходу из зала.

— Беги за патрулем, — резко дергая ушами, прорычал Весь. — Я их задержу!

— Они не в себе! — испугалась Матушка. — Убьют тебя!

— Не уб-ю-ют... — провыл в ответ оборотень, начиная превращаться. — У-у-хо-ди-и...

Кинув последний взгляд на упавшего на пол и корчащегося в судорогах мальчишку, Бруни судорожно вздохнула и бросилась прочь.

К ее счастью патруль как раз показался в начале соседней улицы. Она набрала воздуха в легкие и крикнула изо всех сил 'На помощь!' И еще на всякий случай 'Пожар!' Метнулась обратно, оказавшись в зале как раз в тот момент, когда дверь слетела с петель, а несколько человек, размахивая горящими факелами и ножами, ввалились внутрь. И были остановлены низким рычанием и яростным клацаньем зубов черного зверя, вздыбившего шерсть на холке и между острыми ушами.

Прижавшись спиной к стойке, Матушка разглядывала животное, больше всего напоминавшее волка-переростка. В своей человечьей ипостаси Веслав был жилист и худощав, и сохранил эти качества, став зверем. Но она замечала, как бугрятся под кожей стальные мышцы, и старалась не смотреть на его оскаленную пасть.