| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Впрочем, готового энергетического сбора у меня все равно нет, что толку гадать, он ли мне нужен.
В голове мутилось, слабость охватывала все сильнее.
— Нельзя терять сознание, — пробормотала я. Голос дрожал, в нем отчетливо слышалась паника. Откуда-то я знала, что и впрямь вот-вот потеряю сознание, и что это плохо, очень плохо. Опасно и для меня и для ребенка.
— На кухню, — приказала я себе. — Вставай. Одеяло не бросай, завернись. Медленно — села, ноги на пол. Держись за шкаф. Теперь за стенку. Давай, вниз.
Отчего-то говорить такими вот короткими фразами-командами было легче. И голос меньше дрожал. Я не сумела бы убедить себя, что "ничего страшного", никогда не была склонна к самообману, а вот "борись, двигайся, не смей падать!" — это мне помогало.
И все же до кухни я дошла не иначе как чудом и с божьей помощью. Да взять хоть то, что с лестницы не упала, ведь каждую ступеньку вслепую ногой нащупывала! При этом одной рукой вцепившись в перила, а другой — сжимая у горла одеяло, которое еще и в ногах путалось!
Поставить чайник я бы в таком состоянии не сумела, даже спичку бы не зажгла. Кое-как достала кружку и тут же уронила. Кружка разбилась громко, осколки брызнули по всей кухне.
— На счастье, — пробормотала я. Собственный голос казался далеким и слабым, уши заложило, как в самолете при посадке. Но холодная вода из-под крана немного прояснила сознание: я обтерла лицо и сделала несколько мелких глотков из ладони.
Но хотелось горячего. Чая. И сладкого.
Я оперлась ладонями о стол, благо, он недалеко от мойки. А там и табуретка в двух шагах, но как добраться до нее и не упасть? Шажок, другой — боком, вдоль стола, держась о столешницу. Пальцы дрожали. Колени подгибались.
— Да что ж это такое! — почти прошипела я.
Как-то удалось сесть не мимо табуретки. Я подавила острое желание уронить голову на руки — отключилась бы, и что дальше? На столе стояли заварочный чайник и сахарница. В заварнике был Костин чай, обычный черный, крепкий, с моим наговором на здоровье и бодрость. Я придвинула его ближе, не отрывая от стола — не разбить бы. Втянула глоток прямо из носика. И еще один. Потом ту же операцию проделала с сахарницей — придвинуть ближе, снять крышечку, выудить кусок — и в рот. Как хорошо, что Костя любит рафинад! Кусок сахара таял на языке, я запила его заваркой. Что ж, эта ядерная смесь подействовала не хуже энергетика: в обморок падать мой сбрендивший организм явно раздумал, в голове прояснилось, я даже, наверное, смогла бы сейчас встать, но здравый смысл советовал не форсировать события, а лучше съесть еще пару кусочков сахара.
Кажется, я выпила не меньше половины заварника, и уж точно сожрала половину сахарницы, когда, наконец, почувствовала себя в силах встать, дойти до плиты, зажечь газ и поставить чайник. На плите стояла кастрюля с борщом — я уже ела всего-то час-полтора назад, но вдруг поняла, что голодная, как... "как медведь после спячки", само собой пришло на ум любимое Костино выражение.
Борщ пах одуряюще — настоялся. Я навернула полную тарелку. Запила теперь уже своим чаем — под руку попался успокаивающий, и я решила считать это знаком, все равно не понимала, что со мной, а снять панику точно будет не во вред.
Выпила полную кружку, заедая сахаром вприкуску — не совсем по правилам, ну и ладно, раз организм просит, лучше ему дать, чего хочет.
А потом все-таки сложила руки на столе, умостила на них голову, прикрывшись уголком одеяла от падавшего из окна света, и уснула, как провалилась. Но это хотя бы был сон, а не обморок.
Проснулась я в постели. Костя сидел рядом, одна его ладонь лежала на моем животе, поверх одеяла, другой он гладил меня по лицу, и от обеих его рук в меня щедро лилось мягкое, ласковое тепло.
— Что же ты так? — спросил он; в мягком голосе я без труда уловила боль, и паника вспыхнула с новой силой.
— С ребенком... все хорошо? — прошептала я.
— Обошлось, слава богу, — Костя наклонился ко мне и легко, почти невесомо поцеловал. — Не волнуйся, тебе нельзя. Сейчас приедет баба Настя, я попросил соседскую девочку ей позвонить и все объяснить. Боялся от тебя отойти.
— Мне лучше, — сказала я, прислушавшись к себе. — Вставать, правда, не хочется совсем, но тепло и в ушах не звенит.
— Тебе и не надо вставать. Не вздумай даже.
— А Олежка где?
— Я покормил его борщом и попросил посидеть у себя. Объяснил, что мама спит, а мне нужно посидеть с ней, чтобы подлечить. Чтобы с маленьким ничего не случилось. Он уже понимает такое. У нас вообще умный парень, правда?
Он улыбнулся — явно хотел меня приободрить, и я в ответ легонько сжала его руку и на мгновение прикрыла глаза.
— А пока можно подумать, как назовем малыша, — предложил он. — Есть мысли?
Я уже думала об этом. И поняла, что выбрать имя в честь кого-то из моих родных и любимых, оставшихся в прошлой жизни, будет... не то чтобы неправильно, скорее слишком больно. Пусть прошлое остается в прошлом, это лучше, чем, обращаясь к ребенку, вспоминать совсем другого человека, невольно сравнивать... зачем?
— Девочку — Тоней, Антониной. По бабушке, — Костя знал о бабушке Тоне, я рассказывала ему. — А если мальчик, выбери имя ты, хорошо?
Он улыбнулся.
— Михаил.
— Как твой папа? Хорошее имя для мальчика, мне очень нравится.
Честно говоря, хотя имя мне и в самом деле нравилось, думала я о другом: скорее бы Анастасия Васильевна приехала! Мне казалось, Костя слишком уж долго меня подпитывает, это тревожило. Все настолько плохо? Вдруг так выкладываться вредно даже такому сильному магу, как Костя? Его-то подпитать некому! Вон какой бледный, и поди пойми, то ли от испуга, то ли от истощения резерва...
Словно в ответ на мои мысли, внизу хлопнула дверь, и низковатый, почти оперный голос Анастасии Васильевны разнесся по всему дому:
— Ау, хозяева, где вы?
— Беги, встреть, — шепнула я Косте. Он поцеловал меня и убежал вниз, оставив дверь открытой.
Мне хорошо слышны были его быстрые шаги вниз по ступеням, по коридору, а доктор, похоже, успела без его помощи снять пальто и переобуться: едва Костя спустился, как она тут же скомандовала:
— Веди, где твоя Маришка. Посмотрим, что там стряслось.
Снова шаги, двойные... Поднимались быстро, Костя на ходу очень тихо что-то говорил — как я ни вслушивалась, разобрала лишь отдельные слова: "спала на кухне за столом", "ледяные", "почти пусто"...
— Так, Марина батьковна, рассказывай, — я невольно отметила, что одышки у Анастасии Васильевны в помине нет, а ведь почти сто лет женщине!
— Здравствуйте, — я попыталась улыбнуться, но, кажется, получилось что-то слишком уж жалкое.
— Здравствуй, здравствуй, — проворчала она, подходя к кровати и проводя надо мной руками. Мне тоже стало интересно, но не в таким состоянии смотреть ауры... Ой, а ведь я и не попыталась проверить свою ауру, едва ощутив недомогание! Прав Костя, нужно с этим что-то делать. Привыкать быть ведьмой не только в работе, но и в быту. — Муж твой говорит, последние дни ты выматывалась, хотя с резервом все неплохо было, и сегодня собиралась отдыхать. Рассказывай, как отдыхала?
Кажется, я покраснела. Домашние дела не утомляли меня и были в радость, но все же ответ "убралась в доме, сходила в магазин, замесила тесто, сварила борщ, начистила картошки на пюре" как-то не очень хорошо будет сочетаться со словом "отдых".
— Борщ, — сказал Костя. — Большая кастрюля чищеной картошки. Тесто. Кстати, солнышко, я его Вериной дочке отдал, чтобы не пропало, у тебя сегодня постельный режим.
— Ясно все с тобой, — вздохнула Анастасия Васильевна.
— Но я отлично себя чувствовала, — попыталась я спорить. — Оно как-то внезапно началось. Когда я уже ушла из кухни и залегла с книжкой.
— Я тебя в кухне нашел, — возразил бдительный супруг. — И кружка разбитая валялась, весь пол в осколках, ты бы так не оставила, уж будто я тебя не знаю.
Пришлось объяснять в подробностях.
— Я сумела спуститься. Испугалась очень, казалось, сознание потеряю, а в спальне даже воды нет, и лекарства все на кухне, сборы ведь, все равно заваривать нужно. Спустилась, сама не помню, как, хотела напиться, кружку уронила. Воды в лицо поплескала, попила немного из ладони. Помню, сладкого хотелось, я как до табуретки добралась, так и встать боялась. Пила заварку из чайника, на столе стоял, и сахаром заедала, ну и отпустило немного. Встала, борща поела, попила уже своего чая, ну и заснула. Успокоительный под руку попался...
— Чай с напиткой? — быстро спросила Анастасия Васильевна.
— Да, весь. То есть, Костин тоже.
— Хорошо. Вот что, Марина батьковна, расскажи-ка, что у тебя дома есть готовое и где, а Костя мне покажет, что нужно будет. Тебе самой пока лучше вылежаться. В тепле, под одеялом и без лишней суеты.
— С ребенком точно все в порядке? — спросила я, сжав под одеялом кулаки.
— Более чем, — непонятно хмыкнула Анастасия Васильевна. — Не волнуйся, все объясню, но сначала с лечением разберемся.
Я быстро перечислила: сборы, которые заваривала каждый день и потому держала в кухне в шкафчике, аптечка экстренной помощи там же в кухне, снадобья, которые готовила впрок — в шкафу в подвале...
— Без дела ты не сидела. Пойдем, счастливый папаша, соберем все нужное, мне одной не перенести. В спальне нужно экстренный запас хранить! Заварила, половину отлила — и сюда. А ну как до кухни не дошла бы, соображаешь, чем могло кончиться?
— И думать не хочу, — я замотала головой.
— То-то.
Они ушли, а я лежала, расслаблялась в тепле, наконец-то ощущая себя полностью спокойной, и ждала. Мысли текли вяло и лениво: что-то случилось, что-то серьезное и, очевидно, как-то связанное с моим резервом, раз Костя тут же кинулся подпитывать и боялся отойти лишний раз. Но доктор, посмотрев меня, не выглядела озадаченной, и ее обращенное к Косте "счастливый папаша" прозвучало как-то очень обещающе. Наверное, ребенок будет сильным, вот мне и не хватает собственного резерва. Но это ничего, я уже читала, для таких случаев главное — вовремя понять, в чем проблема. Есть поддерживающие снадобья, есть обереги-накопители, которые делятся с будущей мамочкой заранее влитой в них энергией, да и подпитка от Кости...
Непонятно только, что мне теперь можно и чего нельзя, но сейчас все расскажут. Не удивлюсь, если Анастасия Васильевна прямо сейчас вправляет Косте мозги, чтобы лучше за мной следил.
Что ж, я почти угадала. Почти...
В спальню вошел Костя с подносом, уставленным моими с утра заваренными сборами, Анастасия Васильевна, придержав для него дверь, села на край моей кровати и сказала:
— Так, дорогая моя. Объясняю. На этом сроке у ребенка начинают формироваться энергетические центры — то самое, от чего будет зависеть его резерв и прокачка силы. Чем сильней ребенок, тем ярче мать ощущает этот момент, хотя до такого, как у тебя, доходит все же редко и обычно без подпитки от мужа. Но твой случай ясен. В ауре станет заметно через несколько дней, но симптомы характерные, не ошибешься. Поздравляю, Марина, вы ждете двойню.
— Ой, мамочки, — только и сказала я.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
