Мир Дракона

— Гришен, — Зойсайт ласкающе прикоснулся к щеке юноши, не глядя на него самого, — выкинь всех отсюда.

— Учитель, пожалуйста!

— Гришен!

Словно на ниточках, Гришен повернулся к гладиаторам.

— Что встали?! — вдруг рявкнул он так, что позавидовал бы даже Гиен. — Что, трупов не видели? Жрать готово, так что ПОШЛИ ВО-ОН!!!

Гладиаторы отшатнулись и попятились к дверям.

— Эй, — едва покинув "казарму", Пиар пихнул в бок Настока, — ты на кого ставишь? Я вот думаю, что Шин уложит мальчика. Он, конечно, ничего против Жабы, но...

— Придурок, — скривился Насток, отворачиваясь.

Он был "солдатом удачи". Он умел отличать вожаков от мяса. А вожаки не бывают идиотами.

Гришен плелся позади всех. Внутри него бушевала ему одному понятная битва.

* * *

— Итак, мы остались вдвоем, крошка, — процедил Шин, усаживаясь на койку напротив Зойсайта. Огонек в светильнике над ним подрагивал, как напряженный зверь. Шин считал — как испуганная мышь.

Зойсайт не ответил. Он встал со своей койки и пошел по комнате. Шин облизнулся, хищно щурясь на изящные линии спины и бедер перед собой. Остановившись перед первым светильником у своей стены, Зойсайт спросил, не оборачиваясь:

— Зачем ты это сделал, Шин?

В голосе мальчишки было то, что Шин ненавидел с того момента, как стал гладиатором — праздное любопытство, скрашенное брезгливостью.

Первый светильник, скрытый телом юноши, мигнул и погас.

— А я ненавижу тебя, мразь.

— Вот как? — безразлично произнес Зойсайт, подходя ко второму светильнику. — За что же?

— За то, что ты есть. Изнеженный щенок, с богатым папочкой и няньками, вытирающими тебе сопли. Ты не один из нас, ты из вельмо-ож, — последнее слово Шин произнес так, словно его им вырвало. — Что ты знаешь о грязи?!

— Очень многое, малыш, — сказал Зойсайт, переходя к третьему светильнику. Второй тоже не горел.

Шин дернулся, но все же не стал вставать. Этот мальчишка ответит ему сегодня за все.

Третий огонек погас.

— И что же? — скривился гладиатор.

Четвертый.

— Больше, чем ты можешь себе представить, — как погас пятый светильник, Шин тоже не увидел. — И я могу показать ее тебе. Хочешь?

Шестой.

Шин облизнул пересохшие губы.

— Я хочу изукрасить твое смазливое тело, трахнуть тебя, а потом рассказать об этом всем.

— И они будут презирать меня... — седьмой огонек умер, шипя. — Скажи, чего ты боишься больше всего?

Шин опешил от неожиданного вопроса. Что-то холодное прошлось по его позвоночнику. Страх? Нет, пока еще нет. Пока...

Пока длилась пауза, Зойсайт приблизился к двери и погасил восьмой светильник. В комнате стало заметно темнее.

— Я ничего не боюсь! Я не тепличный цветочек.

Девятый.

— Я бывал в битвах, каких ты себе не можешь и представить. Мои руки по локоть опускались в кровь, а мои раны не пересчитает и звездочет. А ты небось рос в окружении забо-оты! И даже в рабстве не знал боли и страха, пока тебя не отходили плетью.

Зойсайт даже не улыбнулся. Распущенные волосы почти полностью скрывали его со спины, все же не в силах спрятать изящные очертания. Их золотой ореол стал темно-каштановым — погас десятый светильник.

— Чего ты боишься... — словно размышлял Зойсайт. — Может быть, темноты? — Зойсайт миновал дверь и подошел к противоположной стене. Погас одиннадцатый. — Темноты, боли, смерти... Крыс?

Тихий смех.

Двенадцатый.

— ...А может быть, пыток, бессилия... насмешек? Хочешь, я устрою тебе все это?

Тринадцать.

— Заткнись!

Шин сглотнул комок в горле. Страх уже коснулся холодными руками его сердца, забирая себе его тепло. Это мерный голос, этот проклятый, равнодушный, вкрадчивый голос!!!

Четырнадцать. Дракон, как он это делает? Он же не дует и не касается огня!

— А демоны, Шинни? Как насчет демонов? — Зойсайт засмеялся. Шин готов был поклясться, что именно так смеется клинок, входя в горячую живую плоть.

Пятнадцатый огонек потух. Зойсайт подходил к гладиатору все ближе.

— Демонов нет, — еле слышно ответил Шин. Он не мог ответить громко, боясь, что голос сорвется. — И богов нет.

Шестнадцатый. Будь он проклят, как он это делает?!

— Богов? Может быть. Но демоны... Ты боишься смерти, Шинни? Боишься... Если это единственный твой страх, тебе очень повезло, я не собираюсь тебя убивать. Это было бы слишком легко, ты ведь мне не помеха. Ты оскорбил моего Учителя...

Семнадцать. Паника заполнила кишки гладиатора. Сбежать... От кого? От кого ты собрался бежать, сучий сын?! Ты его сейчас убьешь. Просто — убьешь, не растягивая удовольствия, как планировал. И — уберешься отсюда, пусть тебя переведут в другую "казарму"...

— Как ты это делаешь? — выдохнул Шин. — Как ты их гасишь?

Зойсайт небрежно отбросил с лица непослушные пряди. Тонкие пальцы положили на стены несколько длинных теней.

Восемнадцать.

— А ты боишься ада? Подземного Огня, как у вас это называют?

У вас... отдалось в готовом задрожать гладиаторе. У вас!

— Меня вот очень часто называли огнем. Даже вы, кто не мог этого знать.

Зойсайт остановился перед очередным светильником, приблизив к нему лицо. Алые притягательные губы приблизились к огоньку, словно целуя его. Огонек вспыхнул в экстазе и сладко задрожал, приникая ко рту хозяина. Хозяина?! И тоже погас.

Отойдя от светильника, демон приблизился к Шину. Если бы еще мог, гладиатор бы убежал. Но тело отказалось ему служить. Как в размытом кошмаре, Шин видел приближающуюся к нему фигурку, демонстративно покачивавшую бедрами. Единственный все еще зажженный светильник был над его головой.

— Я — хозяин огня, Шинни. Этого у меня не сможет отнять никто и никогда. Огонь всегда будет по моему приказу убивать и умирать.

Замолчав, Зойсайт чувственно выгнулся, потянувшись себе за спину. Кожаный нагрудник, расстегнутый, упал к его ногам. Ослепительное даже в тусклом свете единственного оставшегося огонька тело избороздили полурассосавшиеся шрамы. Шин сдавленно застонал. Страх вдруг стал переплетаться с желанием... Впервые — страх.

Зойсайт призывно протянул руку навстречу. Не помня себя, Шин встал, но рука прошла мимо него. Глаза за золотой вуалью закрылись, губы едва заметно дрогнули — и последний огонек погас, впитавшись в кончики пальцев. Шин почувствовал, что ослеп.

Короткий смешок прокатился по "казарме". Шин вытянул руки, но под ним оказалась только пустота.

— Где ты? — выдохнул он, бессильно всматриваясь в темноту.

Смешок стал громче, затопив своим невозможным тут эхом все помещение. Он был везде и нигде одновременно.

— Где ты?! — теряя остатки мужества, Шин сделал шаг вперед, раздавая удары по воздуху и не обращая внимания на боль, если костяшки врезались в каменную стену.

Смех раскатился и стал оглушать, издеваясь над ним.

— ГДЕ ТЫ-Ы-Ы?!...

Смех резко оборвался. Совсем рядом вспыхнули два глаза. Вспыхнули. Как два зеленых огня. А в их зрачках заалели искры, алые, как угли, как свежая, еще светла кровь. Огни, совсем недавно жившие в светильниках, увеличивались, словно эта кровь проливалась из зияющей раны. Когда алые всполохи затопили глаза без остатка, они стали приближаться к Шину. Отступив, потерявший голос гладиатор упал на койку, ударившись головой о стену. Когда он вновь поднял глаза, огни были совсем рядом. Тонкие когти коснулись его ключиц.

И только тогда парализованный ужасом Шин наконец закричал...

Глава 4

"Зой-тян."

Самые нежные в мире руки коснулись его щеки.

"Кунсайто-сама..."

Прохлада губ была привычной, золотоволосый демон знал, что скоро она смениться мягким теплом. Не открывая глаз, он протянул руку вперед...

...и проснулся, сжатый в комок, обхватив одеяло, словно оно было его утешением. Снова — один. Все в той же "казарме", где спал последние несколько недель. Демон открыл глаза и не увидел ничего, кроме проклятого каменного потолка над своей койкой.

Еще какое-то время он чувствовал на плече знакомое прикосновение затянутых в перчатку пальцев, но оно быстро ушло. Золотоволосый демон вцепился зубами в край одеяла, пытаясь не застонать от очередного приступа потери. Сколько их уже было! Все они, как спиртовые капли, стекали в запрятанный глубоко в его душе костер отчаяния. Костер... Он не мог потухнуть так долго! С того времени, когда пару месяцев назад он очнулся в деревянном фургоне, огонь не отступал ни на миг, сжигая к чертям надежду, поглощая разум...

Учитель...

Нет! Нельзя о нем думать, нельзя быть настолько слабым, нельзя! Иначе сойдешь с ума, уже сходишь. Надо быть сильным, чтобы суметь дождаться. Но без Учителя так плохо... Нет!!!

Зойсайт закрыл глаза и тяжело сглотнул. С трудом заставив себя расслабиться и вытянуться на койке, он позвал:

— Гришен...

Зов полетел в темноту, едва разгоняемую парой притушенных светильников у дверей, — тихий и почти чистый.

Юноша расслышал этот голос даже сквозь сон и почти сразу оказался рядом с постелью демона. Он сонно и вопрошающе взглянул на учителя — что он увидел через свою полудрему на застывшем в фальшивом спокойствии лице? Может быть, слезы?..

Зойсайт поднял правую руку, освобождая этим сразу две трети широкой для него одного кровати. Едва борясь с зевотой, Гришен устроился под боком у демона, обнимая его за талию и укладывая лохматую голову ему на плечо, потершись виском о хрупкую ключицу учителя. Зойсайт лежал на спине, одна его рука оказалась под плечом Гришена, более массивного, чем он сам. Измученный демон провел тыльной стороной кисти по щеке и шее успевшего уже уснуть юноши вниз и обратно. Тот поежился во сне, в поисках тепла крепче прижался к учителю.

Глупый, лег поверх одеяла...

Золотоволосое создание едва заметно усмехнулось, перебирая, как пряди волос, его чувства. Тепло, доверие (к кому, к демону?), усталость... опасения и желание помочь...

Последнее Гришену удавалось. Зойсайта отпускало. Тоска отступала на привычные уже позиции, прячась до следующего раза. Демон посмотрел на умиротворенное лицо своего спящего ученика. Просто большой добродушный щенок, счастливый, что хозяин пустил его в свою постель. Зойсайт продолжал машинально поглаживать его, вновь думая, что этот мальчик не воин, и стоит избавить его от такой судьбы в благодарность за не дающее сойти с ума тепло. Сильный может позволить себе быть благодарным...

* * *

— Гришен, останься.

Стражники у дверей неуверенно переглянулись, но все же не стали спорить с этим странным рабом. Приказано проводить всех гладиаторов на тренировки? Прекрасно! Вот пусть тот, кто отдал этот приказ, приходит и отводит туда мальчишек сам. Они же... умывают руки.

Стражников можно было понять. Они старались не ссориться даже просто с чемпионами "игр", опасаясь за свои кости и жизни. Спорить же с Золотым Мальчиком они хотели еще меньше. Особенно когда одного из разносивших пайки рабов сменил бывший чемпион Шин, которому уж точно уже никогда не быть на арене. Его пустой взгляд, волочащиеся ноги и отныне вечно слюнявый подбородок говорили об этом абсолютно точно. После того, как Шин, задев чем-то Зойсайта, побыл с ним наедине, он сошел с ума. Теперь его нельзя было даже послать на рынок, как старика или калеку. И нельзя было оставлять одного в темноте — несчастный начинал кричать от ужаса так, что было слышно даже в городе. Точно так же он боялся подходить близко к огню.

Гришен, остановленный на полпути к двери, вернулся к Зойсайту.

— Садись, — Зойсайт похлопал ладонью рядом с собой.

Дверь лязгнула, закрываясь, и Гришен сел на постели демона.

— Ну, теперь рассказывай.

— О чем?

— Что всех нас ждет в ближайшем будущем! — рассмеялся Зойсайт. — Я абсолютно ничего не знаю о том, как проходят эти... игры.

Гришен задумался.

— Ну, сначала будет общая битва... — осторожно начал он. Зойсайт благосклонно кивнул, откинувшись на стену. — Это когда всех гладиаторов поделят на "армии", — приободрившись, продолжил Гришен. — Но на самом деле тут бьются вместе несколько "казарм", а наша самая сильная, так что тут не должно быть сюрпризов, — несколько самоуверенно заключил юноша. — Дальше — поединки, не только людей, но и зверей... Люди тоже часто бьются со зверями, это кому как не повезет. Выжившие получают привилегии и живут до следующего праздника.

— Привилегии? — прищурился Зойсайт.

— Ну, больше вина, мяса, плюс свидания с девочками.

Зойсайт едва не рассмеялся, услышав о последней привилегии. Особенно оттого, как серьезно Гришен это сказал. Зойсайт сильно подозревал, что его ученик вообще все еще девственник.

— То есть, задача выжить... Ничего оригинального. Гришен?

— Да, Зойсайт?

— Рассказывай, что ты тут вообще делаешь.

Гришен опустил голову, почему-то смутившись. Зойсайт приподнял его подбородок тонким пальцем, внимательно заглядывая в глаза.

— Я... Прости, Зойсайт, я попался работорговцам.

Зойсайт рассмеялся.

— Тебя это смущает? Гри-ишен! Я ведь тоже им... попался.

— Я так глупо попался... Встретил на дороге какого-то громилу, ну и...

— И что с ним стало? — заинтересовался демон.

— Я ему руку сломал, — совсем скуксился Гришен.

— А другим?

— Как ты догадался?

— Если это был один из ловчих, то они поодиночке не ходят.

— Я не знал... Я хотел помочь этому... а потом меня по затылку...

— Ясно... — вздохнул Зойсайт. — Гришен, я тебе уже говорил, чтобы ты избегал потасовок?

— Да, учитель...

— А ты ввязался, — укоризненно качнул головой демон.

— Простите.

— Ладно, прощаю. Даже забуду. Но ты — запомни. Старайся стоять так, чтобы все видеть... или чтобы хотя бы увидеть тень того, кто может стоять у тебя за спиной.

Демон прикрыл глаза, и вдруг, вздохнув, заговорил вполголоса, словно сам с собой:

Следи, мой друг, как за тобою

Крадется темный силуэт.

Он никого не беспокоит,

Нигде не оставляет след.

Изменчив он и осторожен.

Меняет форму, ясность, цвет,

Тернистый путь ему ухожен,

Излом немыслим, точно бред.

Его пятно в себя вбирает

Твои эмоции, твой дух,

Оно движеньям подражает,

И дразнит, легкое как пух.

То тень твоя, твое подобье

Всегда глядит тебе в глаза,

И в смерти около надгробья

Ее останется слеза...

— Зойсайт?..

Демон не ответил.

Гришен зачарованно смотрел на учителя. Он такой умный... такой... Как ему удалось стать таким, ведь он не на много старше Гришена? Или это потому, что он сын Солнца? Мудрый, как всевидящее Солнце... и красивый, как закат.

Сам того не заметив, Гришен протянул руку, ловя пальцами золотистую прядь. Как язычок чистого пламени в ладони...

Зойсайт открыл глаза и поймал отрешенный взгляд юноши. Мягкая улыбка скользнула по его задумчивому лицу. Сообразив, что он делает, Гришен отвел глаза и покраснел. Улыбка демона стала шире.