— А мы, Рус, — тихо сказала Гелиния, замирая, — когда мы родим?
— Тю-ю, — потенциальный отец обнял свою благоверную, — по мне, так хоть завтра!
Своенравная княжна вдруг взбеленилась и вырвалась из объятий:
— Ты на что это намекаешь! Я тебе не стельная борчиха**, чтобы рожать для твоего приплода! — сказала так гордо, будто и не было секундного сожаления, — вот отучусь два года, тогда — пожалуйста. И вообще, я сама определю, когда мне рожать! Ясно?! И не смей мне указывать!
— А я тебе разве указывал? — Рус хитро прищурился.
— Да! Ой, нет... но намекал! Лето здесь короткое! Видите ли.... Все, не хочу здесь жить, пошли отсюда, — сказала, стараясь спрятать за капризным тоном давно сдерживаемое расстройство.
— Идем, любимая — все для тебя! — произнес он, торжественно разводя руки, и продолжил деланно-безразличным тоном, — рожай, когда тебе вздумается, можешь даже не от меня....
— Идем, — Гелиния уже потянулась к нему, когда до неё дошел смысл его слов, — что... что ты сказал, повтори! — последнее слово почти прорычала и маска надменности слетела с её лица.
Прищурилась, дунула, сбивая с глаза упавшую прядь, и бросилась на мужа с кулаками. Причем старалась делать так, как и он и Леон и Максад её учили: бить в уязвимые места, уклоняться, использовать инерцию более тяжелого мужского тела. Конечно, лучше сбежать от неравной схватки, но не от родного же мужа?
Вскоре он, поверженный, лежал на спине, она — растрепанная, уставшая, разгоряченная схваткой — сидела на нем и била кулачками по его груди:
— Ты дож-дешь-ся, ро-жу не от те-бя, — каждый слог сопровождала ударом, но глаза, до этого горящие праведным гневом, больше не метали молнии.
Рус заметил, что запал у жены пропал, и держалась она исключительно на упрямстве. Не обращая внимания на легкое, больше капризное сопротивление, притянул к себе, поцеловал и зашептал в самое ухо:
— Успокойся, Солнышко! Не казни себя. Я все понимаю, надо доучиться — во время беременности расширять каналы опасно. Честное слово, я подожду.
Гелиния лежала на Русе, с трудом сдерживая слезы:
"Он прав, он всегда прав! Величайшая
* * *
, ну почему так несправедливо! Всегда хотела быть свободной, а теперь безумно хочу ребенка! От него, от моего Русчика!", — а во время этих мыслей говорила:
— Пошли отсюда в самом деле. К людям, во дворец. А то разревусь. Не хочу предстать перед Эрланом страшилищем.
— — —
*Травень — соответствует Земному маю или общегеянскому Эребусу. В "просвещенных" землях был принят гелинский календарь из двенадцати месяцев с именами "общепризнанных" Богов.
**Борчиха — самка борка (разговорное). Основное мясо-молочное животное, умная и выносливая безрогая "корова". Борки вышли из каганских пятен вместе с единорогами, которые выходили так же и из альганских Лесов. Одомашнились и расселились по всей Гее.
* * *
Величайшая — "титул" Богини Геи, посвящение которой принимали все Хранящие и часть обычных жителей мира Геи, почитали её почти каждый четвертый.
Глава 3
Эрлан Первый облюбовал себе покои в древнем крыле замка, на примере убиенного Гросса Пятого убедившись в пользе старых добрых подземных ходов. Тем более Звездные тропы так и не создавались.
Рус с Гелинией вышли из "ямы" перед старой спальней Гросса, то есть в новом крыле. Других координат в царском дворце Рус просто не знал, не удосужился снять в свое время. Их встретила невозмутимая пара скучающих гвардейцев, узнала и со всем уважением проводила в другое крыло замка.
Гелиния удивленно озиралась по стенам. Кругом — изображение батальных сцен. Отдельными полотнами висели многочисленные портреты этрусков — царей, наследников, военачальников, жен. Часто встречалось изображение единственного бородатого мужчины, всегда смотрящего прямо в глаза требовательно-призывным взором. О нем и прошептала в первую очередь:
— Кто это, Рус?
— Френом, Бог этрусков. Он являлся на землю пять тысяч лет назад, — прошептал ей в ответ, — про остальных не спрашивай, не знаю.
— Нет, у нас лучше, — заключила, через некоторое время, — гораздо красивее и грандиозней, даже в Эолгуле. Ты еще Альдинополя не видел.
— У вас, — выделил это слово, — вычурней, а не красивей. Тут уютней и, согласись, будто сама история смотрит. И теперь это у нас, а не у вас, привыкай.
Гелиния тихо фыркнула, обозначая свое несогласие, но прошептала противоположное:
— У нас, милый. Я привыкну. Не такие уж они и варвары, только чуть-чуть отстают.
На это фыркнул Рус, но дальше спорить не пришлось — пришли. Гвардейцы какими-то хитрыми путями, проходя только пустыми коридорами, привели путников в комнату без окон, освещенную маслеными светильниками, и единственной, кроме той, в которую зашли, ничем непримечательной дверью.
— Князь Рус Четвертый, княгиня...
— Гелиния, — подсказала девушка.
— Подождите здесь, — один из гвардейцев показал на лавку вдоль одной стены, — царь выйдет, как только освободится. Это недолго, уверяю вас... — хотел добавить еще что-то, но промолчал. Впрочем, по тщательно отводимому восторженному взгляду и так понятно: "Сын Френома прибыл! А то и сам Бог, кто его знает".
Во время речи первого этруска, второй незаметно скрылся за дверью, открывшейся — закрывшейся абсолютно бесшумно. Поспешил доложить. Эрлан сорвется хоть с госсовета, хоть с любимой жены — к прорицательнице не ходи! Только эта таинственность...
"Не, все правильно. Эрлан, умница, так распорядился. Специально меня там ждали. Может и до сих пор ждут в других местах "наиболее вероятного появления", я же не докладывал когда и куда. Ну а уж если гвардейцы на меня так смотрят, то с большими массами народа мне действительно лучше не встречаться...", — мысли Руса прервал вышедший из "таинственной двери" гвардеец:
— Князь и княгиня, придется пройти в другие покои.
Они сделали полукруг по новым проходам, один раз задержавшись, чтобы пропустить за поворотом каких-то громко разговаривающих людей числом, судя по голосам, не менее десятка, и подошли к той же группе комнат, только с противоположной стороны. В этот раз второй гвардеец просто распахнул дверь и молча пропустил "князя с княгиней".
Эльдар стоял посреди большого помещения с двумя столами, заваленными свитками и листами пергамента. На стенах висели всего четыре портрета: неизвестного хмурого этруска, Гросса Пятого, самого Эрлана и... Руса Четвертого, почему-то в старинных латах — почти сплошной броне.
Так они и застыли: Рус с Гелинией напротив портрета, с которого "тот" Рус, удивительно похожий на настоящего, смотрел очень даже грозно. Высокий живой Эрлан Первый, одетый в национальный жилет — скромный, из мягкого войлока, совсем не соответствующий его царскому положению, оказался как раз между двумя "изображениями" прежнего правителя и не знал, что делать.
Первым опомнился Рус:
— Здравствуй, Эрлан! — широко улыбаясь, подошел к царю, приобнял за плечи и сразу отстранился. Никогда они не дружили как равный с равным, несмотря на легкость и простоту общения в "агитационном отряде"; Эрлан всегда подчеркивал высокое положение Руса-принца и не сближался, — Гелиния, подойди к нам. Познакомься заново: Царь Всех Этрусков Эрлан Первый, можно просто Эрлан, — заглянул в глаза нынешнего государя, поразился смятению его чувств и продолжил гнуть свою линию, — а я — просто Рус, — говорил, казалось, в самую душу, — так ведь, Эрлан? Мы теперь ровня, ни к чему устраивать чинопочитание... так? — на это слово нажал особо и самодержец, наконец, определился:
— Здравствуй... Рус! — тихо продавил это простое слово и расслабился, — здравствуй, Гелиния, очень рад встрече.
Как он изменился! Не внешне: обладая магией Призыва за телом проследить не трудно — внутренне будто надломился. Рус легко прочитал это в его взоре и испытал укор совести:
"М-да, не подумавши я тогда поступил... Но он единственный, кого я знаю, не имел прямого кровного родства с Груссом! Да, генеалогическое древо в тереме Радана все решило. Почти спал тогда, но все же углядел... Нет, ну не мне же становиться царем страны, о жизни которой я понятия не имею! Ничего, Эрлан, справишься! Я в тебя верю! — вот так ловко снова скинул с себя ответственность, — тем более уже поздно, ничего не изменишь", — и успокоился окончательно.
— Эрлан, мы на пару четвертей, просто погостить. Гелиния уговорила, ты же знаешь жен! — и незаметно толкнул супругу.
Жена поняла:
— Да, Эрлан, я ему все уши истоптала! Помнишь, побежала за вами, а он, — открыто толкнула Руса, — выбросил меня обратно в Тир! После это я с него не слезаю, — с этими словами так лукаво посмотрела на Царя Этрусии, что он расплылся в улыбке:
— Рус, Гелиния, вы голодны? — и, не дожидаясь ответа, позвонил в колокольчик, — обед на троих, прямо сюда, — распорядился, не оглядываясь на степенно вошедшего пожилого этруска в неизменной жилетке, прошитой золотыми нитями так, что атлас только угадывался.
— Слушаюсь, государь, — пожилой важно кивнул и не менее важно вышел. Если он и удивился приказу, то вида не подал. А Рус предусмотрительно отвернулся и заговорил только тогда, когда слуга вышел:
— Ты прав, мы есть хотим... — но Эрлан остановил его взмахом руки и тихо проговорил:
— Не стоит шуметь, скоро внесут обед. Вы раздевайтесь, вспотеете.
Молодожены только сейчас обратили внимание, что они как были в длинных кожаных плащах с откинутыми капюшонами, так в них и оставались. Жарковато в помещении. Рус принял у Гелинии дождевик, снял свой и по указке Эрлана сложил их на стул. Задвинул под стол и снова вовремя отвернулся, делая вид, что копается над сиденьем. Услышал стук колесиков по каменному полу и сразу учуял запах такой вкуснятины, что невольно сглотнул слюну.
— Все свободны! — приказал царь, — Соригон, не надо помогать гостям, мы сами справимся, свободны!
Рус выпрямился только после закрытия большой двустворчатой двери:
— Ну ты... — и снова был остановлен этрусским самодержцем, который подходил к закрытому занавеской косяку. Повеяло Силой Призыва и по всему кабинету активировались "глушащие" Знаки.
— Наконец-то! — облегченно воскликнул Эрлан и резко обернулся.
Его воспаленные глаза метали молнии. Оказывается, он еще сдерживался, смотря на бывшего принца первые мгновения встречи.
— Рус Четвертый, пасынок Френома! Раз ты позволил по-простому, то я так и скажу: ты подставил меня под венец, не спросив согласия! Это благородно?! Думаешь, я только и мечтал о царстве?! — рука, сжимающая рукоять кинжала, побелела (привычный меч отсутствовал), государь угрожающе надвигался на Руса...
— Ой, Эрлан, у тебя каблук отвалился, — озабочено сказала Гелиния, и царь рефлекторно перевел взгляд на свой сапог. Непонимающе поднял один, второй, а "княгиня" меж тем продолжала, — и вообще, ты пригласишь к столу? Я голодна, как волк! Да, как волк! Волчица столько не съест, сколько я готова... а какие запахи! Понюхай, Эрлан!
Царь, осознав неуместность своего поведения, чуть ли не физически сдулся. Покачался на целехоньких каблуках, хмуро помотал головой и бросил руку, с трудом отняв её от кинжала, в сторону стола на колесиках с источающими манящие запахи блюдами:
— Угощайтесь, гости дорогие, — яд в его голосе мог бы отравить продуктов и в пять раз больше, чем предстояло съесть. Но "гости" оказались не привередливыми.
"Какая она у меня умница!", — восхищенно подумал Рус, подставляя жене стул.
Выпили, поели, выпили, еще выпили... это то, что нужно в подобной непростой ситуации. Не так представляли молодые супруги теплую встречу со старым знакомым.
— Какие у тебя замечательные повара, Эрлан, — нахваливала Гелиния, без всякой игры уминая за обе щеки, — м-м-м, такую перепелку... это перепелка? Прости, стокач. Сама удивилась, откуда она такая большая... а соус! Не знаешь, из чего готовят? — Эрлан сначала отвечал неохотно, но сам не заметил, как втянулся...
— Ты понимаешь, что самое обидное, Рус? — в конце концов, царь, наплевав на "отрезвление", позволил себе напиться и теперь изливал "другу" душу. Они сидели уже около четверти и ему приходилось четырежды подходить к дверям, отключать "глушилку", орать все более пьяным голосом, что все нормально. А то выбили бы створки. Отходя от дверей, не забывал снова активировать Знаки.
— Я — не самодержец, я — твоя марионетка и ты это прекрасно знаешь! Да это все вокруг знают, у всех на рожах написано! Ты можешь прийти в любой момент, и все тебя ждут! И я жду в первую очередь! Понимаешь?!
— Ну, приду, и что? — Рус хоть и меньше, но опьянел тоже изрядно. Он тоже "выключил отрезвление" и Духов строго-настрого... попросил (это соответствовало грозному приказу).
— А то! Отдашь распоряжения, о которых я даже и не подозреваю, и снова смоешься в свою "яму"! А я исполняй. Ты же сын Бога, это не шутки, — говоря это, пьяно качал пальцем у самого лица "божьего сына".
— Да не буду я лезть к тебе с поручениями, вот еще! И так достаточно наприказывал. Кстати, как выполнение?
— А-а-а, — отмахнулся Эрлан, как вдруг расцвел, — мы же до моря дошли! Дней пять, как голубь от Филарета прилетел. Кушинги* не сопротивлялись, а кочевников разбили напрочь! — и хлопнул по хрупкому столу. Изящная столешница треснула, вино и огневичка, подпрыгнув в кувшинах, пролились на белую скатерть, а часть тарелок попадала на пол, звонко зазвенев серебром и разбрызгав остатки того, что там еще находилось. Несмотря на выпитое, ловкие воины и юная маг-Хранящая (практически трезвая) успели отскочить, не замаравшись.
Царь продолжил, как ни в чем не бывало:
— Они, понимаешь, привыкли все из астрала подглядывать, а Филарет и старые книги изучал и о знаниях Леона из геянской истории хорошо мне отзывался. Пригодились. А где он?
— Пока в Тире. Силу осваивает ускоренными темпами. Живет в "Величайшей Гее", это таверна рядом с орденом. Ты, поди, бывал в ней, когда за мной следил, — ответил Рус, присев на стул. Теперь уже вдали от поврежденного изобилия — мечты гурманов. Так же, поморщившись, поступил и Эрлан. А Гелиния, в сердцах рухнувшись, принялась наводить на столе хотя бы видимость порядка.
Для неё не стало откровением "божественное" происхождение мужа, он рассказал об этом заранее, как о веселом казусе. Мол, этруски сами определи, он повода не давал. Сейчас убедилась в полнейшей серьезности их убеждения, и это приятно грело ей душу. Еще бы! Быть женой "сына Бога", да пусть даже пасынка и пусть ненастоящего, но в этом уверены все окружающие — это выше, чем быть царицей! Положение настоящего этрусского царя — наглядное тому подтверждение. Раньше Эрлан почитал Руса как своего принца, а теперь... Гелиния затруднилась с определением, но одно уяснила точно: её ненаглядный самый главный в Этрусии! И он её любит. Правда, напился, как раб в освобождении, никогда таким не видела, но в данной ситуации это необходимо. Ничего, протрезвеет.
— Какую Силу? — не понял Эрлан, — он, вроде, не был склонным... а-а-а! Ты же провел обряд "обретения соратников"! Точно! Подожди, так его к нашим жрецам надо...
