За Императора!

По другую руку от Холенби стоял Максим Сорель, высокий, стройный мужчина с короткими светлыми волосами и холодными глазами убийцы. Сорель был снайпером, специалистом по дальнобойному лазерному оружию, и забирал жизни на расстоянии, так же бесстрастно, как я мог бы прихлопнуть насекомое. Из всех обвиняемых, он на меня наводил наибольший страх. Остальные были, до определенной степени, жертвами стадного инстинкта, захваченными общим кровожадным сумасшествием и не отвечавшими за свои поступки, но Сорель сунул свой нож между пластинами нательной брони полицейского просто потому, что не видел причины этого не сделать. Последний раз, когда я смотрел в глаза, похожие на его, они принадлежали гомункулусу эльдар.

— Если бы решал я, — продолжил Пайрита, — я бы всех вас расстрелял скопом, да и дело с концом.

Я кинул взгляд на шеренгу заключенных, подмечая их реакции. Келп и Требек смерили капитана тяжелыми вызывающими взглядами, будто не доверяя его способности исполнить угрозу. Холенби заморгал и нервно сглотнул. Веладе тяжело выдохнула, прикусив нижнюю губу, и ее дыхание участилось. К моему удивлению, Холенби протянул руку и обнадеживающе пожал ее ладонь. Впрочем, они провели уже несколько недель в соседних камерах, так что, полагаю, у них было время узнать друг друга поближе. Сорель только сморгнул, и при виде столь полного отсутствия всякого эмоционального отклика у меня мурашки пробежали по спине.

— Однако же,— продолжил капитан,— комиссару Каину удалось убедить меня, что поддерживать дисциплину в Имперской Гвардии более подобает Комиссариату, и ходатайствовал о том, чтобы приговор был вынесен в соответствии с войсковым, а не корабельным Уставом.— Он дружелюбно кивнул мне. — Комиссар, они в полном вашем распоряжении.

Пять пар глаз повернулось ко мне. Я медленно поднялся, кинув взгляд на информационный планшет перед собой.

— Благодарю вас, капитан. — Я обернулся к трем личностям в черной униформе, сидящим рядом со мной. — А также вас, комиссары. Ваш совет был для меня неоценимым подспорьем в этом деле.

Ответом были три торжественных кивка в мой адрес. Видите ли, в этом заключался весь фокус. Мои предыдущие контакты с остальными комиссарами на борту неожиданно принесли свои плоды, так как я уже знал, кого легче склонить в нужную сторону моими аргументами. Парочка ретивых щенков, только что из кадетского звания, и все повидавший старый служака, проведший на поле боя большую часть жизни. И все они, как один, были настолько польщены доверием прославленного Кайафаса Каина, что выглядели так, будто им вручили билет на Терру. Я повернулся к заключенным.

— Долг комиссара зачастую суров, — сказал я. — Устав существует для того, чтобы ему следовать, а дисциплина — чтобы ее крепить. И этот самый Устав, конечно же, предписывает высшую меру наказания за убийство, если только нет смягчающих обстоятельств, которые я, надо признаться, изо всех сил старался обнаружить в этом деле.

Они превратились в слух. Тишина воцарилась такая, что шуршание вентиляторов в воздуховодах над нашими головами звучало, словно рев двигателей «Химеры».

— К моему разочарованию, я их не обнаружил. — Было слышно, как едва ли не все присутствующие резко втянули воздух в легкие. Пайрита триумфально осклабился, уверенный, что осуществилось то кровавое возмездие, которого он жаждал. — Тем не менее, — продолжил я после некоторой паузы (легкое неодобрение проступило на лице капитана, а в чертах Веладе промелькнула надежда), — как, несомненно, согласятся мои глубокоуважаемые коллеги, одна из тяжелейших задач, лежащих на плечах комиссара, состоит в том, чтобы обеспечивать следование не только букве, но и духу Устава. И, памятуя об этом, я позволил себе прибегнуть к их совету с тем, чтобы уточнить возможность такой трактовки Устава, которая могла бы разрешить мою дилемму.

Я театрально развернулся к троице комиссаров, желая подчеркнуть, что это не я веду нечестную игру, отнимая у Пайриты его право на расстрел, а сам Комиссариат принимает такое решение.

— В очередной раз, господа, я хочу поблагодарить вас. Не только от себя, но и от лица полка, в котором мне выпала честь служить.

Я повернулся к Кастин и Броклау, наблюдавшим за процессом с дальнего края зала суда, и церемонно склонил голову. Признаю, я переигрывал, но мне всегда нравилось быть центром внимания — конечно, если это не внимание вражеских стрелков.

— Первейшей заботой комиссара всегда должна оставаться боевая эффективность соединения, к которому он приписан, — сказал я, — и, как следствие, боеспособность Имперской Гвардии в целом. Это тяжелая ответственность, но мы несем ее с гордостью, во имя Императора.

Присутствующие комиссары склонили головы, поздравляя самих себя с этой высокой долей.

— А это значит, что мне всегда противна идея пожертвовать жизнью закаленного солдата для чего-либо, кроме обеспечения побед, которых требует от нас Его Святейшее Величество.

— Я полагаю, что вы в конечном итоге приведете свою речь к какому-то выводу? — перебил Пайрита.

Я кивнул так, будто он оказал мне любезность, а не прервал меня. На повторение этой речи перед зеркалом в каюте я потратил большую часть утра.

— Конечно же, и сейчас я перейду именно к нему. Я и мои коллеги, — произнес я, лишний раз подчеркивая, что оглашаю не свое решение, а тщательно выработанное общими усилиями мнение, — не видим смысла в том, чтобы просто казнить этих солдат. Их смерть не выиграет нам никаких битв.

— Но Устав… — начал Пайрита.

Настал мой черед перебить его на полуслове:

— …определяет смерть как наказание за их преступления. Но только он не уточняет, что смерть должна быть немедленной. — Я обернулся к шеренге озадаченных и напуганных заключенных.— Решением Комиссариата вы будете находиться в заключении до тех пор, пока не представится возможность переправить вас в штрафной легион, где вас, без сомнения, в свое время найдет благородная смерть в бою. До того времени, буде возникнет необходимость в добровольцах для особенно опасного боевого задания, вам будет предоставлена честь занять их место.

Я снова окинул взглядом жалкую группку заключенных. Агрессивность Келпа и Требек смягчилась удивлением, Холенби все еще был в замешательстве от неожиданного поворота событий, Веладе едва сдерживала слезы облегчения, а Сорель… Выражение его лица оставалось непроницаемым, как будто все происходящее не имело к нему ни малейшего отношения.

— Увести!

Я подождал, пока они выйдут из комнаты, подгоняемые шоковыми дубинками конвойных полицейских, и обернулся к Пайрите:

— Вы удовлетворены решением, капитан?

— Полагаю, у меня нет другого выбора, — горько ответил он.

— Мои поздравления, комиссар! — Кастин подняла стакан амасека, произнося тост за мою победу, и столовая разразилась овациями.

Я скромно улыбался, проходя к столу старших офицеров, а мужчины и женщины вокруг аплодировали, восклицали и скандировали мое имя, и вообще вели себя так, будто я был Само Императорское Величество, заглянувшее с визитом. Я даже с некоторой тревогой ожидал, что кое-кто попытается запанибратски похлопать меня по спине, но то ли уважение к моему рангу, то ли естественное нежелание оказаться близко к Юргену (который, как обычно, отирался около меня) или и то и другое вместе удержало их чувства в узде. Занимая свое место между Кастин и Броклау, я поднял руку, прося тишины, и в столовой постепенно стало тихо.

— Благодарю вас всех, — сказал я, добавляя точно отмеренную дозу дрожи в голос, намекая на сильные, но жестко сдерживаемые чувства. — Вы оказываете слишком много почестей тому, кто всего лишь выполняет свою работу.

Как я и полагал, мне ответил хор несогласных, превозносящих меня голосов. Я снова поднял руку, призвав их к тишине.

— Но, если вы настаиваете… — Я подождал, пока утихнет бурный смех. — Раз уж мне предоставлено всеобщее внимание, что является живительной, новой струей в жизни штабного офицера…— Последовала новая волна смешков, теперь они все были у меня как на ладони. Я снова призвал их к тишине, принимая более серьезное выражение лица. — Я хотел бы озвучить встречные поздравления. За то короткое время, что я имею честь служить в этом полку, вы превзошли мои лучшие ожидания. Последние несколько недель были трудными для всех нас, но я могу с уверенностью заключить, что мне никогда еще не доводилось служить с полком, более готовым к бою и более способным взять победу, когда придет время.

С уверенностью? Конечно. Но вот по правде ли, это уже был совсем другой вопрос. Впрочем, мои слова произвели желаемый эффект. Я поднял бокал, провозглашая тост за присутствующих:

— За Пятьсот девяносто седьмой. За славное начало!

— За Пятьсот девяносто седьмой! — подхватили равно мужчины и женщины, увлеченные дешевыми эмоциями и еще более дешевой риторикой.

— Хорошо сработано, комиссар, — прошептал Броклау, когда я сел. Здравницы все еще звучали оглушительно. — Уверен, вы наконец-то превратили нас в приличное боевое соединение!

Ха, я добился кое-чего гораздо более важного. Я утвердил себя как популярную фигуру среди простых пехотинцев, а это значило, что в бою они будут прикрывать мою спину, если, конечно, я буду достаточно глуп, чтобы оказаться хоть сколько-нибудь близко к настоящим боевым действиям. То, что я собрал их в эффективную боевую силу, было просто полезным довеском.

— Я лишь исполнил свои обязанности, — ответил я, как мог более скромно, чего они, конечно, и ожидали.

И они это проглотили.

— Весьма вовремя, — добавила Кастин.

Я предусмотрительно сохранил невозмутимое выражение лица, но почувствовал, как хорошее настроение начинает улетучиваться.

— Мы получили приказ о назначении? — спросил Броклау.

Полковник кивнула, подцепив с тарелки салата из адэвены.

— На какой-то захолустный шарик грязи под именем Гравалакс.

— Никогда о таком не слышал, — сказал я.

Комментарий редактора

Учитывая типичное для Каина полное отсутствие интереса к чему-либо не касающегося его лично, следующий отрывок может оказаться полезен в том плане, что позволит рассмотреть авторский рассказ в более широком контексте. Необходимо упомянуть, что книга, из которой он взят, не является надежным справочником по вопросам кампании в целом, но, в отличие от большинства остальных работ по вопросу Гравалакского инцидента, в нем, по меньшей мере, предпринята попытка обрисовать историческую подоплеку конфликта. Несмотря на очевидную субъективность автора в качестве летописца событий, его резюме касательно повода к войне является достаточно точным.

Из «Уничтожить виновных! Беспристрастный отчет об освобождении Гравалакса» за авторством Сентенция Логара 085.М42

Семена Гравалакского инцидента были посеяны за много лет до того, как пришло осознание всей глубины кризиса, и, оглядываясь назад, мы можем легко разглядеть, как медленно, на протяжении нескольких поколений, пускал свои корни этот нечеловеческий заговор. Надо признать, что историк обладает возможностью окинуть взглядом перспективу прошедших событий, чего, к сожалению, не скажешь об их участниках. Поэтому вместо того чтобы указывать обвиняющим перстом и упрекать их в глупости, нам подобает лишь склонить головы в печали, когда мы вспоминаем слепую поступь наших предков, которая привела их на край гибели.

Не нужно и говорить, что вина за это не может быть вменена слугам Императора, и особенно это касается тех, кто имел отношение к руководству военными силами Его Святейшего Величества, равно как и усердных адептов Администратума. Ультима Сегментум обширен, а Дамоклов Залив — это всего лишь непримечательный пограничный сектор. После того как в семьсот сороковых героический флот Крестового Похода указал язычникам Тау их место, внимание Империума обратилось на более близкие угрозы, среди которых были вторжение флота-улья «Левиафан», пробуждение проклятых некронов и непрекращающиеся диверсии со стороны предательских Легионов.

И все же тау оставались на периферии Имперского космоса и постепенно снова начали свои посягательства на благословенные владения Его Святейшего Величества.

До этого момента Гравалакс был лишь неприметным аванпостом цивилизации, едва ли замеченным большой Галактикой. Поверхность его континентов была достаточно плодородна, чтобы обеспечить пропитание немногочисленному населению, а недра содержали необходимое количество минералов для той промышленности, какую это население могло поддержать. Кратко говоря, на нем не было ничего, что обеспечило бы хоть какую-то торговлю, и слишком мало населения, чтобы набирать рекрутов в Имперскую Гвардию. Позволю себе выразиться грубо, но это была глушь, не представляющая никакого интереса.

Но если Гравалакс рассчитывал бесконечно оставаться непотревоженным, то сделал он это напрасно. Через столетие после порки от праведных рук служителей Империума черные сердцем тау вернулись, снова распространяя свою ядовитую ересь по просторам Залива. Когда они впервые попытали удачи на Гравалаксе, никто не знает[7], но к концу последнего века тысячелетия они плотно укоренились там.

Не станет неожиданностью для моих читателей, которые, как и все мы, должны сознавать врожденное вероломство чужаков, что добились они этого коварным путем тайного проникновения. И, как ни горько это отмечать, добровольными помощниками тау были те, чья алчность и глупость сделали их идеальными жертвами этого чудовищного заговора. Я веду речь, как вы, без сомнения, уже догадались, о так называемых каперах. Этих настоящих пиратах, которые готовы поставить свои интересы выше интересов Империума, человечества и священного Его Императорского Величества!

[Я опускаю изрядную часть возбужденных, но размытых порицаний в адрес каперов. Логар, похоже, страдал какой-то навязчивой идеей касательно них. Возможно, один из каперов задолжал ему денег.]

Каким образом и почему эти изгои предпринимательства начали сделки с тау, история умалчивает[8]. Но можно сказать с точностью, что Гравалакс с его уединенным местоположением на краю Имперского космоса и вблизи расширяющейся сферы влияния опасных чужаков стал идеальным местом для запрещенных сделок.

Глава третья

Старые друзья — как сборщики долгов. Всегда появляются тогда, когда их меньше всего ждешь.

Гилбран Квэйл, собрание сочинений

Таскаясь по всей Галактике, я повидал множество городов, от вздымающей шпили Святой Терры до захлебывающегося кровью склепа эльдаров-убийц[9], но я редко видел что-то более странное, чем широкие проспекты Майо, планетарной столицы Гравалакса.

Мы высадились в безупречном порядке, только что сшитый штандарт 597-го полка гордо хлопал на ветру, пролетающем вдоль камнебетонных гектаров космопорта. Пока вальхалльцы строились поротно, я с трудом сдерживал искушение, чтобы не наклониться и не поздравить Суллу с идеальной точностью построения. Вряд ли она имела какое-то реальное отношение к этому результату, но не это предотвратило такой мой шаг. Она просто не способна была принять мои слова, даже как шутку, и еще не смирилась окончательно с теми организационными изменениями, которые я произвел. Но должен признать, на нас было любо-дорого посмотреть, и другие полки, маршируя мимо, кидали на нас косые взгляды, что, возможно, объяснялось простым удивлением при виде смешанной боевой единицы[10].