Гарри Поттер и учитель Обж

— Верно, — ответил Хренов, а этот гриффиндорец победно посмотрел на кого-то из Слизерина, мол, я тебя уделал, ужик беззубый! Не смей связываться со львами!

Движение воздуха в этой комнате обычными органами чувств не наблюдалось. Но разумом осознать факт наличия свежего воздуха в комнате без окон и с плотно закрывающейся дверью возможно вполне, значит — есть и сквозняк, скорей всего, не постоянный. Молодой юноша лет семнадцати содрогнулся от фантомной боли, зашёлся в разрывающем лёгкие кашле, избавляясь от липкой гадости во внутренностях. Его била крупная дрожь и первое, что он сделал, это попытался принять позу эмбриона, как велел ему великий безусловный рефлекс.

Не открывая плотно зажмуренные глаза, он нащупал высокий борт своей ванной или каменного гроба, последнее сравнение ему отчего-то показалось более уместным, юноша выкарабкался на холодный каменный пол.

Скрючившись и дрожа, он смог открыть веки и оглядеться. И вдруг он начал громко и с надрывом хохотать, резко и злобно, словно он только что увидел результат своей самой гениальной и остроумной шутки, а его враги ныне посрамлены и унижены.

Но холодный разум вновь взял верх над эмоциями: сам он не мог восстать и обрести плоть, его потолок — это украденное тело какого-нибудь не особо умного властолюбца, посчитавшего, что он смог подчинить джинна из старой лампы. А сейчас он хоть и лыс и без бровей, а тело его почти без мышц, но это совершенно точно его тело, тело того самого паренька из приюта, который своим умом и трудолюбием смог достичь небывалых вершин в великой науке волшебства созидания тонких энергий уже в шестнадцать лет.

Мозг парня мгновенно обработал эту информацию и выдал самое логичное решение в этой ситуации — нужно больше информации, а пока стоит довериться позабытым инстинктам и заняться собственным выживанием. Юноша обозрел свою колыбель — назвать это монументальное сооружение гробом язык не поворачивался — только саркофаг, достойный фараонов древности. Исследовательский зуд потянул дрожащего он холода и усталости, не привычных вообще ни к каким нагрузкам мышц к холодному камню, из нутра которого мальчик вылез недавно.

— Прослойка из алебастра? — Удивлённо проговорил он. — Но... — он задумчиво промычал что-то не членораздельное, связки отозвались болью в горле, — хотя... это многое объясняет. Да нет! — Воскликнул подросток, за что и поплатился, схватившись за голо. — Это гениально... — с трудом он прохрипел, после чего стал разминать связки, гудя какие-то мантры. Сила мгновенно отозвалась, даруя облегчение человеку.

Вскоре разум Томаса, а именно так звали нашего нового знакомца, повёл его дальше обследовать комнату. Здесь же, в закутке, он обнаружил чугунный поддон на металлических ножках, чёрный шланг и кран с единственным барашком. После исследования этого устройства, в нём признали самый обычный водопроводный кран с тёплой, хоть и мерзко пахнущей химией водой. Пить такую нельзя, но согреться и отмыться вполне.

Здесь же на крючке висел комплект одежды — портки, штаны, белая рубаха с одной лишь пуговицей под горлом, то есть, такую рубашку нужно надевать через голову. Рядом со входом в закуток с 'душем' стояли тяжёлые и даже на вид прочные сапоги. Поверх них была сложена стопка чистых тряпиц, словно намекая, что носков не будет.

— Что же это за ретрограды, если они носками не пользуются? — Подумал про себя Томас. — С другой стороны, это было очень мило с их стороны не притащить меня голого, грязного, облепленного каким-то раствором, дрожащего от холода и шока после пробуждения. Раз выдали одежду, значит, намекают на равноправное сотрудничество. Будет ли это сотрудничество, вопрос иного плана, но внешне соблюдены все приличия.

Одевшись, Томас явно почувствовал себя куда увереннее, только голод едва не вывернул все внутренности от спазма, но Томаса это чувство голода только радовало, он уже, оказывается, забыл, каких сил придаёт самый обычный голод организму.

— Да, всё-таки в нас слишком много от животных. — Пробормотал схватившийся за живот парень. Он был бы не против приглушить эту резь даже водой из крана, но брезгливость, приобретённая им за годы существования в сиротском приюте, въелась в его сущность даже глубже, чем безусловные рефлексы, составляя его основу, как разумного. Можно сказать, что брезгливость, чистоплотность и педантичность стали частью его души, если даже Смерть не разлучила его с этими милыми привычками.

— Надо найти гостеприимных хозяев этой бетонной коробки. Возможно, меня даже покормят. — Юноша храбрился как мог, несмотря на то, что он был отчаянным молодым человеком, его бастионы окклюментных щитов трещали по швам от паники. Кто эти люди, что воскресили его, что они потребуют в уплату, и что он может выторговать у них? Он не обольщался, Томас понимал, что сам по себе он ценен исключительно потенциалом, который ещё предстоит развить, а значит, ему помогут это сделать и его долг перед неизвестными хозяевами только возрастёт. Но Томас был приютской голытьбой и лишь двух вещей боялся в той жизни — потеря самоуважения, так как единственный человек, чьё мнение о себе он ценил, был лишь он сам, да смерти. Смерть он победил, вывод — главное не потерять самоуважение. Вот это действительно не исправить и позор не смыть даже кровью, так как он сам доказал, что даже Вечная Невеста не защита от вечного позора.

Дверь поддалась легко, и Том закрыл заслезившиеся глаза. Оказывается, он не заметил, что в склепе с саркофагом не было освещения. Зато свет был в коридоре. Тусклые по отдельности мелкие лампочки со спичечную головку размером вместе давали достаточно яркий и колючий свет. Юноша обратил внимание, что светящиеся точки расположены группами и каждая группа на одной полоске материала. Всюду чувствовалась рука практичных маглов: утилитарно, совершенно без эмоционально и невероятно потрясающе, когда вглядываешься в каждую деталь, понимая, сколько умственных усилий было вложено сюда. Настоящий ад мага, совершенно чуждая холодность, словно пришельцы из плоского мира строили это всё.

Томас не любил холодный бетон. По чести стоит сказать, что и холодный камень он не очень-то и уважал, но бетон не любил больше, но, как умный молодой человек, он не мог не признать пользу этого изобретения для маглов. В конце концов, это тоже знание, а знания имеют свойство из количественного значения перерастать в качественное, выводя разумного на новую стадию развития — из личинки человека в настоящего поглотителя знаний. А после, и в творца.

Из прострации, ещё не пришедшего окончательно в себя после восстания из небытия, юношу вывел верный инстинкт выживания — срочно требуется провизия!

Томас стоял в самом начале коридора, поэтому, путь у него был лишь один — вперёд. Миновав лестницу вниз и ещё один коридор, он вышел в просторный зал, свод которого поддерживали толстые металлические балки, уходящие причудливой паутиной железа вверх. Посреди помещения стоял большой круглый стол, достаточно ярко освещённый, в то время как углы зала скрывались во мраке.

За круглым столом сидели три человека. Они изучающе смотрели друг на друга, а в воздухе витала настороженность.

Совершенно лысый мужчина с бледно-синюшным цветом лица гладил дремлющего на его руках питона. Змея вдруг лениво моргнула первым веком и прошипела: 'Ещё один'.

Все трое повернулись к Томасу и юноша смог подробнее рассмотреть всех заседателей. Кроме лысого старика без морщин, был не молодой, но подтянутый мужчина, с короткими чёрными и поредевшими от возраста волосами.

Его взгляд, в отличие от лысого, был не холодным — этот человек кипел жаждой деятельности, но, судя по плещущейся ярости в глазах, деятельность эта носит чисто деструктивный характер.

На правой его руке блестело ободом чёрное кольцо, в которое был вставлен опять-таки чёрный матовый камень.

Третий из их компании выглянул из-за кольценосца, перекрывающего обзор, и окинул щуплую фигуру парня насмешливым и любопытным взглядом. Перед ним на столе лежал венец, похожий, как две капли, на венец Райвенкло, если судить о внешнем виде легендарного артефакта по изваянию самой Ровены из гостиной 'воронов'.

Змеелицый больше походил на уставшего от жизни старика, существующего по воле долга, лысеющий мужчина напоминал повадками рассерженного хищника, а вот третий был и относительно молод, мог похвастать хоть короткой, но густой шевелюрой на зависть второму. Но самое главное отличие от первых двух было в глазах этого венценосца — глаза его смотрели на мир пытливо, мужчине явно доставляло удовольствие всё новое и интересное, точнее, процесс познания.

Очень долго, просто непозволительно долго шло описание этой встречи, но мозг гения своего поколения Томаса обработал весь этот массив информации буквально за доли секунды. И он был уверен, его исследовали столь же быстро, заодно и реакцию своих соседей отследили.

Змей поднял свою голову на уровень лица держащего его на руках старика. Да, несмотря на отсутствие морщин, на лице и ухоженные руки, он был самым настоящим стариком по духу и это чувствовалось.

Старый провёл кончиками пальцев по голове животного и питон откликнулся на ласку, проведя раздвоенным языком по руке человека.

Томас невольно передёрнулся внутренне. Нет, когда для дела было необходимо залезть в потроха какой-нибудь твари, он не колебался ни мгновения, но трогать просто так, и, тем более, позволять себя слюнявить какому-то крысоеду он никогда бы не стал. Да, змеи красивы, змеи смертоносны, но понятие о личной гигиене у них своеобразное для человека.

И тут до мальчика дошло кое-что, то нечто, игнорируемое им до сего момента — все сидящие за столом были восставшими и каждый из них держал подле себя свой хоркрукс. Уже бывший хоркрукс. Ибо напротив четвёртого, сейчас пустующего места лежала книжка в чёрном переплёте, и Том мог прозакладывать что угодно на то, что страницы этой тетради пусты, кроме самой первой страницы, где есть надпись, гласящая о том, что эта вещь принадлежит именно ему, Томасу по фамилии Редл.

Томас всегда был отчаянным парнем. Да, скрытным, да, внешне тихим. Но когда необходимости в притворстве не было, Томас всегда давал волю своим эмоциям. Сейчас же он был голоден, ему было страшно, он знал, что присутствующие прекрасно осведомлены о его тайне, а по сему:

— Вижу, кружок любителей тёмного волшебства в сборе! Надеюсь, нас здесь не Слагхорн собрал. — Чуть ухмыльнулся Том и, не спрашивая ни у кого дозволения, занял явное ему предназначенное место, рядом с дневником.

— Я же говорил, что он будет наглецом без какого-либо пиетета перед старшими. — Широко улыбнулся мужчина с хоркруксом из венца Ровены.

— Ничего страшного, выдрессировать его пока не поздно! — Угрожающе, но тихо проговорил кольценосец. Но Томас Редл решил ответить много о себе возомнившему старпёру проверенным способом — игнорировать.

— Папаша! — Фамильярно обратился он к самому старшему за столом. — Ты сделал живое существо хоркруксом? Не подумай ничего такого, глядя на тебя, я уже перехотел творить такую глупость, но чисто из научного интереса: как и какие ощущения? Про последствия не надо, я и сам вижу.

Молодой ещё шире улыбнулся, Резкий уже откровенно выбирал способы избавления от тела будущего трупа, а Старый лишь внимательнее присмотрелся к Юноше:

— Научные дискуссии оставим. — Просипел он, словно был давно и напрочь простужен. — Сейчас наше время себя позабавить, Воландеморт. — Томас напрягся. — Ты не просто решил создать больше одного хоркрукса... — И замолчал.

Сначала Том думал, буквально половину секунды, о том, как они могли узнать о предполагаемом количестве якорей для души. Слагхорн сдал? Больше никто не знал! Тогда его шутка о клубе Слагги вовсе не шутка?

И тут его словно окунули в ледяную воду — диадема явно настоящая, именно её он решил сделать своим вторым хоркруксом! И этот молодой мужчина с пронзительным взглядом и лукавой улыбкой не какой-то более удачливый конкурент, а он сам! Он сам — лорд своей судьбы Воландеморт! Значит и остальные двое...

— А что это за кольцо? — Немного севшим от волнения голосом поинтересовался Том у... самого себя?

— Воскрешающий камень, вделанный в кольцо Певерелов. Второй дар Вечной Невесты. — Холодно процедил владелец кольца.

— Тоже не плохо, — ответил Том. Чувство юмора он в себе активно культивировал с самого момента, как осознал свои силы. Да, сначала это были слишком жестокие и топорные розыгрыши, и лишь за счёт удачи и неверия маглов в волшебство ему удавалось уходить от наказания, но постепенно он совершенствовался в этом искусстве. И терять желание шутить и иронично смотреть на мир из-за такой мелочи, как наличие ещё нескольких Воландемортов вокруг одного из них, он не собирался — это лишь подстёгивало его пытливый и живой разум ещё как-нибудь сострить.

* * *

* * *

**знакомство с тем, кто откопировал и размножил Волдо-Морды в четырёх экземплярах

* * *

* * *

* * *

* * *

Когда питательная и ни разу не вкусная бурда в тарелках закончилась, а разговоры уже себя исчерпали, Младший Томас решил оставить последнее слово за собой:

— Знаете, джентльмены, я же сирота, — с затаённой болью в глазах и с лёгкой дрожью в голосе проговорил молодой Томас, — но теперь я точно не буду одинок! У меня есть моя очень старая версия, — взгляд на старика со змеёй, — ты будешь мне дедом! У меня есть не такая старая версия, — взгляд на владельца венца Ровены, — ты будешь мне старшим братом.

Все присутствующие ни на миг не поверили, что молодой Воландеморт действительно испытывает какие-либо родственные чувства к своим более взрослым копиям.

— Ну и ты, — обратился он к кольценосцу, — ты же не оставишь меня, папочка? — Безбровый взгляд смотрелся более чем комично, а владелец кольца Певерелов уже решил, как именно будет умирать эта мелкая и наглая гадина. Умирать он будет долго и мучительно. Да.

'Наитемнейшее искусство — трансфигурация'.

Эта надпись на доске всю перемену смущала умы второго курса Гриффиндора и Слизерина. Хорошо, тех из них, кто пришёл на занятия к преподавателю из Союза. По рядам шли недовольные шепотки. Со стороны окон возмущались таким наглым наветом на благородную и точную науку, а со стороны затемнённой части класса доносились голоса, утверждающие, что искренне не понимают ситуации, когда трансфигурацию считают тёмным искусством, когда есть такие действительно страшные вещи, как.... Но тут невнятные шепотки становились и вовсе не различимы. Возможно, названий запретных знаний произнесено и не было вовсе, а загадочный вид лишь для введения в заблуждение своих сокурсников.

Ну, в самом деле! Кто будет в незащищённых помещениях говорить о действительно запретных вещах?

Гул среди красной половины аудитории нарастал всё больше, стремясь вырваться за тесные ряды активных малышей. Но появление преподавателя прервало брожение мыслей в словесной форме и девочки с мальчиками затихли.

Хренов спокойно поздоровался с классом, как ни в чём не бывало, расстегнул свой не по моде зауженный и приталенный пиджак, и занял своё место преподавателя.