— К утру уже будет терпимо, но, уверен, о море завтра можно даже не мечтать. Поэтому утром отлеживаетесь, высыпаетесь, вешаете сушиться бычки. И пожарьте обязательно. Поверьте, вкуснее свежих жареных бычков тут почти ничего нет. В обед, я за вами заезжаю, и мы едем в село. Тут обедать не надо, пообедаем там, а потом едем на ставок с ночевкой.

— Это еще, на какой такой ставок? И что это за ночевка такая? — хмуро глянула на него Яся.

— Друг у меня есть. Вместе с братом служил. Не разлей вода, были в армии. Весной только вернулся. В селе живет. Шофером там работает в колхозе. Тут не далеко, час езды автобусом. У них там рядом ставок. Ну, озеро, по-вашему. Так, там такие раки! Закачаешься. Вот я сказал, что вкуснее свежих жареных бычков ничего нет? Так я соврал. Вареные раки, с солью и укропчиком, да еще и с пивом они вкуснее! Проверено.

И добавил, заметив, как неуверенно переглянулись между собой девчонки:

— Да вы не бойтесь, у Мишки жена есть. Этой весной женился. Как с армии вернулся, так сразу и женился. Шустрый. Сначала к ним заедем, пообедаем. Я вас с бабушкой Килей познакомлю. Вы в болгарском селе были когда-нибудь? Что такое болгарское гостеприимство знаете? Поверьте, ни русское гостеприимство, ни украинское ему в подметки не годятся. Тебя там все просто любят. Для них прямо праздник, когда к ним приезжаешь в гости. А обедали, когда-нибудь, когда на столе все свое? И хлеб, свой, испеченный в печи, и лапша самодельная, масло собственноручно взбитое из молока выдоенного своими же руками, сыр из того же молока сделанный, яичница из яичек из-под своих курочек, колбаска из своего кабанчика? А вино свое пробовали? Которое, только для себя, из своего же виноградника сделано? Если не пробовали, то, гарантирую, на всю жизнь запомните, потому, что вкуснее вина не бывает. Магазинное вино, по сравнению с ним — помои.

А потом они, с женой, с нами тоже на ночевку поедут. А там у нас целая культурная программа будет. Ночью спать не будем. Сначала ловля раков, рыбу поудим, костер разожжем. Потом раки варим, с пивком. Будем учить вас их чистить. Вам, как гостьям, разрешается клешни не высасывать. Все хвосты ваши будут! Уступим! Я научу, как раков есть надо. А в полночь идем в посадку, там колхозная пасека. Миха сказал, что дед Матвей заболел, и ее никто не охраняет. А, я через забор перепрыгну, я же гимнаст. А вы пробовали мед прямо с улика? Не тот, скачанный, на рынке. А вот прямо с воском, чтобы его еще и отсасывать пришлось? Перед этим конечно медленно опустив его в воду, чтобы пчел не покусали. Затем, идем на другую сторону ставка. Там, ждановские, землю арендовали, и кавуны выращивают на продажу. Жадные, даже на стороже деньги экономят. Знаете что такое кавуны? Ну, арбузы, по-вашему. Пробовали, среди ночи, кавуны есть? Не купленные на базаре, а добытые в ночной вылазке? Прямо с поля. Вокруг темнота, тишина, только кузнечики поют, сердца стучат и жадное чавканье. Вкусные они там, уписаться можно! Ну и, в завершение, если сил хватит, спускаемся вниз по речке. Там колхозные виноградники. Там собака есть, но, Мишку она знает, и на него лаять не будет. Пошлем Мишку за виноградом. Самый вкусный виноград растет там. Березка называется. И дамские пальчики тоже там есть. Вкус у него там уникальный. На рынке такого не бывает. Только для своих держат. Зуб даю. Ну, что, девчонки, поехали? Не забздите? — в самом конце, он попытался взять их на слабо.

— Вы же вдвоем, а я один буду, Отобьетесь, — он опять улыбнулся им своей уже знаменитой улыбкой.

Тома с Ясей переглянулись, и Яся ответила, помолчав:

— Не забздим. Только ты себя в руках держи, хорошо? Знаешь кто ее дядя?

— Знаю, договорились! — улыбнувшись и весело выдохнув, ответил Костя. — Держите краба боевые товарищи и подруги! Ждите завтра после четырех.

Среда, 24 августа 1977 г, полдень, село.

В селе их, действительно, встретили очень гостеприимно. Прямо от калитки и до самой хаты, расположилась лужайка с зеленой, явно ухоженной травой. Справа, уже на вымощенной щебнем площадке, стоял небольшой, старенький газон, с открытым кузовом и скамейками в нем. Справа от хаты, рос огромный орех, свешивая свои ветви прямо к окнам. За ним, виднелся сад, с яблонями, пригнувшими к земле ветки, густо усыпанными яблоками. Прямо на лужайке, уже ждал их, гостеприимно укрытый белой скатертью, и уставленный тарелками и блюдами, стол. За ним сидела крохотная сморщенная старушка.

Завидев их, она не поленилась, встала и засеменила к калитке.

Оглядев их, своими маленькими глазками, она улыбнулась. Ее сморшенное, как варенное яблочко лицо, залучилось добротой и радостью:

— Каких ты, Костик, нам красавиц привез! Проголодались дети? А, ну, пойдемте обедать. — Она повела их к столу.

Как будто дожидаясь их, из хаты, тут же вышли парень и девушка.

Парень был, не так, чтобы высокий, скорее гармонично, как греческая статуя, развитый, с широкими плечами и добродушным лицом.

— Миша, — протянул он свою, совсем не маленькую, ладонь девушкам, улыбнулся, а потом они с Костей дружески стукнулись кулаками.

Девушка была совсем молоденькой, чуть старше Томы. Маринка — поняла Тома. Кожа лица, у Маринки, была нежная и очень белая. Густые, темно каштановые волосы, шикарной волной клубились вокруг ее головы. Маринка обладала той удивительной красотой, которая встречается лишь у украинок и болгарок, причем в возрасте до двадцати лет. Куда они после этого деваются, Тома не знала, но женщин с красотой этого типа она старше двадцати лет не встречала. Она была обаятельна, и непроизвольно рассыпала вокруг смешинки так, что, рядом с ней, в ответ, все начинали непроизвольно улыбаться.

Увидев девушек, она, сразу выбрала Тому, заулыбалась ей, схватила под руку и повела к столу. Ясю, же, не выпуская ее руки, усадила рядом с собой бабушка.

Костя шепнул Томе, что Миша специально взял отгул, чтобы поехать с ними на озеро. Миша работает шофером и отвезет их на своем грузовике на озеро. Благо машин в колхозе больше чем шоферов.

Обед длился долго. Бабушка Киля, вокруг которой и сели девочки, как то ласково, с большим интересом стала их расспрашивать обо всем. О школе, о себе, о родителях, о Ленинграде. К концу обеда уже казалось, что она знает о них больше чем они сами о себе. А она, сама, стала казаться им их родной бабушкой.

По поводу еды, Костя их не обманул. Даже, пожалуй, не договорил. Ни Тома, ни Яся, никогда не ели такой вкусной еды. Самая обычная еда, оказавшись во рту, сразу же это доказывала.

Белый, еще теплый хлеб, корка которого вкусно хрустела во рту.

Ложка баклажанной икры, оказавшись во рту Яси, оказалась не тем, к чему привыкла Яся, и заставила ту замереть, став на мгновение одним большим языком.

Нежные, горячие лепешки с творогом, поставленные на стол, заставили перестать отламывать корку у хлеба и переключили все внимание на себя.

Брынза. Наконец-то Тома поняла, что такое настоящая брынза.

Лапша, оказалась и вовсе не лапшой, а чем то, просто таявшим во рту.

Да, даже, обычная яичница, с кусочками домашней колбасы, была совсем не той, привычно, съедаемой на завтрак, перед школой. Она одуряющее пахла и, ее, хотелось накладывать, с огромной сковороды, еще и еще.... Но, больше было некуда....

Завершал все компот, пахнущий ягодами, летом, взрывающийся кисло-сладкими взрывами, попавших на язык, и лопнувших, там, ягод.

Во время обеда, Тома, постоянно ловила на себе, удивительно благожелательный и заинтересованный взгляд Маринки.

Миша же, был внимателен ко всем, но, при любой возможности, передавая что-нибудь, или оборачиваясь, старался прикоснуться к Маринке.

После обеда, ребята, не дали им впасть в послеобеденную нирвану. Быстро загрузили груду рыболовных снастей, палки, как выяснилось, для шалашей, брезент, сумки с едой и напитками в грузовик, стоящий тут же во дворе. Ясю, Тому и Костю усадили на съемные скамейки в кузове грузовика. И, машина, неспешно запылила по сельской дороге, в неведомую даль...

Среда, 24 августа 1977 г, вторая половина дня, озеро.

Бесконечное шелестящее золото пшеницы, как-то сразу, перетекло в голубую сталь озера. Озеро было большое. Томе рассказали, что оно искусственное, потому и называется ставком, и, где-то далеко, справа, есть дамба. На берегу стояли редкие, явно посаженные, высокие деревья. Они оттеснили от воды кустарники и лес. Сам берег представлял череду полян, разделяемых вылезшим на берег камышом. Противоположный берег, в голубой дымке, виднелся впереди.

По приезду, ребята, удивительно быстро и сноровисто, поставили три шалаша, укрыв их брезентом. Для Маринки с Мишей, для Яси с Томой, и, отдельно, для Кости. Сначала Костя их горячо убеждал, что нужно только два шалаша, что Ясе с Томой, нужно обязательно спать с ним, в одном шалаше, а то им будет страшно. Но, встретив яростный отпор, смирился, и согласился на третий. Единственно, что ему удалось, это поставить свой шалаш рядом с шалашом девочек. Маринка и Миша поставили свой шалаш на другой стороне поляны.

После установки шалашей, ребята, нагрузившись, всякой рыболовной всячиной, пошли расставлять ее вдоль берега. Яся, которую всегда интересовало все непонятное, увязалась за ними понаблюдать.

Маринка, оставшись вдвоем с Томой, как будто ждала этого.

— Воспользуемся моментом! — быстро и сноровисто, расстелила цветастое покрывало. Усадила Тому рядом, пресекая всякие попытки ей помочь.

При этом она удивительно мелодично и весело, напевала про себя:

Сегодня праздник у девчат, сегодня буду танцы!

И щеки девушек горят! С утра, горят румянцем!

Напевала она настолько убежденно, что нельзя было усомниться, что действительно, сегодня, праздник у девчат. И, что, действительно будут танцы, тут, прямо на берегу. И, щеки девушек, или уже горят румянцем, или, еще обязательно будут.

Достала из сумки бутерброды, фрукты, насыпала на тарелку орехи. Потом, осторожно, достала из сумки темную бутыль, и сказала, как-то даже торжественно, со значением:

— Знаешь, что это?

— Откуда, — удивилась Тома.

Маринка, поставив бутылку, повернулась к Томе:

— Это вишневая наливка, которая специально настаивалась к моей свадьбе. Самая лучшая вишня, самые отборные ягоды, самое правильное время для сбора. Все самое лучшее. Сама бабушка настаивала, никому не доверила, — и, оглянулась посмотреть, какое впечатление произвели ее слова. Слова впечатление произвели. Довольная этим, Маринка продолжила:

— Та, что осталась, отложена для больших семейных праздников. Сегодня такой праздник, и, мы, его будем праздновать сейчас, с тобой вдвоем!

— Какой праздник, удивилась Тома, — и, почему только со мной? Ничего не понимаю. А ребят, что, не будем ждать?

— Не будем, — утвердительно кивнула головой, — сейчас объясню, а пока давай по маленькой.

Она наполнила, до краев, два маленьких стаканчика, они чокнулись, — пей до дна! — напутствовала Маринка Тому. Та последовала ее совету.

Вкус у наливки был... Томе, даже, захотелось удержать уже ускользнувшее чудо во рту. Живая вишня, запах косточек, костра, лета, летнего дождя — там было все. Тома никогда ничего подобного не пила. Когда-то она, тайком от родителей, пробовала финский ликер. Он ей понравился, но и он, не шел, ни в какое сравнение с этой наливкой.

Маринка, проследив за реакцией Томы, удовлетворенно кивнула головой, снова разлила полные стаканчики и протянула один Томе. Та, уже без звука, взяла его, и теперь уже, медленно, стараясь полностью окунуться в аромат, начала его смаковать. Увы, стаканчик тоже кончился почти сразу.

— На, закуси, — протянула Маринка один, из уже разложенных, бутербродов, Томе. — А то, она сладкая-сладкая, а потом, по ногам, как ударит!

— Знаешь, я, какая сегодня счастливая? — она посмотрела на Тому потеплевшими глазами. И утвердительно кивнула.

— И праздника это без тебя не было бы. Поэтому ты мой главный гость, на этом празднике! И, благодарно прислонившись к Томе, поцеловала ее в щеку.

Тома, от удивления, даже перестала жевать бутерброд.

Та, увидев ее удивление, улыбнулась, потом стала опять серьезной:

— Знаешь, год назад, у меня случилась любовь... сильная любовь... — и, как то вся погрустнела.

Заметив, что Тома начинает что-то понимать, согласно кивнула:

— Да, я и Костя. Первая любовь...

— А, потом он уехал... — казалось, воспоминание об этом все еще ранит ее, так изменилось ее лицо.

— Ты можешь себе представить, — она отвела взгляд от рюмки и посмотрела на Тому, — час до свиданья, воспринимать как муку. А тут, месяц, за месяцем, а его нет... и... писем тоже нет. Хотя, письма... мы ведь, так таились.... Письма, мама с папой, обязательно увидели бы и все поняли. Думаешь, у нас тут можно утаить? Все сразу бы узнали. Так, что, наверное, правильно, что писем не было. Но, все равно... и писем не было....

-А, тут вернулся из армии Миша... — она заметила, как расширились глаза у Томы, и испуганно сказала, — нет, нет! У меня с Мишей ничего не было. Я с ним не гуляла, в армию его не провожала, и, ничего ему не обещала. Да и он же намного старше. Четыре года разницы.

-Нет, он, конечно, интерес проявлял. Все, после школы, подлавливал, портфель норовил домой донести. Все, говорил, что от портфеля у меня спинка кривенькая сделается, и я буду не красивенькая. А, я, как дура, верила и отдавала ему портфель, — Маринка вдруг захохотала, так заразительно, воспоминаниям, что нельзя было и поверить, что она только что была в печали.

— Знала, конечно, что любит, хоть он в любви мне, до армии, ни разу не признался. Ну, да кто ж меня не любит? — она посмотрела на Тому, без всякого вопроса во взгляде, и, Тома, безоговорочно, поверила — да, Маринку любят все.

— Представляешь, — став опять серьезной, — вот иду я, вся такая несчастная, тоскующая. А тут, вижу, на меня такой шкаф, по дороге, летит и кричит — Мариночка! Подлетает, лицо... это надо видеть такое счастливое лицо. Хватает меня, подбрасывает высоко-высоко, ловит как пушинку, прижимает меня к себе, потом отстраняется, и, я вижу, как у него по щекам, просто бегут слезы... вот натурально, ручейком.

— Тут меня и пробило.... Обревела ему всю рубашку. Все ему вывалила. Все рассказала, ничего не утаила. И, что люблю другого, поэтому его полюбить не смогу. Что встречалась с ним... что жду его.... Думала, он развернется и уйдет сразу... а, он, знаешь, что ответил? — и она, испытующе, посмотрела на Тому.

Тома отрицательно качнула головой.

— Какая это все мелочь, по сравнению с тем, что ты рядом. Когда ты рядом, вокруг, как будто лампочек навключали, а, внутри, невидимый баян играет.

Я, все понимаю, ты любишь. И, мне больно не потому, что у тебя другой, а потому, что вся измучилась. Позволь мне просто быть рядом. Другом, знакомым, соседом, да кем только позволишь. Помочь, если чем смогу. Ты, для меня, чудо, позволь к тебе прикасаться хотя бы взглядом.

И, задумчиво, казалось сама себе, добавила:

— А, что, он с этого будет иметь, того и мне не понять....