Мне надоела эта кутерьма, но воспитательный процесс нельзя прерывать на половине. Это как с антибиотиками. Если полный курс не пройти — пользы не будет. Даже вредно. Вирусы приноровятся, и в следующий раз болезнь так легко не отступит.

— Я... Я... Вы не смеете!

'Пистоль...'

— Повторять не стану. Считаю до трех, потом стреляю...

Важнее всего прохладный, даже безразличный тон и морда кирпичом. Любые эмоции оставляют надежду, что можно упросить, разжалобить. А бесчувственный чурбан или стенку только конченый кретин умолять станет. Тем более — угрожать ей.

Вельможный пан Свидригайло-Задунайский оказался именно таким. Раскраснелся так, что хоть прикуривай от морды... Открыл рот, вдохнул и... громко испортил воздух. При чем, кажется, не только газами. Мелисса поверила, что я пристрелю недоумка, если он еще что-то брякнет, и упреждающе ткнула пана в пузо древком копья.

— Видишь, не хотел по-хорошему снять шаровары, теперь — поневоле придется. Или ты, как рачительный хозяин, все домой несешь?

Как и следовало ожидать, шутки юмора, засранец не понял. Да и меня, признаться, уже утомила эта комедия.

— Иван! Проследи чтобы пан разделся, и прогони его с версту бегом. Кнута не жалей. Кого-нибудь оставить на помощь? — указал взглядом на возвращающихся черкесов. — Мало ли, вдруг лакеи вернутся?

Казак по-волчьи оскалился и мотнул чубом. Нет, мол, не надо. Пусть возвращаются.

— Ну, как знаешь... Поехали, Мелисса. Воняет... Хочу искупаться. Где-то неподалеку озерцо должно быть. Если карта не врет. Вон в той стороне...

Глава третья

Замошье меня удивило... А точнее — изумило. Я ведь что оставлял, отправляясь по заданию воеводы Обуховича? Занюханную деревеньку в несколько десятков хат. Как опята пень, облепивших небольшой взгорок. Да, я немного задержался. Не получилось по быстрому обернуться. Но ведь всего пара недель прошла, а передо мною... настоящий острог.

Теперь подножье пригорка окольцовано широким, метра три-четыре рвом. По внутреннему берегу — земляной вал. На нем — высокий частокол в три венца. По углам поднятые в рост нижние венцы строящихся башен. Центральная — через которую въезд — уже почти закончена. Крышу только завести осталось. Да и внутри деревни изменения весьма заметны. Если раньше в Замошье самым высоким зданием была ветряная мельница, то теперь это детинец. Не скажу, что потянет на шедевр зодчества, а как временное защитное сооружение, смотрится вполне солидно. Даже издали видно, что вязали стены из толстых, в обхват, стволов. Такую даже из пушки не быстро разворотишь. Древесина не камень, она крошиться не будет. Так что обычные ядра будут в стене попросту застревать, не нанося особого урона.

Да и сами хаты преобразились. Раздались и вверх, и в ширь. Которая обычным пятистенком была, приросла еще одной-двумя клетями и крыльцом на выгуле. И вторым этажом обзавелась. Свежо ошкуренные бревна белеют, как известью окрашенные. Ну, так а чего я ждал? Благодаря нашим освободительным операциям на Черном шляхе население Замошья раз в пять увеличилось... Если не больше. Недосуг считать...

Кстати, надо будет Кирилла озадачить или Агнешку. Пусть опись населения составят. А то у меня в голове сумбур полнейший. Видимо, не прошел бесследно удар по голове... Тем более. Основатель социалистического строя не зря все время талдычил, что контроль и учет наиважнейшие задачи всякого молодого государства. Я хоть и не государство... пока... но ведь все с чего-то начинали. И лучше начинать с малого.

Во сказанул... Оглянись. До самого горизонта обоз растянулся. А сколько таких уже в Замошье прибыло?

Блин горелый! Я и в самом деле ни черта не помню... М-да, братишка... Хреновый из тебя правитель. Надо исправляться, пока не поздно.

В самое ближайшее время, как только выдастся свободный часок, придется поднапрячь мозги и восстановить общую картину. Пока не только не потерял счет собственному имуществу, но и не начал забывать — кому и что поручил.

Гм... Секретаршу завести, что ли? Это ведь только в анекдотах они непременно длинноногие блондинки, которых начальники используют исключительно для снятия стресса, а на самом деле... Не, я не против блондинок, тем более — длинноногих, но не менее важно, чтобы к их достоинствам... четвертого размера, еще и ум прилагался. И, как минимум, знания делопроизводства.

Интересно, Мелиса грамоте обучена? Если да, то это многое упростит.

— Пчелка... — чуть повернул голову влево, будучи уверен, что моя верная хранительница атаманского тела на своем месте.

— Да, брат Антон...

Кто бы сомневался.

— Скажи... А в монастыре вас только молитвам и... любви обучали?

— Не только... Служение Господу может принимать любые формы. Я обучена танцам, пению, врачеванию и оказанию последней помощи... Умею шить, вязать и готовить...

— А читать и писать?

Мелиса чуть замялась с ответом, и когда ответила, то покраснела и глаза опустила.

— Умею... атаман. И считать тоже... Только это большой секрет. Девушка не должна быть умнее своего мужчины.

— Не волнуйся, Пчелка... — я довольно хохотнул. — Вряд ли во всем этом мире найдется кто-нибудь, хоть девица, хоть седой мудрец, владеющий более обширными знаниями, чем я.

Сказал и за язык себя укусил. Зараза... Ну почему нам непременно свербит распустить хвост? И чем милее мордашка и наивнее глазки, тем зуд сильнее. Зарекался же, клялся держать свое происхождение в тайне.

— Я знаю... брат Антон, — проворковала черная сестричка. — Потому и открылась, что ты не такой, как все. И все мои умения к твоим услугам. Пользуйся без стеснения... Служить тебе — честь и награда.

Теперь я покраснел. Потому что и нескольких часов еще не прошло, как я ими таки пользовался. По всякому... Как только в голову взбредало. У озера... Смывая с тела и души накипь, оставшуюся там после картины зверства башибузуков. То, что даже кровью разбойников отчистить не получилось.

— Это хорошо... В смысле, спасибо... Раз так, то у меня будет для тебя особое задание.

— Приказывай, атаман.

— Нужно в кратчайшие сроки произвести учет всего имущества. Людей, скота, запасов... А то у меня, что-то все перепуталось.

— Это от удара по голове... — кивнула монашка. — Но беспокоится не стоит — скоро пройдет. В ушах не шумит?

— Нет...

— Тем более... Пиявок перед сном за уши поставим. На всякий случай... А что до учета, то все готово еще со вчерашнего дня.

— Готово?..

— Да... Как ты и велел...

— Я?! Когда?.. — Похоже, у меня проблемы гораздо сильнее.

— Когда мы отъехали от обоза. Ты поглядел на него и сказал: 'Кто же посчитает, сколько здесь добра?' Вот я и посчитала. А, заодно, Федота Стрельца убедила вспомнить, сколько товару он уже в Замошье доставил. И людей...

— Умница... — искренне похвалил монашку. — Может, мне жениться на тебе? А что? Идеальная жена бы из тебя получилась. Муж еще подумать толком не успеет, как ты уже все делаешь.

— Нельзя мне, атаман... — вздохнула Мелиса, на этот раз не отводя взгляд. — Я Господину нашему венчана... Но, если тебе будет угодно... если это важно... думаю, архиепископ Хальтенберг объявит постриг недействительным, снимет с меня сан и даст разрешение на брак.

Твою дивизию. Пошутил, называется.

— Но, это совсем не обязательно. Можешь хоть целый гарем по басурманскому обычаю завести, я все равно останусь твоей верной слугой... Покуда не свершится Пророчество.

Серьезно так сказала. Весьма... И не без подтекста. Типа, а вот если ты с пути истинного свернешь и предназначение проигнорировать вздумаешь — пеняй на себя. О-хо-хо... Кто б мне еще рассказал о нем подробнее. Ладно, поживем — увидим. В любом случае, пока я не отказываюсь наотрез отправиться в Кальрадию, со стороны Мелисы меня ждут только приятные сюрпризы. А вот когда окажемся там, тогда и поостережемся...

— Господин воевода! Какая радость! Какая неожиданность! Вы вернулись!

О, а вот и комитет по встрече нарисовался, в лице старосты, позволяя закруглить, становящийся слишком серьезным, разговор с Мелиссой.

А старик, ничего, шустрый. Раньше всех подоспел. Стоит, кланяется... Сыновья его, орлы, как на подбор, шапки ломят. И дочь или сноха с караваем на вышитом рушнике... Приодета, нарумянена. Офигеть. Вот так и приучают к барским замашкам. Мужикам кивнуть небрежно... Отщипнуть от хлеба... Девицу по пухлой щечке потрепать. М-да... Размечтался. А чем бунты крепостных заканчиваются, напомнить? Особенно те, где барин своих людей ниже животных считал? То-то...

— И тебе, Михай, здоровья крепкого! — спрыгиваю с коня. — Чего трудился-то напрасно? Я же не мимо ехал.

— Это как сказать... — приосанился от удовольствия староста. — Таперича хоромы ваши вона где! — указал на детинец. — Только не все успели сделать. Не раньше завтрашнего ждали. Комендант наш... — старик размашисто перекрестился, — спозаранку почти со всем ополчением и милицией в поле унесся. А Анастасия еще с вечера тамочки... — опять взгляд в сторону детинца... — всю ночь баб да мужиков гоняет. Торопится комнаты обустроить. Пошто гонца заранее не отправили-то? Не упредили...

— Не велика беда, Михай... Главное, что дома... А лишний раз на сеновале или в шалаше заночевать — то казаку не беда.

Не удержался... Ущипнул не только каравай, но и тугой бочок. Девица только ресницами затрепетала.

'Угомонись, охальник! Дел выше крыши того же детинца, а тебе одно только в голове!' — возмутилась совесть.

'А чего они соблазняют?' — вяло отбрыкнулся я.

— Дочь? — поинтересовался у Михая. — Красавица...

— Жена...

'Офигеть! Я себя озабоченным считал, а тут трухлявый столетний пень на молоденькой женится... Пардон. Ошибочка. Старый — да. Замшелый — вне всяких сомнений. Но не трухлявый. Если на девиц виды имеет'

— Ну ты даешь... староста.

Я не ханжа и ничего такого не имел в виду, но старик поторопился объяснить.

— Из полона она... Все равно б из парней никто под венец не позвал. А так — и ей есть к кому голову прислонить, и мне бобылем век доживать не придется. Вдов ведь я... Дети выросли, своими семьями обзавелись.

— Да ты чего исповедуешься-то? — остановил я старосту. — Я не поп — грехи не отпускаю. Если по согласию все — мир вам да любовь... живите в радости.

— Золотые слова, милостивец!

Ух, ты! А Настасья-то какова. Тоже вольная жизнь на пользу пошла. Расцвела, как роза. Не зря дьяк так за ней увивался. М-да... За что и поплатился.

— Все у нас хорошо в Замошье, только церкви нет. Как басурмане живем... Люду вона сколько приумножилось. А ни обвенчать, ни крестить. Ни на погост снести... Да и очиститься многим, после басурманской неволи не помешает. Исповедаться, причаститься... Не по-людски это, барин. Не по-божески. Так что кланяемся мы тебе всем обществом — разреши церковь строить.

Молодка отвесила земной поклон.

'Без церкви — деревня, с церковью — село', возникла в голове где-то вычитанная справка. А село — это хорошо. Это уже развитие. Следующий шаг — городище. И доход другой, и уважение. Владелец города куда больший вес имеет, чем владелец хутора. Пригодится, когда с другими вельможами общаться стану.

— Добро... Хорошо, что напомнили. Даю разрешение. Ставьте храм. Православный. На днях буду в Смоленске, скажу о том архимандриту и возьму у него грамоту. И клирика попрошу прислать. Чтоб все честь-почести, как по церковным канонам полагается.

* * *

— Батька атаман! Слава! — две луженые глотки проорали приветствие с расстояния в полверсты. А показалось, что рядом стояли. Аж в ушах зазвенело.

— Слава!

— Тихо, вы, аспиды! — шикнул на Четвертака и Пятака. — Чего отрете, как оглашенные. Хотите, чтоб воевода Обухович дружину по тревоге поднял?

— Челом, батька... — слетели те с седел и бухнулись в ноги. — Виноваты. Обрадовались шибко. Теперь-то уж наша точно сверху будет. Нахлебаются свеи кровавого пива... — затараторили наперебой гайдуки.

Ан, нет. Не гайдуки уже. Поднабрались опыта парни под присмотром князя Цепеша. В городовые казаки выбились. Молодцы...

— Не частите. Толком говорите... Ты... — ткнул пальцем в Четвертака.

— Фуражиры свеев в наши края забрались, — произнес тот уже спокойнее, вытирая шапкой потный лоб. — Большой отряд... чтоб им пусто было. Наши разведчики почти четыре дюжины насчитали. В основном драгуны. Но и черные рейтары тоже есть. Аж пятеро...

— А не далековато шведы забрались? — усомнился я. — Для крестьян полсотни регулярного войска силища огромная, но ведь по пути у них не только деревеньки и хутора?

— Так ведь и войско короля Густава теперь ближе к Варшаве, на триста верст, чем было... — ответил Пятак.

'Вот как... Значит, пока я там, на югах татарву гонял, у нас здесь 'шведы Кемь взяли'? Интересно, а что я еще пропустил? Речь Посполитую еще не отменили? А то, может, я уже не короля Сигизмунда подданный? Да, с визитом к Обуховичу затягивать не стоит'.

— Федор, — окликнул я Стрельца, обнимающего жену. — Оставляю обоз на тебя. Михей, Анастасия — вам мои советы без надобности. Не впервой. Принимайте пополнение. Все оставшиеся вопросы обсудим как только вернусь. Обещаю! Черкесы! За мной!

Ох, как вовремя хлопцы подоспели. Не, управление, учет и прочая бухгалтерия — не мой конек. Скукотища смертная... Умом понимаю, что без этого никуда не денешься, и хочешь не хочешь, а придется. Но, если есть возможность увильнуть от этой тягомотины хоть на какое-то время — грех не воспользоваться.

Гикнул, свистнул, щелкнул нагайкой... Только ветер в лицо пахнул...

Вот это я понимаю жизнь. Настоящая, мужская. Оглянулся. Позади клином, как журавли, черкесы несутся, посверкивая панцирями и шишаками. Вот бы так, на всем скаку, и во вражескую рать вонзиться.

Кстати, о рати... Я ведь даже не уточнил у гонцов где она. Обрадовался так, что рванул напрямки, а шведы, может, совсем в другой стороне. Хотя, если солнце за спиной, то запад впереди.

Оглянулся еще раз, Четвертак с Пятаком немного отстали, все же у них кони похуже, но знаков не подают. Значит, правильно скачем. Ну, да ладно, Замошье уже вот-вот за горизонт спрячется.

Пустил коня шагом и поманил к себе гонцов.

— Правильно скачем?

— Да, батька... — подтвердили дуэтом. — Точнехонько к Сурице. Мимо нее никак не промахнуть. И брода там два. Один чуток правее будет. Второй — наоборот, левее. А свеев искать не придется, они сами себя укажут. Где свежие дымы курятся — значит, там фуражиры и промышляют. Они хоть не басурмане, капитан сказывал — в Христа веруют, но полон не хуже голомозых берут. За собой только пепелище оставляют.

Это уж, как водится. Кто и с кем бы не воевал — достается всем. Ошалевшие от крови и смертей солдаты не знают пощады. Ни к чужим, ни к своим. Поскольку не знают — сегодня им суждено умереть или удастся дожить до завтра. И чем дольше длиться война — тем сильнее безумие. А здесь бои и сражения не затухают вот уже почти сотню лет. Как степной пожар выжигая все живое, превращая тысячи квадратных верст в Loca Deserta — Пустынные земли.

123456

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓