Смешно, но кроме пары царапин да нескольких синяков, я тогда больше никак не пострадал. Собрав манатки, я отъехал километра на три, пока не нашел подходящее место для ночёвки. Потом были постирушки и купание, чтобы смыть вонизм, оставшийся от гиен. Навёл ведро горячей воды и наслаждался, обтираясь посудной губкой. Потом устроил себе пир, открыл банку тушенки, взял несколько картофелин, я сегодня считай заново родился, и к чаю... эх, гулять так гулять, открыл банку сгущёнки. И проспал всю ночь как младенец.
А ещё я вырвал у гиен верхние клыки и сделал себе ожерелье. Пока скромное, но... чёрт возьми — какие наши годы!
Анализируя схватку, пришел к однозначному выводу — мне необходимо метательное оружие. Тот бросок топором очень помог, но кидаться им всё же не лучший вариант. Лук — пока отпадает. Это только в кино да в книжке — согнул палку, из ботинка достал шнурок, привязал, и всё — лук! Ну-ну. Уж я то точно знаю, сколько нужно времени и сил потратить, что бы получить простенький, но рабочий инструмент. Приходилось сталкиваться. Необходимы дротики и, возможно, сулицы. И с тем и с другим я знаком не понаслышке. До тридцати метров у меня самая рабочая дистанция, хотя могу кинуть по "площадям", так сказать, и на пятьдесят. Да и технология изготовления мне прекрасно известна. Эх, спасибо тебе — Российская реконструкция! Что бы я сейчас без тебя делал?
Но самый главный элемент — наконечники, делать пока было не из чего. Использовать ножи глупость несусветная. Воткнется такой дротик неудачно — не поразив важных органов, и ускачет какая нибудь коза в пампасы, лови её там. Хорошо, если найдешь. А если нет? Тю-тю ценный ножичек! Долго думал, что бы такого оторвать от велосипеда... оторвать и нечего, Вроде весь железный — а тонкий, если только рычаг педалей но, "на коленке" из них наконечник не сделаешь. Можно отпилить кусок рамы, один конец расплющить, заточить, но... не до такой степени я бедствую. Всё ещё ищу варианты.
Ещё тогда, после драки, думая о дротиках перед сном, занозило мне мозг слово пампасы. Вот что-то вертится такое, а ухватить не получается,... плюнул, уснул. А утром как озарение! Пампасы это — боло! Или — боллас, мать его, кому как больше нравится. Вот его-то "на коленке" сделал махом. Три самодельных свинцовых грузила по форме напоминающих сливу грамм по двести весом, к ним привязал нейлоновые шнуры, сантиметров по шестьдесят, связал вместе и с ещё одним куском верёвки с метр длинной — боло готов. Вот иду теперь, мечу его во всё что движется. Пока результат неоднозначный. Сбил двух уток и гуся. Но в такую толпу, что тут над головой носится, проще попасть чем промахнутся. Поэтому я "работаю" сейчас только по наземной живности. Зайцы, суслики, бурундуки всякие, лисы — если близко подпускают. Тут результат средний — между плохо и очень плохо. И не то, что они как-то отпрыгивают или там, уклоняются. Нет! Просто я банально мажу. Но — это пока, скоро у меня откроется второе дыхание, за ним третье, а уж на пятом... количество перейдёт в качество. Вроде шутка. Но так и произойдет, потому что так было, когда я учился кидать и топор, и ножи, и сулицы.
У меня полное ощущение, что нынешнее зверьё вообще не осознаёт угрозу летящего предмета. Видно не накоплен ещё печальный опыт тысяч и тысяч поколений. Учёные утверждают, что у хищника впервые увидевшего незнакомое существо первая реакция — опаска, осторожность — "кто его знает, что за хрень такая", а если это существо не проявляет агрессии, то как правило, следом идет любопытство — "интересно, эта хрень съедобная или нет". Возможно они правы, ведь именно такую реакцию я наблюдал у соседского кота на впервые увиденную черепаху. Кот, конечно не тигр, но тут, по-моему, важен сам принцип. Звери тут друг в друга ничего не кидают, а встречали ли они людей на своём пути, неизвестно. И таки да — хороший вопрос? А люди тут есть?
Когда ты чего-то сильно хочешь — судьба предоставляет тебе шансы. Правы мудрые люди, впервые подметившие это. Сегодня, когда я только начал подумывать об обеденном привале, я набрёл на ЭТО! Это — было скелетом гигантского лося, уж лосиные рога от оленьих я отличу легко. Скелет лежал в небольшой ложбине на склоне холма. Я конечно не индеец Зоркий Глаз и распознать, кто и как завалил такого гиганта не могу, но это произошло не так давно, возможно зимой или прошлой осенью. Кое-где всё ещё валялись клоки шерсти и кости, лишенные всякого намёка на плоть. Но главное — рога! О-о-о, это что-то!!! Размах между лопастями метра два с половиной. В лопасть можно было усесться как в кресло, я попробовал их поворочать... мама дорогая да в них килограмм под восемьдесят, а сколько на них замечательных отростков разной толщины и длины.
— Вот они — мои наконечнички! — ощупывая острые концы, довольно произнес я — Так! Автобус сёдня дальше не пойдёть — с чумаданами на выход!
Тщательно обустроив лагерь, придётся тут подзадержаться, я целенаправленно, часа два охотился на гуся, пока мне не повезло — необходимы жесткие маховые перья. Ну и гуся съем заодно.
Наконечники я делал просто. Вставил в держатель ножовочное полотно, выбрал подходящий по форме отросток, и не отделяя его от основы, аккуратно, не дай бог сломать пилку, распилил на пластины толщиной сантиметра по два. Таких сделал три штуки и ещё одну потолще, сантиметра в четыре. Длиной пластины были, где-то сантиметров тридцать, а шириной в пять. Потом, с помощью ножовки и напильников, придал пластинам листовидную форму и выточил хвостовики, а затем срезал всё это с основы. И вот у меня три качественных заготовки на дротики и одна на более мощную сулицу. Длительное ширканье напильниками и...15-сантиметровый, листовидной формы, овального сечения, с 10-сантиметровым хвостовиком наконечник — три штуки. 20-сантиметровый клиновидный, ромбического сечения — одна штука. Распишитесь — получите!
Это языком, хе-хе, быстро, а ручками долгонько! Но сделал — ажно самому понравилось! Кость, конечно, не камень, и вроде на серьёзную охоту с костяными наконечниками как-то вроде не очень... раньше так думал, пока однажды не прочёл, что где-то в Германии откопали оленью лопатку, пробитую костяным гарпуном. А это, я вам скажу, очень серьёзный аргумент! Теперь древки. Никаких — "нашел прямую палку, срезал", вон таких по берегу растёт уйма, но всё это — хрень! А я не для другого дяди — для себя делаю. А посему, завтра я пойду в ближайший лес, за правильной древесиной.
Выбравшись на гребень, я прикинул расстояние до ближайшей группы деревьев. Получалось недалеко — метров пятьсот и... это очень хорошо. Долгие прогулки по мамонтовым прериям, знаете-ли — чреваты. Я ещё долго стоял, глубоко вдыхая, тёплый весенний воздух и с восхищением смотрел на величественную картину жизни! Много, ах как много мы потеряли в бездумной погоне за сомнительными благами. Что разменяли мы на айфоны, сникерсы, яркие пластиковые обертки, не гниющие по сто лет, автомашины и бытовую технику, в которых изначально заложены технические условия — ломаться через три года. На грязный воздух, на отравленную воду, на умирающую природу, на детей, с каждым поколением рождающимися всё более и более слабыми!!! Как по мне, так очень плохой размен, очень!
Пока не стемнело, мой внутренний хомяк заставил напилить ещё несколько пластин, про запас. А также я отпилил рог, просто идеально подходящий для клевца. Тяжелый, круглого сечения отросток, имел ровный и плавный загиб к заострённому кончику. Посадить на крепкую ручку, сделать полукруглый обушок, правильно заточить остриё и получится грозное оружие. Не знаю как череп медведя, а волчий или гиены какой пробьёт однозначно. А пятнадцать сантиметров в башке ещё никому ещё здоровья не добавляло.
За древками сходил, прямо скажу — удачно! Без особых приключений добрался до леса. Из школьного курса помню, что мамонты являлись ландшафтообразующими животными в эпоху плейстоцена, являясь центром целой экосистемы. Они поедали огромное количество растительной массы, травы, кустов и молодых деревьев, тем самым, не давая не только разрастаться лесам, но даже зарастать подлеском. Даже термин вспомнил специальный — парковые леса. Ну, до парка тут, конечно, далеко. Но просторненько так, воздушненько. По лесу шел осторожно, хотя здесь и вправду нет ни особых зарослей, ни буреломов, но и рысь и леопард те ещё специалисты с дерева сигануть на любителя клювом пощёлкать. То что, нужно нашел достаточно быстро. Когда-то, большое дерево, падая то ли от старости, то ли от ветра, завалило и сломало ещё несколько соседних деревьев. Одно из них, совсем небольшое, при ударе не сломало, а вывернуло с корнем. Корни и кору, я так думаю, быстренько объели козы да зайцы, и так оно и лежало, неспешно подсыхая в теньке и прохладе, дожидаясь меня.
Двадцатисантиметровый ствол отозвался бодрым звоном на удары обушком топорика — отлично! Первые сучья начинались где-то метрах в двух с половиной от комля. Достав цепную пилу, я достаточно быстро отпилил кусок ствола, сантиметров шестьдесят, и с помощью топора, молотка и заранее приготовленных деревянных клинышков, расколол его пополам. Раскол имел плотную, мелковолокнистую структуру и получился практически ровным. Отколов от одной из половинок планку сантиметра в четыре толщиной, я попытался сломать её сначала руками, а потом и через коленку. Планка гнулась, но держалась, и лишь после того, как я напрягся изо всех сил, нехотя переломилась. Ху-х! Я не знаю, что это за дерево, но ему цены нет! Отпилив ещё метра полтора, я, засунув инструмент и два расколотых куска, жалко бросать, в рюкзак, быстро-быстро потащил всё это к себе в гнездо... э-э в лагерь. Возвращаясь, натолкнулся на стадо небольших буйволов. Самцы сразу начали нехорошо на меня коситься и пофыркивать, пришлось сделать крюк, от греха подальше, как говорится. Ничего не делается в этом мире просто так. Обходя стадо по дуге, я невольно приблизился к зарослям колючего шиповника, на нём до сих пор ещё висело несколько маленьких, красеньких ягодок, из которого выбрались пять больших и явно не летающих птиц. Я, конечно, не уверен, но решил что это дрофы. Сбросив с плеча бревно, глефу и рюкзак, я стал столбом, а дрофы, нимало не обращая на меня внимания, постепенно приближались ко мне, всё время разгребая лапами и что-то клюя в прошлогодней траве. Эдак, ещё чуть-чуть, и они меня самого лапами загребут. Не делая резких движений, медленно размотал с пояса своё боло и не спеша начал разгонять грузики. Дрофы, до которых оставалось всего ничего, вместо того чтоб дать дёру, как я думал, остановились и вытянув головы то одним, то другим глазом стали рассматривать, " а кто это, а что это"? Да они бессмертные, что ли — пронеслось у меня в голове, и я резко увеличив амплитуду швырнул боло, и... попал. Попал!!! Наконец-то попал, чтоб мне... дай бог каждый раз.
Стремительно пролетев пропеллером двадцать метров, боло, ударившись в одну из птиц, опутал её как паук паутиной муху. Остальные товарки, с заполошным хлопаньем крыльев, стремительно смылись в колючки, а эта даже подняться не могла, бесполезно суча ногами и пронзительно вскрикивая. Тут и я поспел "на помощь" и моя Прелесть мгновенно отделила голову от тела, а то не дай бог умудриться выпутаться как нибудь, да сбежать. Я счастливо засмеялся.
— Эге-ге-гей... бля! — заорал я от переполнявшего восторга — Я крут!!! Крут — мать твою, крут!
Ещё два дня сидел я в лагере, пока не сделал всё, что планировал. Теперь я вооружен и очень опасен. И в этой шутке очень мало шутки! Помимо Прелести у меня теперь полутораметровая сулица с мощным четырёхгранным наконечником. В ножнах из под фальшиона уютно расположились три 80-сантиметровых дротика с листовидными наконечниками, веретенообразным телом древка и тремя рулями из пера гуся. Очень серьёзное оружие. На поясе нож, топорик и клевец. Кстати подобным клевцом, только железным или бронзовым — не суть, можно отправить к предкам любого одоспешенного бойца, хоть рыцаря, хоть богатыря одним удачным ударом!
Делая всё неспешно и тщательно, с удовольствием употреблял дрофу в разных, так сказать, ипостасях, и в супчике, и жареную, и тушеную, мм-м... вот где господская еда! Благо птичка килограмм на восемь чистого мяса потянет. А на вкус — куда там гусю, а тем более утке.
И ещё я понял — странные вещи происходят со мной. Вечером того дня, когда я нашел замечательный материал на древки и добыл дрофу, я сидел у костра потягивая слабозаваренный чаёк (экономия — один пакетик на три раза) с одним кусочком сахара, полностью удовлетворённый прошедшим днём. И вдруг, поймал себя на мысли, что как-то я слишком эмоционален в последнее время.
"Что с тобой, Петруха!? Что так тебя "колбасит"? Ты целуешь, по сути ножик-переросток, и называешь его — моя Прелесть. Ты радуешься как ребенок, вытаскивая из воды любую рыбу, как будто это с тобой в первый раз. Ты не замечаешь, что твои пальцы непроизвольно поглаживают смертоносный изгиб клевца, тебе приятно. Петруха, ты до сих пор в немом восхищении, когда смотришь на буйство жизни вокруг тебя. Да что там, когда ты сегодня нашел дерево на древки, чуть не уссался от щенячьего восторга, а дикие крики а-ля Тарзан, когда дрофу подбил? Не слишком ли много эмоций?
Или не слишком! Может именно столько и нужно! А может ещё больше? Да, мне сейчас хорошо, но разве я оторвался от реальности, разве я выпал в неконтролируемый эмоциональный экстаз? Нет! Так может, стоит наслаждаться жизнью, пока ты жив. Японцы великие мастера, изъясняясь туманно обнажать кристально ясную мысль.
Сакура цветет, роняя свои лепестки.
Их кружит играющий ветер.
И каждый из них,
Совершенство!
Совершенство!!! Оно вокруг нас! Но мы уже не видим очевидного — мы надели чёрные очки. Мы слышим избитую истину и говорим — это банально, не понимая что, истина произнесённая миллиард раз не перестаёт быть истиной. Мы говорим много не нужного, обидного, лишнего. И не говорим простого и важного.
Однажды я смотрел голливудский фильм "300 спартанцев", что сказать — очень по мотивам. Но один момент потряс меня невероятно! Когда на глазах опытного, сурового, закалённого в боях воина погибает его сын. Его надежда, его гордость, его смысл! И видя как падает обезглавленное, ещё секунду назад прекрасное, полное сил и жизни тело, он кричит диким криком не только потому, что он не успел прийти на помощь, не только потому, что его сын пал — они все воины и все когда-то падут, а потому, что не успел...!
Среди многих правильных и нужных наставлений, среди пафосных и патриотичных лозунгов, среди многих и многих необходимых слов он не успел сказать самое главное — что он его любит! Именно поэтому так страшно кричит отец не успевший сказать своему сыну — я тебя люблю!
И уже никогда, никогда... Это страшно! Это шок!
Я очень люблю своего сына, и он знает об этом. И сын любит меня, и я знаю об этом, но... я не помню, говорил ли я об этом ему вслух хоть раз.
Придя домой я прижал к себе своего сына и поцеловав в макушку сказал — я люблю тебя сынок!
— Что с тобой отец — удивлённо спросил Артёмка?
