Тропой лекаря-3. Дар целителя

— А куда и зачем?

— Позвольте представиться, — старший из двоих изобразил легкий полупоклон, — королевский дознаватель, Элот Синор.

— Очень приятно. Тойри Ветана, лекарка.

— Да, госпожа Ветана, мы знаем. От барона Артау.

Я медленно склонила голову.

— Это не лучшая рекомендация. Что вам угодно?

— Барон просил лекаря. Вас.

— Его помиловали?

— Нет.

Говорил старший, младший дознаватель помалкивал, изучая то мое лицо, то старшего коллегу. Недавно получил это звание и теперь набирается опыта? Да, похоже.

Я перевела дух. Не помиловали. Но тогда — что?

— Он хочет взойти здоровым на эшафот? — поинтересовалась я.

Элот Синор оценил шутку, медленно раздвинув губы в улыбке.

— Что-то вроде того, госпожа Ветана. Правосудие отсрочило его казнь на три дня, и ему нужен лекарь. Барон попросил вас.

Я покусала губы. Не нравилась мне эта ситуация, но чем? Ладно, съезжу.

Заодно уверюсь, что барон действительно сидит в камере и собирается умереть через несколько дней. Для душевного спокойствия.

* * *

По дороге мы разговорились со старшим дознавателем. Тот был в курсе нашей ситуации, знал, что барон принял меня за свою невесту, и относился к этому даже с легким юмором. Все бы маньяки так ловились! Приятно даже!

А то ищешь, работаешь, бегаешь, ноги сбиваешь...

Помилование?

Это — нет. Может быть отсрочка приговора, такое бывало, если человек выдает нечто ценное для короны. Так называемое 'королевское помилование'.

Но — неполное. Его величество строго относится к соблюдению законов, очень строго. Барону дали три дня, а потом на казнь. Не публичную, это он тоже выторговал, да его величество и не любитель публичных казней. Без пыток — это тоже входит в сделку. Но — и только. Так что в камеру я входила почти спокойно.

Артау лежал на кровати, прикованный за обе руки, чтобы точно не дернулся. Я чуть поклонилась — как простолюдинка при встрече с высокородным.

— Господин барон.

Артау обжег меня взглядом, в котором смешалось — что?

Ненависть?

Да, и она тоже. Ненависть, похоть, зависть, что-то еще, едва уловимое.

— Привели-таки...

— Вы заключили сделку с правосудием, и оно выполнит все взятые на себя обязательства, — пафосно провозгласил Элот Синор. Но оставлять нас одних и нее подумал. Правильно, я его об этом и просила по дороге, мало ли что придет барону в голову?

Я профессионально принялась осматривать пациента, мимоходом отметив, какими заученными стали движения. Лечебница пошла мне на пользу. Артау молчал, сверлил меня глазами, но молчал.

— У вас сломаны два ребра. Нужна тугая повязка. Синяки... оставляю мазь. Она с обезболивающим эффектом. И вот еще травяной сбор, заваривать и давать два раза в день, он тоже снимает боль. Господин Синор?

— Я распоряжусь.

— Тогда мне больше нечего добавить, — я выпрямилась. Барон прищурился.

— А я могу кое-что предложить. Госпожа Ветана, а вы хотите стать баронессой?

* * *

Я не рассмеялась. Даже слова не сказала, но что-то,. видимо, промелькнуло на моем лице, потому что Артау зачастил:

— Я могу это предложить. Меня скоро казнят, так что вы выходите за меня замуж, мы проводим вместе одну ночь, и я...

Я развернулась — и молча вышла из камеры. Господин Синор посторонился, а в ответ на мой взгляд покачал головой.

— Клянусь, я не знал.

— Верю.

Скорее всего, это был план именно Артау. Или убить меня, или как-то получить свое, или...

Боль — она ведь не только физическая бывает. Если бы я согласилась, меня бы это... изуродовало? Да, наверное, это правильное слово. Кто-то мог бы и согласиться, а я не могу. Потому Артау меня и выбрал.

Из тюрьмы меня выпустили мгновенно. Правда, пришлось рассказать двум стражникам, где я принимаю — хотели прийти, показаться лекарю. У одного явно был начинающийся радикулит, это и без дара видно, у второго проблемы с желудком, судя по цвету лица, по симптомам, язва в зачаточном состоянии. Придет — погляжу.

Я шла по улице, чувствуя, как утихает боль.

Мразь, какая же мразь этот Артау. Не знаю, чего он добивался своим предложением, но мне было противно. Ей-ей, принять предложение Моринаров стоит только для того, чтобы вот такие... закончились. Я обдумаю этот вопрос.

* * *

Когда перед тиром* Сентаром на стол легло письмо, мужчина едва сдержался.

Изложенное было... непростительно.

* тир — королевский титул Тиртана, трей — вельможа, прим. авт.

Король Раденора требовал трея Лантара вместе со всеми, кто участвовал в работорговле, вернуть всех рабов и выплатить компенсацию. Требовал в жестких, ультимативных выражениях, не оставляющих простора для дипломатического маневра. Требовал так, что становилось ясно — не помилует. И не договорятся они, как равный с равным, просто потому, что в Раденоре правит мерзкая нечисть.

Некромант, а то и вовсе демон... тьфу!

И эта нечисть совершенно определенно считает себя выше и сильнее тира Сентара.

Тир медленно выдохнул, потом вдохнул, потом опять выдохнул, махнул рукой секретарю, и скрылся за занавесью, которая вела в глубину дворца.

Секретарь перевел дух.

Повезло.

Да, на этот раз ему повезло. Мужчина точно знал, что произойдет сейчас на женской половине, и как не повезет той, на которую упадет взгляд тира. Его величество и так отличался своеобразными привычками в любви, а уж сейчас, будучи в ярости...

Что там будет за рабыня?

Как все это произойдет?

В одном секретарь не сомневался — смерть ее будет долгой и мучительной. А ему можно часика три отдохнуть, все равно раньше он не понадобится.

Так и оказалось.

Вернувшийся спустя три часа тир был уже спокоен и доволен жизнью. Разве что на оправе одного из колец, там, где камень смыкается с металлом, запеклась кровь, но кто будет обращать на это внимание? Главное, тир опять мог спокойно размышлять над ультиматумом. Прочитать его еще раз, побагроветь, но не сдвинуться с места, а спокойно перечислять по пунктам.

— Трея Лантара я выдать могу. Но вызову бунт. Выплатить деньги — немыслимо. Казна пуста. И вернуть рабов тоже. В противном случае нам угрожает война с Раденором... Что ж, не хотелось бы, но... Шорк, напиши, что мы готовы урегулировать вопрос компенсации. Если королю Раденора нужен трей Лантар, он его не получит. Но труп выдать можем, почтенный трей зажился на этом свете, скоро за ним придет служитель Смерти. Рабов не вернем — ибо не имеем представления о маленьком предприятии трея. Предложи пока что-то одно, а там... посмотрим. Надо поторговаться.

Секретарь подумал, что эти торги будут стоить жизни еще нескольким десяткам рабынь из тех, что не желает отдавать тир, но кому есть до них какое дело?

Рабы же!

Кто в здравом уме будет думать о рабах?! Это как о табуретке думать... нелепо и глупо!

Глава 2.

Харни вызвал меня сразу после обхода.

— Вета, присаживайся. Нам надо поговорить.

Я кивнула, и опустилась в уютное кресло.

— Взвара будешь? Или вина?

— Нет, спасибо. Что-то случилось?

— Да так... ты ведь Берту отказала?

Скрывать правду я не стала.

— Отказала. Это все, что вас интересует?

— Нет. Из-за чего?

Все причины я перечислять не стала, выбрала одну.

— Предпочитаю, чтобы мужчина, ухаживая за мной, не отвлекался на других.

Харни пришлепнул ладонью по подлокотнику.

— Говорил я ему, кретину! Тамка?

Я промолчала, глядя в угол. Харни вздохнул, голос его стал почти отеческим.

— Вета, милая, с каждым бывает. Мы ведь мужчины, а не служители. Оскоромился парень, а ты прости его?

Я покачала головой. Мол, не могу, и говорить тут не о чем.

— Ты не думай, так бывает. Всех нас, что котов, тянет по весне на помойку. Побегаем, задрав хвост, поорем, да и домой, на мягкий диванчик. Жену на любовницу не меняют, будь та хоть из золота сделана.

Я вновь покачала головой. Может, жену на любовницу и не меняют, но я — не жена. И... брезгливо как-то. Мало ли кто Тамирой пользовался, если и Берт не побрезговал — значит, я для него в одной цене с этой... девицей? Харни посмотрел на мое лицо, и вздохнул.

— Ладно, мы с тобой потом об этом поговорим. А пока я вас не буду ставить рядом, чтобы пересекались поменьше.

Харни имел в виду дежурства. Можно так их распределить, что мы с Бертеном не будем видеться два дня из четырех.

— Спасибо.

— Эх, глупые вы, бабы. И что тебе надо? Мужик — золото. Не пьет, не бьет, работает, все в дом тащит...

— Я могу идти?

— Иди, Вета. Иди. К храмовнику, вон, сходи, посоветуйся...

Я передернулась.

— Харни, долго они тут будут?

— Приближенный Фолкс очень настаивал. Думаю, около года, не меньше.

Темного крабом!

— Год они будут совать нос во все дела лечебницы?

Чем дальше, тем больше мне хотелось принять предложение Моринаров.

* * *

Рамон Моринар разглядывал магически доставленное послание из Тиртана, словно диковинного слизняка у себя под сапогом. Посол бледнел, краснел и покрывался потом — попеременно. Репутация у Палача была — страшноватенькая.

— Значит, тир желает поторговаться?

— Ваша светлость, речь идет о разумном согласовании и урегулировании вопроса...

Бумага вновь вспыхнула в ладонях Палача.

— Урегулировании? Вы сегодня напишете письмо своему тиру, любезнейший. И напишете, что если он, в течение десяти дней не даст положительный ответ на все наши требования, я лично явлюсь в Тиртан. После чего у вас сменится тир.

На лице посла был ужас.

— В-ваша свет-тлость...

— Вы меня плохо поняли прошлый раз, — Рамон не улыбался. — Мы не торгуемся и не торгуем кровью раденорцев. Мы требуем ответа за разбой.

С точки зрения дипломатии — отвратительно.

С точки зрения силы...

Его величество точно знал, стоит показать слабость, и тебя начнут рвать со всех сторон. Тут кусочек, там кусочек... и никому ты потом ничего не докажешь. А если сразу прояснить ситуацию...

Находится мало желающих подергать гадюку за хвост — укусит. Вот и с Раденором должно быть именно так. Нарушил закон — ответь! А чтобы отдельные личности не забывались, надо устраивать показательные порки.

Тиртанцев было не жаль — те еще мрази. Лучше на их примере напугать остальных, пусть трясутся... к-крысы.

Надо сходить, отчитаться его величеству.

* * *

Впервые я шла на работу, как на каторгу. Было тоскливо и тошно. Вчерашняя сцена словно вилкой по стеклу царапала.

Вот что надо было Бертену?

Зачем он с нами так?

Чтобы серьезно добиваться меня, ему не хватило душевных сил, а чтобы не добиваться... чего? Не знаю. Разочарование горчило на вкус и отравляло теплый осенний денек.

Предчувствия оправдались, стоило мне подойти к лечебнице.

— Госпожа лекарка, не погубите!!!

Мужчина, кинувшийся в ноги, был мне решительно не знаком. Здоровущий, лет шестидесяти... его поддержала такого же возраста женщина.

— Смилуйтесь, госпожа Ветана!

Я потерла виски.

— Вы кто?

Ответ меня обескуражил. Госпожа были родителями мужа дочери Аликсы Ильви. Рины, конечно. Тот самый мужчина, который орал на старуху...

— Госпожа Ветана, ведь неправда это! Никак такое не может быть, это все Ринка, она, стервь...

— Наш мальчик никогда бы...!

Я слушала, и ушам своим не верила.

Господа Перрты просили меня заявить, что их сын всегда был уважителен и вежлив с Аликсой Ильви. Оказывается, по обвинению в убийстве схватили и Рину Перрт, и ее супруга, Акса Перрта, и принялись трясти, как кракен — лодку. Супруги нажима не выдержали, и признались.

Душили. Оба.

За мзду их пропустили в лечебницу... кто? Тамира Амриант. Вот ведь... всегда знала, что не стоит таким доверять! Тварь продажная, хорошего человека погубила! Аликсу Ильви зять душил, дочь держала матери ноги-руки, чтобы та не вырвалась ненароком, мало ли...*

* для тех, кто сейчас скажет о бесчеловечности автора — знаю о таком случае. Из жизни. прим. авт.

Меня затрясло.

— Так вы хотите...

Да. Предполагалось, что с моих показаний, да еще найдут, кого купить, и окажется, что Акс — малым не невинная жертва. Вы ж поймите, госпожа Ветана, там детушки малые (пятнадцать и двадцать два года), сироты бесприютные, голодные, холодные... но на благое-то дело, вернуть им хоть бы и отца, мы денег найдем! Где искать будем?

А наследство...

Да-да, то самое, от Аликсы Ильви. Хотите десять процентов, госпожа Ветана? Хотя нет, знай нашу щедрость! Двадцать процентов!

Как же я разозлилась в тот момент. Окати меня водой — пар зашипел бы.

— Да как вы смеете? — я не повышала голоса, но руки 'просителей' разжались. — Надеюсь, ваш сын понесет достойную кару. А еще советую вернуть на место все, что вы своровали у покойной Аликсы. Я назначена ее душеприказчицей, и лично прослежу, чтобы все досталось Тиссе Ильви и ее дочери. Если хоть тряпка с кухни, хоть щепочка с крыльца пропадет, я буду знать, кого в этом обвинить. Отправитесь вслед за своим сыном!

Как же они на меня смотрели.

С такой ненавистью я даже у барона Артау не сталкивалась. Впрочем, барон-то меня как раз не ненавидел, он меня хотел. Да, в том самом смысле.

А эти...

Я залезла к ним в карман, отняла у них сына, отказалась от денег...

И плевать им, что я тут не при чем. Что их сынок поднял руку на тещу, да ладно, просто на больную старуху, что ему помогала дочь этой старухи, что никто их не подталкивал и не уговаривал. И деньги-то были, просто захотелось еще! Больше! Жирнее! Сытнее!

Когда я входила в лечебницу, меня трясло.

Гадко было до ужаса, и улыбка Линды стала для меня спасательным канатом, за который я ухватилась.

— Что случилось?

— Светлый услышал наши молитвы!

— Это которые?

— Тамиру уволили! Харни с утра на нее так орал, что она вперед его визга из лечебницы вылетела!

Меня снова затрясло. Значит, так оно и было. Тамира впустила этих, потом пошла, соблазнила Бертена, чтобы он не помешал, и получала удовольствие, а за стеной убивали беспомощного человека...

Линда посмотрела на мое серое лицо, без церемоний схватила за руку, и потащила в комнату.

— Сядь! Пей!

Горячий малиновый взвар обжег язык и горло, но тиски на моей шее тоже разжались, и я смогла говорить. Линда погладила меня по плечу.

— Твари они последние. И суки!

Я была абсолютно согласна с этим заявлением.

— И понесут наказание.

— А еще их дети останутся без родителей.

Я посмотрела на храмовника, стоящего в дверях.

— Бедные крошки скоро своих наделают.

Ант Оривс покачал головой.

— Я не призываю помиловать их, Вета. Ты меня неправильно поняла.

— Да неужели? А как же милосердие, ваше излюбленное подставь левую щеку, если тебя ударили по правой, и прочее?

— Вета, если ты подставишь вторую щеку, то по ней и получишь. Это естественно. Непротивление злу порождает большее зло. Но я сейчас хотел тебе сказать, что в этой истории нет зла. Истинного зла ты не найдешь, просто люди несовершенны в основе своей.