Обратимость

— Почему?

— Потому что.

— Дело твое. — Брат пожимает плечами. — Как хочешь. Кстати, я все равно думаю, что надо рассказать о произошедшем папе. Не слушаешь меня, может, с ним согласишься. Папа этого просто так не оставит.

Учитывая то, как сегодня отец странно отреагировал на мои слова, было бы неудивительным его полное равнодушие и по данной теме. Но я ничего не говорю Саше. Лишь киваю и бегу к себе в комнату. Пусть считает, что я согласилась.

Захожу к себе, закрываю дверь и обессиленно облокачиваюсь об нее всем телом. Зажмуриваюсь.

От прошлого нельзя сбежать. И даже если ты стараешься что-то изменить, стать лучше, пойти по иному пути — попытки очищения бесполезны. Словно тень, былые поступки следуют за нами по пятам. И даже тот факт, что, порой, они исчезают в полдень, не облегчает наше существование. Открываю глаза и нехотя бросаю взгляд на шкафчик. Ноги сами делают несколько шагов в его сторону, руки сами распахивают его дверцы, а пальцы сами нащупывают под бельем обувную коробку. Сажусь на пол, открываю крышку и с силой стискиваю зубы. В миллиардный раз достаю такую родную и такую чужую фотографию. С нее на меня смотрят три счастливых человека. Они улыбаются, обнимают друг друга за талию, они будто живут совсем в другом мире. Я тоже счастлива. Спокойна и расслаблена. Уже и забыла, что значит быть такой. Рядом Никка — тогда еще лучшая подруга. По другую сторону — Андрей. Ее парень. Мы дружили так же долго, как тянулось детское время. Однако в один миг все изменилось. Я все изменила. Сказать испортила — не сказать и о половине того, что я сделала. Сказать разрушила — не сказать и об одной четвертой. Сказать уничтожила — и попасть в точку. Вот так бывает. Ты не ждешь от жизни ничего особенного, а она преподносит тебе на блюде целое рагу из неприятностей, отчаяния и потерь.

Я просыпаюсь, услышав глухой треск. Открываю глаза, привыкаю к темноте и недоуменно вскидываю брови. Который час? Я и не заметила, как уснула. Одеяло почему-то на полу, в руках смятая фотография, а на душе тяжело и грузно, будто несколько часов назад туда скинули целый бак огорчений. Встаю с кровати, включаю свет и вновь слышу глухой треск. Хмурю лоб.

— Саш?

Никто не отвечает. Выхожу из комнаты и внимательно изучаю коридор, будто боюсь, что кто-то выпрыгнет на меня из-за поворота или поднимется ко мне по лестнице. Взяв под контроль разбушевавшуюся фантазию, спускаюсь на первый этаж, зову брата и опять не слышу ответ. Начинает надоедать это странное ощущение чьего-то присутствия, когда в доме нет никого кроме меня самой. Вновь по дому проносится тихое потрескивание, оборачиваюсь и замечаю, развивающуюся от ветра, занавеску.

— Отлично. — Выдохнув, подхожу к окну и крепко его закрываю. Собираюсь завесить стекло шторкой, как вдруг в темноте на улице замечаю чью-то тень. Возле соседнего дома, напротив. Человек смотрит на меня. Господи. Он, правда, на меня смотрит! Резко отхожу в сторону и зажмуриваюсь: что за вечный фильм ужасов? Откуда этот незнакомец, и почему меня так напугало его присутствие? Вдруг это просто человек, и он просто ждет такого же простого друга. Ага. В свете прошедших событий, в такой вариант слабо верится. Включаю свет во всех комнатах на первом этаже. Сейчас около семи вечера. Где черт подери Саша? Где папа? Смысл было мне приезжать домой? Чтобы сойти с ума? Почему-то бросаю взгляд на огромную, широкую картинку. На ней изображен папа с родным братом. Сейчас дяди Сережи уже нет, и мне становится не по себе: почему отец до сих пор не уберет это напоминания со стены? Прошло ведь так много лет. Неужели у него не екает в сердце, когда он замечает их вместе? Таких молодых, счастливых. И живых.

Собираюсь сходить за сотовым телефоном как раз в тот момент, когда открывается входная дверь.

— Мы дома, — протягивает папа и пропускает Сашу вперед. В руках у брата огромная коробка с пиццей: вот, что значит жить без женщины. — Ань?

— Я здесь. — Вздыхаю. — Чего вы так долго? Нам ведь домой еще возвращаться.

— Прости, я заработался.

— Зато у нас есть пицца, — усмехается Саша. Улыбка поддельная. Думаю, брат пытается как-то себя успокоить, хотя внутри переживает из-за случившегося. Взглядом я будто спрашиваю: проболтался или нет? Однако тот лишь опускает глаза в пол. Значит, проболтался. Черт.

— Саша, ставь чайник, Анют, пошли со мной.

Я поджимаю губы и неуверенно скрещиваю на груди руки: интересно, что папа собирается мне сказать? Заявит, будто случившееся — очередное совпадение?

Следую за ним до его комнаты. Он стягивает с плеч пиджак, расстегивает запонки и со вздохом оборачивается. Признаться, вид у него, как у Саши, когда тот собирается вычитать меня за разбросанные по дому вещи. Зрелище не из приятных. Да, и вообще лицо худоватое. Щеки впали. Когда он в последний раз спал?

— Что произошло, и почему ты не позвонила мне? — отец устало протирает широкими ладонями лицо. — Разве скрывать такое нормально? Ань, я думал, что вбил в твою голову всегда полагаться на меня, в любых ситуациях. Всегда рассказывать мне обо всем. Тебя пытались сбить, и, тем не менее, ты собиралась промолчать?

— Пап, — растеряно протягиваю я. — Все ведь обошлось. Все нормально.

— Ничего не нормально. — Он выпрямляется и становится таким высокими, что его тень полностью поглощает все мое тело. — Я, может, не принял в серьез твой рассказ об аварии, но это.... Это уже не шутки. Кто-то додумался причинить тебе вред! Здесь! В нашем мизерном поселке! В поселке, где все знают подноготную каждого! Это же какой безбашенностью и неадекватностью нужно обладать? Видимо, человек, совершивший такой проступок, ненормальный, что прокручивает дело еще на сто восемьдесят градусов и делает его крайне опасным. Я не собираюсь закрывать на это глаза!

— Я и не прошу. Просто подумай, вдруг произошедшее действительно совпадение? С кем не бывает. — Говорю, а сама не верю. Что за чушь? Случайно выехать за проезжую часть на грунтовку по пустой дороге? Но мне почему-то не хочется беспокоить отца. Или не хочется видеть его таким. Не знаю. — Пап, машина уже уехала. Я цела. К счастью, все обошлось, и, да, я не буду скрывать, что жутко перепугалась. Но разве сейчас не бессмысленно пытаться отыскать этих людей? Обращаться в полицию? Это лишь урок. Я должна быть внимательнее на дорогах. И все.

— Что значит, и все? Ты думаешь, мы не найдем этих придурков? Аня, в нашем поселке семь тысяч человек. Из них у половины черные машины. У одной четвертой нисаны. И у одной шестой нисаны черные. То есть ты понимаешь, к чему я веду?

— Но вдруг эти люди не отсюда?

Папа удивленно вскидывает брови.

— Что? — он покачивает головой. — Ты хочешь сказать, что у тебя есть какие-то проблемы в городе?

— Нет. Господи, пап, ты меня не слушаешь! Я к тому, что мы можем и не найти этих людей. Только лишь поднимем шум.

— Значит, поднимем.

— Зачем? Пожалуйста, перестань. Ехал какой-то пьяный урод. Повело его вправо. Я оказалась не в том месте, не в то время. Слава богу, рядом была та девушка. Она меня спасла, и уж кого и стоит найти, так это ее, чтобы отблагодарить. А таких придурков, как тот водитель, их просто пруд...

— Девушка? — перебивает отец. — Что за девушка? Мы ее знаем? Она отсюда?

— Нет. Наверно. Понятия не имею. — Протираю руками лицо и поджимаю губы. — Пап, я понимаю, что ты волнуешься, и, да, я должна была рассказать тебе. Но не стоит поднимать на уши весь поселок. Пожалуйста. Ты же знаешь, как люди любят поговорить. Мы лишь подкинем им очередную сплетню, и зачем? Все ведь обошлось.

— Я никому не дам тебя в обиду, — серьезно чеканит отец и подходит ко мне так близко, что я чувствую от него родной запас цитруса, вижу каждую морщинку у его светло-голубых глаз. — И мне все равно, если придется хорошенько потрепать нашу хваленую полицию или всколошматить целый поселок. Я все равно добьюсь того, чтобы ты и твой брат были целы, были в безопасности. Слышишь?

— Но мы и так в порядке. Перестань, пожалуйста. Давай забудем. М?

— Аня.

— Серьезно, — выдавливаю из себя улыбку и пожимаю плечами, — пусть это будет самой большой неприятностью в моей жизни. Как считаешь?

— Ты очень похожа на свою маму. — Папа нервно покачивает головой и протягивает. — Не думаешь о последствиях, лишь надеешься на то, что все обойдется. Но правда в том, ничего не обходится, Ань. Твоя мама поняла это слишком поздно. Сейчас она уехала, и, как бы странно это не звучало, она поступила правильно. Однако поверь, меньше всего на свете, мне хочется, чтобы тебе потом тоже приходилось принимать подобные серьезные решения. Если есть проблема — ее нужно решить. Если тебе кто-то угрожает — его надо найти. Никогда не надейся на удачную развязку. Кроме счастливчиков, живут и те, кому хорошенько достается по жизни. И я не хочу, чтобы этим человеком оказалась ты. Всегда защищай себя, слышишь? Всегда.

— Пап, чего ты так завелся? Сделал из мухи слона.

— Очень жаль, что ты меня не понимаешь. Ладно, хорошо. К счастью, я и твой брат рядом, и мы решим все проблемы за тебя, даже если ты против. Но это не вечно. Я хочу быть уверен в том, что воспитал ответственного, сильного человека, а не ребенка, плывущего по течению. Разберись в том, что случилось. Найди этих людей и заставь их понести наказание. Ты могла умереть, а хуже этого ничего в жизни не случается. Ясно?

— И все равно мне кажется, что ты чересчур серьезен, — неуверенно протягиваю я и хитро сужаю глаза, — признавайся, что тебе рассказал Саша? Такое чувство, будто меня похитили, изнасиловали и кинули в озеро. И это как минимум.

— Не вижу повода для шуток, — устало шепчет отец, протирает глаза и говорит, — иди на кухню. Разговаривать с тобой бессмысленно. Ты все равно меня не слышишь.

— Я слышу, — упрямо хмурю лоб. — Просто мне не хочется зацикливаться, не хочется раздувать из проблемы проблемище. Я понимаю, ситуация паршивая. Но давай не будем делать вид, будто произошло нечто настолько из ряда вон выходящее, что стоит поиграть с водителем в пилу, или в законопослушного гражданина. Я жива. Спасибо той девушке. Не спасибо тому уроду. Возможно, ему это вернется. Не вернется — бог с ним. Не надо же с ума из-за этого сходить?

Говорит девушка, десять минут назад рвущая на голове волосы из-за того, что в доме было открыто окно, и потрескивала рама.

— В пятницу приедешь, и мы поедем в участок.

— Пап!

— Я все сказал.

— Зачем?

— Ань, неужели ты думала, что я пойду на попятную? — Что, правда, то, правда. Папино упрямство не знает границ. — Кстати, мы так и не определились, что то была за девушка. Вдруг она видела водителя.

— Не знаю, — недовольно бросаю я. Блин. Придется ехать в участок! Отлично.

— И как она выглядела?

— Наглая, грубая, — все так же ворчливо, перечисляю я. — Вся в черном. Кожа смуглая, волосы темные. Глаза огромные и дикие, будто она курит. И курит отнюдь не сигареты. Высокая, спортивная, может, даже красивая. Правда, под мешковатой одеждой это трудно было проследить. — Вздыхаю. — Что еще сказать. Наверняка, ее папа не такой же серьезный, потому что в противном случае она бы не умела дерзить.

— По-моему, у тебя отлично получается дерзить, — отрезает отец. На несколько секунд он замирает, задумчиво смотрит перед собой и молчит. Я собираюсь спросить, что происходит, почему он завис: неужели перебирает в голове лица всех ему известных девушек с похожими темными волосами и черной одеждой? Однако через пару мгновений он робко улыбается и кивает в сторону выхода. — Иди к брату. Я переоденусь и спущусь к вам. Хорошо?

— Хорошо.

Выхожу из комнаты и думаю: с чего папа так разволновался? Да, ситуация плохая, но мне впервые пришлось увидеть его в подобном состоянии. Будто меня действительно собирались убить, это было спланировано, и попытки, несомненно, повторятся. Странно. Не ожидала услышать от него столько нравоучений после сегодняшнего сухого утреннего разговора. Может, на работе проблемы, и поэтому его настроение так резко меняется?

Спускаюсь на первый этаж, вижу за столом Сашу и недовольно скрещиваю на груди руки. Сейчас я выскажу ему все, что накипело. И пусть он даже не думает отделаться.

ГЛАВА 3. ПОБЕГ.

Утром просыпаюсь под протяжный стон будильника. Сонными глазами осматриваю комнату, стол, со сваленными на нем учебниками, окно, зеркало. Приподнимаюсь на локтях и выдыхаю громко-громко, словно выталкиваю из себя все плохие мысли, воспоминания и предрассудки. Сегодня обычный день. Все будет нормально. Надо просто забыть о вчерашнем и влиться в рабочую колею.

Правда, как это сделать, если в пятницу придется ехать с папой в участок?

Закатываю глаза и валюсь обратно в кровать. Поспать толком не удалось. После того, как мы приехали из поселка, я не смогла и на минуту утихомирить в груди странное чувство паники. Решила сделать уроки на завтра, уроки на послезавтра. Затем прочитала пару глав Толстова: все пытаюсь добить Анну Каренину — тезка ведь. Потом еще долго и упорно сидела на полу, складывая скомканные вещи из шкафчика. И только к половине четвертого удосужилась лечь в постель. Лечь и заснуть, собственно, разные понятия. Поэтому отрубиться мне удалось только к пяти утра. Сейчас девять. От осознания того, что я отдохнула всего часа четыре, хочется заорать во все горло, но я как всегда подавляю в себе желание проявить хоть какие-то эмоции. Стискиваю зубы и невозмутимо вылезаю из-под одеяла. Взрослые люди не позволяют себе обнажать слабости. И я не позволю.

Зевая, одеваюсь, бужу Сашу. Прошу его опять подвести меня до института, потому что ехать на автобусе нет настроения, или, если быть честной, нет смелости. Готовлю нам завтрак, затем мою посуду, протираю стол, обуваюсь, выхожу из дома, сажусь в машину, и даже не догадываюсь, что нахожусь в состоянии критического анабиоза. Делаю все на автомате, боясь того, что на секунду отвлекусь и ненароком подумаю о вчерашнем дне. И, возможно, со стороны это выглядит глупо — Саша то и дело бросает на меня косые взгляды — мне все равно. Главное сосредоточиться на чем-то одном. Например, на учебе. Как я всегда и делала. Отличный способ сбежать от проблем: полностью погрузиться в работу. Голова забита психологией, английским, философией, и не остается времени на мысли о чем-то таком, что заставляет все тело дрожать, как при тридцатиградусном морозе.

Саша все так же вальяжно переключает передачи. Говорит что-то, наверно опять пытается быть старшим, грозным братом. Но у него не выходит. Совсем. Когда я на него смотрю, то вижу ленивого блондина, единственный раз в жизни, проявившего решительность, выбирая цвет дивана в гостиную. И мне хочется почувствовать себя защищенной, хочется почувствовать себя в безопасности рядом с ним, но я не могу. И не потому что не хочу. А потому что не ощущаю от Саши того, что заставило бы меня спокойно выдохнуть. Наверняка, это предрассудок, однако его сложно побороть. Когда ты проводишь рядом с человеком слишком много времени, волей не волей, ты начинаешь видеть его таким, каким привык видеть. А не таким, какой он есть на самом деле.