Красный рассвет

Внизу проплывала рыжая земля, покрытая зарослями кустарника. Показался город: серые улицы, коричневые крыши домов, здоровенная махина то ли дворца, то ли собора. На окраине что-то горело, чадя серым дымом. Судя по обилию дыма, горел,наверное, целый квартал.

Денисов закачал крыльями, и мы повернули на северо-запад. Солнце слепило слева, постепенно заходя за хвост, а мы шли в сторону серых, низких облаков. Вновь развернулись и облака остались позади, но солнце теперь било прямо в лицо. Я увидел внизу, прямо под нами, извилистые ходы траншей, тонюсенькие линии проволочных заграждений, мелкие оспины воронок. Стало понятно, где мы летим и зачем...

...Через десять минут наш отряд подходил к аэродрому. Я увидел замаскированные истребители, увидел 'наш' автостартер. Увидел истребитель Никитина, окруженный толпой и лежащий на брюхе в редком кустарнике, далеко за пределами взлетной полосы. Заходя на посадку, уже на глиссаде, пролетел близко над местом аварии, увидел злобного Вальку, комкающего летный шлем, механиков что-то горячо обсуждавших. Посадочное 'Т' пронеслось справа — я все-таки сел с изрядным перелетом и на большей, чем положено, скорости — 'Ишачек' дал сильного козла. Но неудачная посадка не могла испортить праздничного настроения. Я вылетел и вернулся. Живой и здоровый.Все получилось, как и должно было быть.

— Как слетали? — Котельников ждал нас на стоянке.

— Тащ командир, задание выполнено. Противник в воздухе не обнаружен. — Денисов вытянулся, докладывая с невиданным усердием. Можно было подумать, что он сейчас не на войне, в далекой Испании, а дома, на родном Брянском аэродроме и рапортует не вчерашнему приятелю, ставшему в одночасье командиром, а грозному комбригу.

— Вольно, — Костя цепко ощупал меня взглядом, затем улыбнулся. — Ну добре. Отдыхайте, сейчас обед подвезут...

Выглянувшее из-за облаков солнце зависло, задержалось в небе и сразу стало тепло. Как-то резко утих злой продувающий ветер, все затихло. Разлившаяся в воздухе влага нагрелась и дышать стало неприятно. Подвезли обед и аэродром, еще недавно напоминавший развороченный муравейник, успокоился и притих. Местные расползлись кто куда. У них сиеста, послеобеденный отдых — освященная веками традиция. Советские специалисты, оставшись в гордом одиночестве, копошась вокруг оттащенного к ангару истребителя Вераксича, создавая иллюзию работы.

Из домика выкатился Мамонов — наш вечный дежурный по штабу. Невысокий, коротконогий, круглый, он чем-то походил на мяч и имел соответствующее прозвище — 'Колобок'. Завидев болтавшихся без дела летчиков, поспешил к нам, быстро перебирая своими короткими ножками.

— Бросайте папиросы, — закричал он издалека. -Волков, над Мадридом разведчик, вам лететь. Давайте, давайте, быстренько.

Убедившись, что его мы его услышали, Колобок напустился на собравшихся перекурить шоферов. — Компанерос! Компанерос. Э-ээ. Масрапидос! — закричал он, помогая себе размахиванием рук. Но запаса испанских слов ему не доставало, и он быстро перешел на великий и могучий. — Компанерос! Рапидос! Э-э. Давайте, давайте, черти. Поживее. Машины туда, быстрее, быстрее. Ну?

К моему истребителю подогнали автостартер — приземистый 'Фиат', с забавной, высокой и смешной будкой. Хосе помог водителю подсоединить храповик автостартера к винту 'Ишачка', покрутился вокруг и куда-то испарился. Подъехали машины к истребителю Акатова и самолетам Денисовского звена. Я занервничал, быстренько пристегнул ремни, заерзал, осматриваясь, не желания пропустить команды.

Прошло минут десять. Команды все не было. Водитель автостартера, выбрался из кабины, укоризненно на меня посмотрел и достал какую-то тряпку. Расстелив ее на солнышке он завалился кверху пузом. Остальные шоферы потянулись к нему. Я же остался потеть. Ловил на себе вопросительно-недоумевающие взгляды ведомых и все ждал команды. Срывать свой первый самостоятельный после болезни вылет не хотелось. Хотелось выполнить его четко, взлететь по команде, всем звеном, секунда в секунду.

Прошло еще минут пять. Солнце пригрело уже основательно, плавя плечи, раскаляя черную кожу шлема. Тогда я не выдержал. Отстегнулся, оставив парашют в чашке сиденье, вылез из кабины. Увидел, что Акатов и Бубликов последовали моему примеру. Забрался под крыло, увидев здесь заботливо разложенный чехол, чертыхнулся. Хосе, его заботливо положил, но, скотина такая, ничего не сказал.

— Ну, теперь жди, — Сашка пришел ко мне, кинул свою кожаную куртку прямо на траву и улегся, вытянув ноги. — Теперь, может, через час полетим. После обеда тут не воюют...

— Дурдом!

— Он самый — Сашка зевнул. — Но что-то в этом есть.

Я улегся на разложенный чехол, задумался и незаметно задремал...

С тихом хлопком в небо взлетела ракета, спустя полсекунды вторая.

— Тревога! Вылет! — подскочив спросонья, едва не ушиб голову о крыло. — Сашка! Бегом!

Ведомый и без команды уже несся к своей машине. Запрыгнув в кабину, я, торопясь, стал застегивать парашютные замки. Удивительно, но шоферы продолжали мирно почивать под деревом, словно команда на вылет их не касалась.

-Э-э! Олени! Какого хрена там развалились? — мой крик, наверное, слышали на другом конце летного поля. — Бегом сюда! Шевели копытами!

Водители испуганно подскочили и потрусили к машинам. На мой взгляд, слишком медленно...

— Быстрее, гномы самоходные. Давай, давай!

Из-за фанерных домиков выбежал босоногий и заспанный механик. Споткнувшись через какой-то камень, растянулся в пыли. Вскочил и, прихрамывая, припустил быстрее.

— Хосе, где тебя черти носят? Бегом сюда!

Водитель наконец ввалился в кабину. Завизжал стартер и 'Фиат' затрясся. Быстро впрыскиваю бензин, машу шоферу рукой и запускаю мотор. Показываю Хосе, чтобы убирал колодки. Он исчезает, а я слежу за оборотами, краем зрения вижу, что от Сашкиной машины отъезжает автостартер. У машины Бубликова метеором носится перепуганный техник, сама она окутана белым дымом, но заводиться не хочет.

— Хосе! — ору я. — Где ты там?

Но техник, почтительно приложив руку к виску, уже застыл у правого крыла. Это значит, что колодки убраны, можно лететь. Толкаю газ вперед, грожу ему кулаком.

— У-у! Олень! К пустой голове...

Машина быстро разгоняется. Ее уводит вправо, все время приходиться парировать ногой. Потом рядом с крылом проносится крыша ангара. Я в воздухе. Сашка чуть сзади, идет как привязанный. Самолет Бубликовапо прежнему на полосе. Автостартер так и не отъехал, а к истребителю подтягивается народ. Видимо, намечается консилиум.

Делаю круг с набором. Вижу, как у КП из полотнищ выкладывают белую стрелу, нацеленную на северо-запад. Поворачиваю туда. Лечу с набором высоты. Головой кручу так, будто хочу увидеть все небо сразу. Но вижу только Сашкину машину и все. В открытой кабине прохладно, но я мокрый как мышь. От волнения всего трусит. Внизу проносятся зигзаги траншей, горит какой-то сарай, выплевывая клубы дыма. Он копится вокруг этого сарая, и кажется, что там, внизу, небольшое серое облако.

Впереди территория захваченная мятежниками. Летать над ней нет никакого желания, и от траншей сворачиваю на север и пару минут иду параллельно линии фронта. Но и над фронтом мне не уютно. Восточная, мятежная, сторона давит. Постоянно кажется, что оттуда вот-вот появится враг, и приходится уделять ей больше внимания, в ущерб остальным. Когда повернул на юго-запад, стало легче. В небе по-прежнему кроме нас не было никого, и я решил, что сделаю еще три круга и пойду домой.

Самолет возник неожиданно. Он был внизу, за моим левым крылом. Еще несколько секунд назад там никого не было, а теперь вот появился. Чем-то похожий на нарядную игрушку: ладный, красивый, с блестевшим на солнце остекленением длинной, на половину фюзеляжа, кабины и черными кругами на серебристых крыльях. Разведчик 'Хе-70'. Враг. Фашист.

Даже раздумий никаких не возникло. Как-то оно щелкнуло в голове — вот она, цель и мой истребитель, словно сам по себе, крутнулся через крыло и ринулся вниз. Я, словно механически прильнул к полуметровой трубе прицела, загнал, вражеский самолет в перекрестие тонких черных линий. Пулеметы затрещали, засеивая пространство десятками маленьких остроголовых смертей. Замелькали короткие, злые росчерки трассеров. Но они таяли то спереди, то сзади, не достигая вражеского разведчика.

Далеко! Первые эмоции, наконец, схлынули, и мозги поскрипев все-таки выдали первую дельную мысль. В упор его надо, метров с полста.

В упор не вышло. Когда я снова нажал на гашетки, вражеский пилот резко накренил машину и рванул ручку на себя. Самолет скакнул в моем прицеле словно скаковой бегун, и я, разогнанный на пикировании проскочил мимо. Пара моих трассеров все-таки пропали на фоне вражеского самолета, а потом он пронесся рядом. Промелькнул черный Андреевский крест на его хвосте, белое лицо стрелка в кабине, короткие, злые вспышки на стволе его пулемета.

Я налег на ручку, и перегрузка раздавила по сиденью. Вышел из горки метров на шестьсот выше, выжатый как лимон, запыхавшийся. 'Хенкель' нашелся ниже, на расстоянии километра в полтора. Опустив нос, он быстро удирал на свою территорию. Гнал его пару минут. Почти настиг над линией фронта, но увидев горящий сарай, дым, траншеи, передумал. Соревноваться в меткости с вражеским стрелком, над чужой территорией, в одиночку, было безумием.

Отвернув, вдалеке увидел одинокий 'Ишачок'. Это оказался Сашка. Завидев меня, он бросился навстречу, пристроился и стал отчаянно жестикулировать, демонстрируя свое возмущение.

Едва не пролетел мимо аэродрома. Его замаскировали так, что не сразу и отличишь — летное поле с высоты полета казалось продолжением оливковой рощи. Но взгляд зацепился за серебристую крышу самолетного ангара, и все сразу стало на свои места. Деревья обернулись пятнами выжженной и пожухшей травы, серый фанерный сарай — нашей аэродромной летучкой, наваленные кучи веток — укрытыми маскировочными сетями самолетами.выжженными пятнами травы. Сел нормально. Притер свой 'Ишачок' так, что как, что посадки не почувствовал. Будто всю жизнь этим и занимался. Эта мысль здорово развеселила. Я сейчас и сам не могу понять, что здесь мое, а что заемное, от донора. Оно переплелось так, что и не различить...

Пока ковырялся в себе, занимаясь самоанализом, подошел Сашка. Он вышел из-за хвоста моего истребителя, улыбаясь во весь рот.

— Ты за пивом бегал? Признавайся!

— Сам ты за пивом, — оскорбился я. — Я с разведчиком дрался.

— Да ну тебя. Хорош заливать. Я оборачиваюсь, тебя нет. Вправо, влево головой верчу, никого... Чуть с ума не сошел.

— Так он снизу был. Встречным курсом. Почти под нами. Я увидел, перевернулся и на него.

— Хоть бы крыльями помахал, — Сашка надулся. — А я там переживаю, елки палки... Сбил?

— Не-е. Ушел, гад. Но дырок ему наделал.

Подошел Тарасюк, прищурившись, внимательно осмотрел меня, мой самолет.

— Докладай, — с ударением на вторую 'а', пропел он. — Чогобачилы? Кудыстрылялы?

— Товарищ командир, — я наконец справился с ремнями, вылез из кабины, вытянулся рапортуя.

После сытного обеда стало клонить в сон. Погода способствовала — начался мелкий и нудный дождик. Он нудно моросил,напрочь убивая малейшее желание выползать куда-либо из теплой 'избушки'. В соседнюю 'избенку' набились техники, из аборигенов, запели какую-то грустную протяжную песню. Она здорово подходила под этот дождь, под лирическое настроение. Петя Харин и Никита Баранов, наши главные весельчаки и запевалы, им подпевают. Песня красивая, но уж очень тягучая как патока, она обволакивает, убаюкивает и я заснул, в неудобной позе, привалив лицо в фанерной стенке.

Дождь прекратился так же внезапно, как начался. Тучи низко плыли над аэродромом, за ними не видно неба. В воздухе дикая влажность, кажется, что все вокруг, трава, воздух, самолеты пропитались водой. Техникам нашего звена не повезло. Заправляя 'Ишачки' после вылета, они попали под дождь, промокли и замерзли. И теперь еле двигались: медленно, неуклюже, словно больные.

В сырой кабине истребителя сыро и неуютно. Я ежусь, пряча голову в плечи, морщусь. Сейчас бы накинуть наш советский зимний комбинезон да унты и любой ветер нипочем. Увы, такого добра нам не прислали. Веракчсич, в соседней кабине то и дело покашливает, крутится. Видимо уже прихватил какую-то местную болячку и скорее всего будет отстранен от полетов. Тучи стали редеть и наконец, появилось солнце, пригрело. Стало тепло, словно и не было холодного дождя и пронизывающей сырости.

— Тревога! — Командир торопливо, что за ним водилось нечасто, выскочил из штаба и чуть ли не бегом направился к своей машине. — К Мадриду идут, — закричал он. — Вылетаем.

Ракета еще падала, прочерчивая короткую зеленоватую полосу, а двигатель моего 'Ишачка' уже заработал, набирая обороты. Стартер коротко махнул флажком и, повинуясь команде, мой самолет помчался вперед. Грозно рыча мотором, подпрыгивая на неровностях взлетного поля. Последний легкий толчок и я в небе. Справа, чуть ниже крыла проплыл самолетный ангар и хорошо были видны рыжие пятна на оцинкованной крыше. Началась оливковая роща. Большая и густая с земли, с неба она казалась редкой, тесной. За рощей, рядом с каменным мостом через мелкую речушку, стояла группа детей. Увидел взлет истребителей, они побросали свои удочки и восторженно замахали нам руками.

Я на это не смотрел, а зажав ручку управления коленями, яростно крутил рычаг уборки шасси. Эти изматывающие 47 оборотов, были известны всякому несчастному, летавшему на 'Ишачках'. Занятие не для слабаков. Пока шасси, наконец, стали на свои замки, я весь взмок.

Пристраиваясь к ведущему группы, я увидел на аэродроме пыльные хвосты взлетающих самолетов. Поднималась эскадрилья 'Чатос', это означало, что погоней за одиноким разведчиком дело не закончится. Впереди серьезная драка.

Ведущий качнул крыльями, потянул вверх, забирая немного вправо. С востока, чуть выше нас, показалась россыпь точек. Они приближались, увеличиваясь в размерах и их было много. Я даже сбился со счета, пытаясь подсчитать. Командир начал поворачивать на них.

Я даже не успел испугаться. Россыпь точек быстро обернулась ордой самолетов. Пыхнули огоньки на вражеских капотах, мигнули дымные полоски трассеров, и в секунду это все пронеслось мимо, скрылось за хвостом. Ведущий потянул вверх, лихо, на зависть мне развернулся на горке. Я тоже хочу так уметь. Чуть приотстав, вижу, что все наши на месте, никто не горит и даже не дымится.

Враги теперь чуть ниже. Они видны как на ладони. Это итальянские 'Фиаты'. Зелено-серые бипланы, с торчащими из-под крыльев обтекателями шасси и толстыми фюзеляжами с тупыми носами. Мы заходим на них сзади сверху и итальянцы торопливо разворачивались, пытаясь встретить нас в лоб. Но разворачиваются не все — несколько звеньев продолжали полет, быстро набирая высоту.

От истребителя ведущего к 'Фиатам' потянулись тающие в небе огоньки. Я тоже выбрал себе цель, наклонился к трубе прицела, прицела, но выстрелить не успел. Итальянец как-то лихо скольнул влево, спрятался за узостью сектора обзора. Когда я, наконец, догадался отлипнуть от этой чертовой трубы, его уже и след простыл.