Носитель разума Арана

Сказанное озадачило меня. У меня не было ни охраны, ни эксперта. Сказать об этом не решился и лихорадочно искал выход из этого положения. Подсказали мне его мои покупатели. Отдавать пакетики они мне не спешили, а в их глазах, даже я видел муки расставания с находящимися в их руках вещами. Как и любой нелегальный продавец ворованного, я заранее смирился с возможной потерей "своей" собственности. У меня было ещё немалое количество "найденного" мной товара и я искал каналы сбыта, поэтому решил рискнуть.

— Давайте сделаем так. Вы сейчас забираете всё это, проводите экспертизу, оценку и дня через три я позвоню Вам, тогда и договоримся о месте встречи. Согласны?

Мои покупатели переглянулись. Николай Иванович растерянно посмотрел на меня:

— Вы отдаёте нам это? Давайте я напишу Вам хотя бы расписку или оставлю залог. Мы ведь видимся в первый раз! Разве можно быть таким доверчивым?

Ответить ему я не успел, вмешался Тимофей Карлович:

— Оставь, Николай! Молодой человек просто деликатен. Мог бы сказать и более грубо "Берите, но те, кого я представляю, если Вы будете нечестны, найдут Вас где угодно". Это Николай Иванович называется доверие через силу. Его свита здесь превосходит по численности мою и твою вместе взятую. Понятно, что это не все. Они могут позволить себе такой широкий жест, как доверять первому встречному. Поэтому, отвечу за нас обоих. Мы согласны и благодарим за оказанное нам "доверие"!

Меня всегда удивляло, как умные люди могут придумывать себе страшилки, делая очень странные выводы из случайных событий. Мою встречу с Геной и его парнями Тимофей Карлович оценил по своим понятиям. Знал бы он, что сказал мне Гена, давний "друг" моего уха! Но разочаровывать его не хотел, его предположение мне льстило, поднимало в собственных глазах. Была только одна проблема, как поведёт себя Гена, когда мы будем уходить? От этой мысли мне стало очень неуютно и захотелось сходить в туалет. Извинившись, я оставил покупателей, ушёл решать проблему мочевого пузыря. Стол, где сидел Гена с товарищами, решил обойти по широкой дуге, искать проблемы для своего имиджа, не хотел. К моей радости, как только я вышел из-за шторы, Гена и его компания тут же начали вставать из-за своего стола, на меня и на них смотрели охранники Тимофея Карловича. Поддерживая свой авторитет, махнул Гене рукой, он демонстративно склонил голову. Это было издевательством с его стороны, но это знали только мы, он и я. Идти в туалет мне уже перехотелось, вот и вернулся в кабинет. На охранников моих покупателей не смотрел, но не сомневался, что они внимательно наблюдали за мной, за каждым поим жестом, движением и обо всём увиденном доложат своим хозяевам, такая у них работа.

В кабинете царило радостное настроение. Покупатели спрятали доверенное им имущество и не скрывали своего удовлетворения. Коллекционеры люди опытные, грамотные. Они уже определили ценность предложенного им товара и без экспертов, теперь уже зачисленное, в их коллекции приобретение, берегли от постороннего глаза. Обед прошёл в тёплой, дружеской обстановке и мы покинули ресторан всех компанией.

Как я и ожидал, охранники сообщили о моих действиях хозяевам. Тимофей Карлович оказался человеком язвительным, он сразу это прокомментировал:

— Приятно, когда тебе "доверяют"! Может дать своим охранникам выходной? Ведь теперь меня бдительно стерегут, чтобы не сбежал с доверенным имуществом другие бдительные стражи. Елки-палки, как не подумал сразу, ведь могу на своей охране сэкономить! Кому сказать за это спасибо? Не подскажете Евгений? Николай! Ты присоединяешься к моему вопросу? Экономим ведь оба! Вот повезло! Может быть, вернёмся и отметим эту дополнительную удачу сегодняшнего счастливого дня. Как Вы считаете Евгений?

Подсказывать ему и отмечать их удачу я не собирался. Оставил его вопросы и размышления, без внимания и ответа. Мне хватало своих переживаний. Как поступят они? С врученными им вещами уже попрощался. Утешил себя только тем, что они достались мне относительно легко, если не считать затраченных сил на перетаскивание и распаковку ящиков. Путь к богатству лёгким не бывает. Уговорить себя не плакать, может каждый мужчина! А я себя относил именно к этому полу, о чём всегда писал в автобиографиях и документах в разделе "пол".

Получить ответы на свои страхи и сомнения должен был вскоре. Что такое три дня? Это трое суток, 72 часа, 4320 минут, 259200 секунд. Разве это много? Смотря, в каком случае! В моём случае, эти секунды были долгими часами. Их мне нужно прожить...

Возле входа в ресторан тепло распрощались. Они сели в свои машины "Мерседес" и "АУДИ" и уехали. Тогда ещё моды, иметь джип сопровождения, не было. Я проводил их взглядом и пошёл к своей "девятке", припаркованной среди множества машин напротив здания филармонии.

Время, до назначенного дня, убивал, как мог, точнее, как удавалось. Задерживался на работе допоздна, с энтузиазмом таская ящики в подвале. На меня внимания никто не обращал. Посетителей в музее было не густо, очень не густо, а наш, "многочисленный" пенсионерский, состав жил своей жизнью, индивидуальной. Энергичным был только я. Кроме подвальных трудов, ухитрялся ещё находить силы и время, бегал к телефонам-автоматам, звонил по телефонным номерам доставшегося Мишиного наследства. Номеров было не очень много и в основной массе они разочаровали меня. Среди них нашлось ещё только два коллекционера, кроме уже известного Тимофея Карловича. Один собирал старые книги, рукописи, а второй собирал картины. Все остальные были посредниками, перекупщиками, дела с ними иметь боялся, по указанным раньше причинам. Любой незаконный бизнес был под пристальным вниманием криминала и власти, а к какой категории отнести мой бизнес? Торговля ворованными экспонатами, из запасников музея, явно подпадала под определение незаконного! Поэтому телефоны перекупщиков вычёркивал сразу и без сожаления. Так тянулись часы-секунды, слагаясь в сутки. И вот наступил, назначенный мной же, день.

Дотерпел до 11 часов с большим трудом. Работающий телефон-автомат, нашёл ещё в 9.43 и честно крутился около него. Когда набирал номер телефона Тимофей Карловича, сердце бешено колотилось в груди, а в горле стоял ком. На третьем гудке трубку сняли. С трудом проглотил стоявший в горле ком, поздоровался. Прикрывать платком микрофон трубки не требовалось, сам не узнал свой осипший голос. Естественно не узнал его и Тимофей Карлович. Ответив на моё приветствие, он спрос:

— Кто это?

Бешено колотящееся сердце упало куда-то в район желудка. В голове пронеслось:

"Всё! Приехали! Сейчас он скажет, что не знает меня или что я ошибся номером".

С трудом выдавил из себя:

— Евгений Вас беспокоит...

Понятно, какого ответа ждал! Но из наушника раздался новый вопрос:

— Евгений? Что с Вами? Вы простыли? Не можете встретиться? Извините, но мы хотели бы иметь дело с Вами, а не с Вашими посланниками. Если нужно, то мы готовы, приехать к Вам ...

Сказанное медленно дошло до меня. Сердце перестало колотиться и вернулось на своё место. Пропал и ком в горле. Уже нормальным голосом ответил:

— Спасибо за внимание! Я здоров, это просто микрофон у трубки плохой. Как понял, Вы всё проверили и хотите встретиться, чтобы закончить дело? Назначайте место и время.

Тимофей Карлович ответил сразу:

— Подъезжайте ко мне домой! Если не возражаете, часа в 2, если Вам удобно?

Удобно ли мне? Да я готов был лететь немедленно! Но ответил другое:

— В 14.00? Хорошо, постараюсь быть вовремя.

Мой собеседник меня успокоил:

— Мы подождём! Записывайте адрес.

Записывать я не стал. Названный им адрес был на известной любому москвичу, Бережковской набережной, места обитания самых "простых" граждан, столицы нашей Родины, запомнить нужно было только номер дома и номер квартиры. Это было не трудно. Бросив в трубку:

— Записал, до встречи.

Повесил её и вытер вспотевший лоб. Разговор дался нелегко. До назначенного времени встречи нужно было успокоиться, взять себя в руки. Жалко, не умею медитировать, придётся искать другие пути. К указанной улице ехал кружным путём, радуясь каждой пробке или затору на дорогах дневной Москвы. Увы, в 12.23 был на месте, сидел в машине возле сталинского дома, самого элитного жилья не только тех лет. Теперь предстояло медитировать до назначенного времени. Этим и занимался, гипнотизируя стрелки часов. А они не поддавались и ползли очень медленно по циферблату часов. Надоело всё. И окружающий вид, и музыка из радиоприёмника в моей машине, и всё остальное. Но наконец, дождался ...

В 13.52 вышёл из машины и направился к массивной двери нужного мне подъезда. Открыл её и ..., будто вернулся во времена "отца всех времён и народов". Нет, я не жил в то время, знал его только по кинофильмам, но узнал безошибочно, ибо я вошёл в вестибюль. Да, вестибюль! Большое помещение, облицованное мраморной плиткой, с фикусами в кадках и консьержкой. Это не было новомодным величием, всё это принадлежало ещё той старой стране и говорило о принадлежности жильцов этого дома к партийно-государственной элите ушедшего государства, не бедствовавшей и в новом государстве. Уже знал, что бывшие директора и другие чиновники ушедшего государства стали хозяевами всего доверенного им в управление народом имущества своего народного государства. Но это сделал не я, а главный отец приватизации, родивший "ваучер" для каждого гражданина новой страны на 10 рублей, так он оценил долю людей в имуществе старой страны, на бумаге. Затем эти бумаги скупили эти же директора, понятно, через подставных лиц. Но народ получил всё что хотел, демократию, на бумаге и жизнь, как за границей. Когда всё принадлежит немногим, а не всему народу огульно. Как говорят:

"За что боролись, на то и напоролись!"

К тому, что видели мои глаза, эти высказывания отношения не имели, хотя и было результатом этих завоеваний. Вот гуманитарий, интеллигент ....! Снова стоны и растекание мыслей. Язык без костей, а мысли не материальны и не тяжёлые. Правильно поругал себя? Ещё могу и побить, но не очень сильно. Надеюсь, понимаете почему? Итак, вестибюль ...

Доводчик закрыл дверь за моей спиной. Передо мной были пять мраморных ступенек ведущих на обширную площадку вестибюля, в конце этой лесенки сбоку стоял массивный стол того старого времени. Такой стол был у моего деда по отцовской линии. Когда мы приезжали с родителями к ним в гости, я старался захватить место за ним, но меня быстро изгоняли. Это было главной реликвией семьи, подтверждающей статус толи деда, толи прадеда в епархии власти народного государства. На этом близнеце того стола стояла лампа-близнец дедовой. Мраморная подставка, металлическая стойка корпуса и абажур, таблетка-абажур из матового стекла. Столешница стола была обтянута зелёным сукном и закрыта куском толстого стекла. За этим столом сидел мужчина. Седой ежик волос венчал его голову, его внимательные глаза с тёмными зрачками смотрели на меня, казалось, заглядывали в саму душу. Ощущение было не самым приятным. Одет он был в военный китель без погон и петлиц, но с несколькими рядами наградных планок, защитную рубашку и галстук. На столе стояли два телефона, красный и белый. Портили этой старый интерьер две фигуры молодых парней в чёрных костюмах, белых рубашках с галстуками. Их коротко остриженные волосы на голове роднили их с образом героя 90 годов, но в спортивном костюме и килограммовой цепью на шее. Понять было трудно толи это тот герой, сменивший спортивный костюм, толи это потомки того героя. Я всегда старался держаться от таких парней подальше. Пока это мне удавалось.

Преодолев ступени, остановился перед столом со "стражем" и вежливо произнёс:

— К Тимофею Карловичу прибыл Мохов! Мне назначено! Позвольте пройти? Или паспорт и военный билет предъявить? Могу сдать и анализы!

Сидевший за столом мужчина, на мой пассаж никак не отреагировал. Не отводя от меня буравившего мою голову взгляда, он снял трубку белого телефона, не смотря на диск, набрал на нём три цифры, дождался ответа и произнёс:

— К Вам некто, назвавшийся Моховым. Говорит, ему назначено.

Выслушав ответ, положил трубку и кивком головы разрешил мне идти к лифту. Я сделал шаг и попал в общество или окружение толи самих героев лихих 90, толи их потомков. Один из них двинулся впереди меня к двери лифта, второй шёл сзади меня. Конвоировали или стерегли, чтобы не сбежал? Идущий, впереди меня парень, нажал кнопку вызова, пропустил меня в открывшуюся дверь кабины. Конвоирующий меня парень, зашёл в кабину вслед за мной, нажал кнопку нужно этажа. Дверь лифта закрылась, кабина заскользила вверх. Любоваться кабиной не мог, стоящий сзади парень раздражал меня, отвлекал. Наконец кабина остановилась, дверь открылась. Здесь меня ждал новый представитель загадочного вида людей нового времени. Он принял меня и провёл к открытой двери левой квартиры. На этом этаже их было всего две. Пропустив меня в дверь, он закрыл её за моей спиной, жестом руки указав мне направление движения. Прихожую особо рассмотреть не успел. Определил только, что она размером была с выделенную мне бабушкину квартиру и имела три двери. Возле двойной двери меня уже ждал Тимофей Карлович с приветливой улыбкой на лице и протянутой для приветствия рукой. Он с места не двинулся, пришлось мне идти к нему. Шёл и гадал, какой обряд встречи будет проводиться? Целование монаршей руки или снисходительное братское обнимание? Желания участвовать ни в одном из перечисленных обрядов не имел. Наверное, это легко читалось на моём лице, ибо хозяин ограничился рукопожатием и приглашением проходить в комнату. Здесь он проявил скромность. Помещение, названное им скромно "комнатой" было натуральным залом метров в 40 квадратных обставленной старинной резной мебелью, с картинами на стенах и с тремя дверями в них. Заметили? Три двери в прихожей, три в комнате. Дом был построен в году 50 и явно не состоял из народных коммуналок. Это говорило о том, что или родители и сам Тимофей Карлович были не простыми винтиками во власти народного государства, или он купил эту квартиру. Хотя какое-то чувство подсказывало мне, что эта квартира была не купленной. Но вопросы задавать было не когда, я был приглашён сюда совсем по другому делу и за большим столом меня ждал мой второй клиент Николай Иванович. Он встал и протянул мне руку, счастливая улыбка сверкала на его лице. Им было хорошо! А каково было мне? Скажу честно. Неуютно и страшно. Только в это мгновение понял, что поступил опрометчиво, сунувшись в логово Тимофея Карловича. Вынести меня отсюда могут и по частям, главное, что никто не заметит, не вспомнит, мой приход сюда и последующее исчезновение. Был и исчез. В эти годы таким никого не удивишь. Новое государство граждан не считало, лишних, не нужных людей хватало, дела до жизни обычного, простого человека у власти, точнее тех, кто её представлял, не было. Как мог, старался подавить свой страх, отогнать эти страшные мысли, унять дрожь в коленях. А гадкие мыслишки не оставляли мой разум:

"Ну, зачем мне эта погоня за богатством? Мёртвому ведь оно не понадобиться, лучше жить было бедным, но жить! Теперь моя бедная и никчемная жизнь была мне желанна, любима. Увы, меня уже не спрашивают, сам влез в логово зверя. Достойно умереть? А кому это надо? Мне от героической смерти ничего не обломиться. Всё равно будет больно, если захотят помучить. А ведь захотят!"