Сага о чернокнижнике

* * *

Четыре дня я двигался лесом, благо, он оказался обширным. За это время я слегка прибарахлился, обзаведясь кое-какой одежонкой, более-менее сносными ботинками, парой комплектов белья, стыренного с бельевой веревки, а также шапкой. Шапка, пожалуй, была важнейшим приобретением: на второй день я решил укоротить волосы, которые за два года мне никто не стриг, и обнаружил, что являюсь пепельно-платиновым блондином, натуральным, само собой. Никто из виденных мною людей таковым не был, значит, это не норма, а примета, так что шапка пришлась как нельзя кстати.

Среди прочих моих приобретений были широкий охотничий нож, который я сразу же превратил в наконечник самодельного копья, небольшой топор, котомка и плохонький плащ. Если не считать копья, я выглядел примерно так, как должен выглядеть бедняк, бродяга или кочующий батрак. Копье я сделал из опасения все-таки повстречать зверя и во время вылазок по деревням оставлял его в лесу.

Еще за эти четыре дня я неплохо отъелся. В одной кладовой при сарае я нашел солидный запас копченого мяса — не иначе, закололи барана — и килограмма четыре с лишком уволок. Вкупе с легкодоступными яблоками, грушами и овощами на грядках получился такой рацион, который и по меркам земного сироты весьма неплох.

Мне крайне помог тот факт, что собак в деревнях практически нет. То есть, они были, я видел издали, как из скромного, но явно господского экипажа, типа прогулочной коляски, вышла дама, которую сопровождала комнатная собачка. Вторую собачку я видел на руках сельской девочки в зажиточной одежде, но ни одной мало-мальски крупной собаки не видал. Более того, я обнаружил одну хрень, которая поставила меня в тупик.

Соль. Обычная соль. Но вся штука в том, что в этом мире она играет иную, странную и непонятную мне роль. Из соли насыпают дорожки поперед дверей в хлевах, и заглянув в одно окно, я увидел там за стеклом дорожку из соли. Хм... Защита от злых сил? Потому что если от магии, то соль никак не помешала мне убежать из Цитадели.

Помимо этого, я обратил внимание на отсутствие крупного скота. Кроме коней — ни быков, ни коров, ни свиней. Овцы и козы — масса, птицы не счесть, но вот крупного ничего нет. Странно.

Вечером четвертого дня я решил, что стоит рискнуть и зайти в какое-нибудь поселение, просто для того, чтобы начать осваиваться и присматриваться к обществу. К тому же, мясцо подошло к концу, а в кармане — несколько мелких монет. Можно ради эксперимента зайти в какой-то кабак и попросить накормить меня на эти деньги.

Тут внезапно лес закончился, впереди я увидел небольшой городишко, недалеко ушедший от деревни, а далеко-далеко на горизонте — массивный горный кряж.

Ладно, решил — буду придерживаться плана. Страшновато, конечно, но и оттягивать бессмысленно.

Городок и правда задрипанный. Все довольно средневеково, но с налетом несколько более цивилизованной эпохи. Люди в примерно такой же одежде, как и я, лицами смахивают на европейцев, как, впрочем, и паладины ордена.

Поскольку я пришел в город по дороге, предварительно спрятав нож в котомку, то особого внимания к себе не привлек. Придорожная не то корчма, не то таверна отыскалась почти сразу. Смеркается, внутри свет неяркий, значит, полумрак. Меня устраивает.

Я толкнул дверь и вошел. Внутри сидят люди, преимущественно занятые едой, пара человек потягивает что-то из кружек, напротив двери за стойкой — толстый корчмарь.

Когда я вошел, то почему-то сразу привлек к себе нездоровое внимание. Негромкий говор как-то приутих, ложки перестали скрести по дну тарелок. Хреновый признак, очень. И хозяин как-то подозрительно смотрит.

Бежать поздно. Сделаю вид, что ничего странного не происходит, авось пронесет.

Я пошел прямиком к корчмарю и, не доходя, заранее поздоровался:

— Это, доброго вам вечера...

— Тебе чего? — подозрительно спросил корчмарь, и я обратил внимание, что его правая рука скрыта под столом.

— Так это, поесть бы чего попроще с дороги, — сказал я и положил на прилавок несколько монет.

Мое дурное предчувствие усилилось еще больше и стало очень дурным: хозяин не посмотрел на деньги, он смотрит только на меня. Черт, черт, черт!

— А откуда ты такой к нам пожаловал?

А мест-то я не знаю и названий! Хотя...

— С Олерона. Там и раньше батрачить было не особо легко, а как начали виноградники некоторые болеть и чахнуть — совсем невесело стало... Тут работу найти как-то полегче, чем там.

Видимо, моя версия его убедила, потому что взгляд потерял подозрительность, по крайней мере, частично.

— А твои родители кто такие?

Вопрос, конечно, странный, но...

— У меня их нету. Сирота я, родителей не помню.

Тут внезапно заговорил один из посетителей, худой бородатый парень лет тридцати.

— Да полно тебе, Финн, ты вообще хоть раз в жизни видел нищего дагаллонца? — ухмыльнулся он. — Это полукровка, на Олероне их больше, чем где-либо.

Вау, неужто угадал случайно? Еще бы узнать, кто такие дагаллонцы.

Тут хозяин перевел взгляд на мои деньги, наконец, и выудил из кармана предмет, оказавшийся магнитом. Им он собрал монеты, ссыпал к себе в карман и позвал кого-то из внутреннего помещения. А я сразу же на ус намотал: тут железо в качестве драгметалла выступает. Учтем-с.

Из кухни появилась не то служанка, не то дочка хозяина, скорее все-таки дочь, потому что полная, румяная и одета, с виду, неплохо. Лет двадцать, красотой не блещет, но миловидная, и общий облик мягкий. Она принесла мне тарелку гречневой каши и большую сардельку, а также солидный ломоть хлеба.

— Тебе пива или молока? — голос тоже мягкий и тихий, но не робкий. Дочка.

— Молока.

Молоко, естественно, оказалось козье. Или, может, овечье, но не коровье, это точно.

Я принялся за еду, быстро прикончил кашу и колбасу и взялся за молоко, как тут в таверне появились новые лица.

Точнее, личико и морда.

Личико принадлежало молодой хрупкой женщине или юной девушке, навскидку от восемнадцати до двадцати пяти, судя по одежде — богачка или даже дворянка, холеная и ухоженная, так что вполне может выглядеть моложе настоящего возраста.

У нее за спиной возвышалась 'морда'. Точнее, не морда, а шкаф, потому что сквозь дверной проем была видна фигура по плечи. А вот когда шкаф наклонился, чтобы не снести облаченной в шлем типа мориона головой косяк — тогда в поле зрения показалась собственно морда. Ну или харя, размером вдвое больше моей головы. Ну и мордоворот, однако, у него каждый кулак размером с гирю. Здоровенная алебарда в его руке смотрелась как-то жалко, ему бы телеграфный столб в качестве оружия подошел больше. А когда на пол ступает — епта, прям столы подпрыгивают!

Когда дворянка вошла в трактир, присутствующие поснимали шапки, но никто ничего не сказал, вставать и кланяться тут, видимо, тоже не принято. Учтем. Правда, толстяк-хозяин был единственным, кто поклонился, то ли потому, что хозяин заведения должен выражать свое почтение иначе, то ли потому, что у него не было шапки, чтобы снять.

Я последовал примеру других и тоже снял шапку, стараясь не интересоваться ничем, кроме своей трапезы. Интересно, что леди забыла в таком захудалом придорож...

— Кто-нибудь поденной работой интересуется?

Ах вот оно что... Тут так принято, что господа сами себе работников ищут в таких вот дырах? А голос мягкий и приветливый... Тут я обнаружил, что практически все присутствующие, кроме новоприбывших, смотрят на меня. Черт, ведь я же изначально вызвал кучу подозрений и развеял их только легендой батрака, и если я сейчас промолчу — это будет ну очень странно.

— Эм-м, ежели в поле или на строительстве — то я, госпожа, — я постарался, чтобы мой голос звучал робко. — Куда и когда прийти велите?

Она скажет, куда и когда, а что я потом туда не приду — этого посетители трактира не узнают, да и я далеко буду...

— Пошли, — сказала она вместо ответа и повернулась к выходу.

Черт, ситуация выходит из-под контроля. Деваться некуда, батрак-бродяга не должен заставлять себя упрашивать. Я залпом допил молоко, сунул недоеденную краюху хлеба в карман, взял котомку с пола и пошел следом. Уже на выходе обернулся — а все смотрят мне вслед, и хозяин, и его дочка, и посетители, и как-то очень-очень подозрительно. Что с ними не так, а? Почему здесь не любят дагаллонцев, на которых я чем-то похож?

На дороге у трактира стояла карета дворянки. Это как, она меня подвезет, что ли? Что-то мне с трудом верится, что тут у господ принято в своих каретах батраков возить...

— Ездим быстро, смотри не свались с запяток, — мрачно напутствовал меня мордоворот.

Вот теперь все на своих местах. Слуги на запятках господских карет ездили, я мог бы и сам догадаться... А 'морда' на меня смотрит так, словно я переспал с его сестрой и фотки в интернет выставил...

Дворянка села в карету, морда сел рядом с кучером — а как иначе, один хрен он в карету бы не поместился, ни внутрь, ни в дверь — ну а я стал на запятки и ухватился за специальные ручки, деваться-то некуда.

И мы поехали. Морда не врал, четверка лошадей тащила экипаж весьма шустро. Карета прокатилась по главной улице городка, выехала за его пределы и вскарабкалась на горку, где раскинулось весьма солидное такое имение, не особо большое по площади, но с массивным готичным особняком в три этажа.

Я присмотрелся к ограде — решетчатая, позеленевшая. Вроде, перебраться проблемы не составит...

Тут у меня мелькнула здоровая мысль. Как сказал один сценический 'браток' в исполнении известного комика, 'братва меня где угодно сыщет — но только не в театре!'

Действительно, что должен делать сбежавший колдун? Да без понятия, но зато я знаю, чего он делать не будет: наниматься батрачить к местной дворянке. Если я некоторое время тут поживу и поработаю — освоюсь, пережду, немного восстановлю форму и окрепну, небось, деньжат заработаю чутка, если не обидят, а уж кормежка тут полюбому будет получше, чем в темнице.

Как только карета остановилась во дворе, моя новоявленная хозяйка вышла из нее, даже не посмотрев в мою сторону, но бросила мордовороту:

— Покажи ему, где кухня.

В принципе, может статься, она неплохой человек, но дворянке, будь она сорок раз доброй, все равно не о чем говорить с батраком. Правда, странно, что она ищет работников лично, могла бы и 'морду' послать, но...

В этот момент 'морда' очень доходчиво объяснил мне, почему хозяйка сама ходит по трактирам, а не его посылает.

— Вот там кухня, — показал он, — спросишь — накормят. Вон там сеновал.

Но при этом он смотрел на меня страшнее, чем Ленин на буржуазию.

— Простите, я вам чем-то не угодил? — несмело спросил я.

— Нет, ничем, — буркнул он, но его голос, выражение лица и взгляд говорили обратное: 'всем, включая сам факт твоего существования'.

Вот тут мне снова захотелось задать стрекача. В самом деле, даже если мне когда-то придется отвечать на вопрос, мол, а какого такого черта я сразу же удрал, ответ у меня уже есть: мол, это, охранника испугался.

Короче говоря, ночью сваливаю, решено.

Но вначале я пошел на кухню для слуг. Не то чтоб я очень голоден, кормежка в трактире была щедрой, но вызывать подозрения не стоит, к тому же, я бы преспокойно умял еще одну такую порцию, как в трактире.

На кухне меня встретила более-менее обыкновенная женщина лет сорока.

— Доброго вечера, — поздоровался я, — госпожа сказала тут поесть спросить...

И эта женщина, вроде бы не страшная, как тот мордоворот, посмотрела на меня таким же нехорошим взглядом, и сразу мне захотелось спросить, что с ними всеми не так — или что со мной не так? Ну мордоворот еще понятно, он охранник и телохранитель, и потому профессия просто обязывает его видеть в каждом приблудном голодранце потенциальную проблему. Но вот эта повариха — ей-то я чем не нравлюсь?

Но еды в миску она мне навалила, не скупясь, до краев: густая похлебка, в ней не то фасоль, не то бобы. Сунув туда ложку, я обнаружил, что среди бобов встречаются куски мяса, а сама похлебка пахнет весьма аппетитно.

И на вкус она оказалась тоже весьма недурственной, я подумал и пришел к выводу, что такой вкусной и хорошей еды мне и в детдоме есть не приходилось, за колонию вообще молчу, а уж про застенки Цитадели...

И тут мое желание сбежать дало трещину. Здесь странная прислуга, но вроде бы неплохая хозяйка, если даже челядь так кормят, не скупясь. Надо поразмыслить над всем этим как следует.

Доев, я вежливо поблагодарил повариху, взял свою котомку и пошел на сеновал. По пути мне встретилось всего двое, оба не то конюхи, не то плотники, они ничем толковым не занимались, просто шли через двор и один другому что-то рассказывал. Ну да, вечер поздний, работы уже закончились. Судя по тому, что вот эти двое не спешат свалиться без задних ног — как минимум они, стало быть, за день не надорвались, и на прорабов или там другое начальство не похожи. Маловероятно, что тут над батраками стоит надсмотрщик с кнутом, одним словом.

Вот что мне не понравилось — так это то, как они на меня посмотрели. Да что за нахрен-то?!

Я отыскал сеновал — никого. Помещение крытое и капитальное, ничем не воняет. Пожалуй, тут ночевать будет в сто раз комфортней, нежели в лесу.

Я проверил, как там поживает моя крыса в кармане — оказалось, что очень даже ничего. Тут большой вопрос, что мне с нею дальше делать и где держать... Ладно, утром я спрошу, не найдется ли тут какой клетки, ящика, чего угодно. Правда, тут надо будет еще объяснять, на что мне крыса...

Я рухнул в сено. До чего же приятно растянуться так после трудного дня... Правда, соломинка лицо щекочет... Я смахнул ее с лица, но случайно задел губы...

Губы!!! У меня шрамы после зашитого рта, а я еще удивляюсь, почему на меня все так странно и подозрительно косятся!!! Какой же я идиот! Видимо, мне рано или поздно придется объяснять свои шрамы, надо бы что-то придумать...

А придумать оказалось несложно. Раз я похож на какого-то дагаллонца... Ладно, там тому и быть. Меня однажды приняли за колдуна, схватили, связали, зашили рот. Не паладины ордена, конечно, вроде бы за ними не водится такой произвол по отношению к невиновным. Ну да, схватили простые недалекие горожане или там селяне, рот зашили, чтоб не проклял их, отдали ордену. А те быстро разобрались, что я не маг, и отпустили... Но я перед тем несколько дней провел в темнице, и там подружился с крысой, когда выпустили — забрал ее с собой. Ну а что, у бродячего батрака друзей как бы не полк, тут и крысе будешь рад, с ней хоть поговорить можно, она, правда, не отвечает, но слушает терпеливо и не перебивает... Ну да, все гениальное всегда просто.

С этой мыслью я и заснул.

* * *

Спал я очень хорошо, как говорится, без задних ног, даже без сновидений или крысиных прогулок. Правда, под утро немного поворочался — как-то оно жестковато стало на сене и холодновато...

Пощупав рукой вокруг себя, я почему-то наткнулся на холодный камень. Пощупал другой — нащупал холодный металлический прут.

Открыв глаза, я обнаружил, что снова нахожусь в клетке, только уже не в темнице, а куда более страшном месте.